ФЕДОРОВ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

АВТОБИОГРАФИЯ (окончание)

РАБОТА УЧЕНОГО-ФИЗИЧЕСКОГО ХИМИКА В АКАДЕМИИ НАУК СССР/РАН

Моя трудовая деятельность после окончания МГУ прошла в 1965-1998 г.г. в Академии наук СССР/России в трех местах — в Институте элементоорганических соединений (ИНЭОС) АН СССР, в Президиуме АН СССР и в Институте геохимии и аналитической химии (ГЕОХИ) АН СССР/РАН. За это время стал сначала кандидатом химических наук (1967 г.), а потом доктором тех же наук (1983 г.).

ИНЭОС АН СССР

После университета работал научным сотрудником ИНЭОС АН СССР: в 1965-1966 г.г. в качестве стажера-исследователя в лаборатории М.Е.Вольпина (1923—1996) и в 1967-1972 г.г. — младшего научного сотрудника в лаборатории А.И.Китайгородского (1914—1985), а в 1972-1978 г.г. — в качестве внештатного научного сотрудника, поскольку работал в это время в Президиуме АН СССР.

В ИНЭОС в те годы существовали лаборатории S-органической, F-органической, P-органической, N-органической химии и т.п. Для меня постоянной специальностью стал новый, бурно развивавшийся и особенно важный для органической химии раздел физической химии — спектроскопия ядерного магнитного резонанса (ЯМР) и ее применение для исследования органических, в том числе элементоорганических соединений. В рамках этой работы я руководил работой двух авторов кандидатских диссертаций, которые были успешно защищены. Структурно группа ЯМР входила в состав лаборатории структурного анализа А.И.Китайгородского и, поскольку она пользовалась спектрометром ЯМР с тяжелым железным магнитом, находилась в подвале. Приборы ЯМР производились в зарубежных странах. Поэтому группа ЯМР ИНЭОС занималась и активной общественной работой, связанной с необходимостью иметь и в институте и в стране современный спектрометры ЯМР с более высоким разрешением. Особенно активно это проходило по линии комиссии по радиоспектроскопии АН СССР.

В качестве неожиданного воспоминания помню разговор в коридоре с одним научным сотрудником, который только что вернулся из Чувашии и хвалил построенный мощный химический комбинат. Лишь через много лет я понял, что речь тогда шла о новейшем заводе по производству, помимо прочего, новейшего химического оружия.

В ИНЭОС я немного занимался и общественной работой по комсомольской линии, с том числе был секретарем комсомольской организации. В частности, мы устроили вечер встречи с поэтом Арсением Тарковским (1907-1989). На партийных собраниях я сидел обычно на задних рядах. На собрание коллектива института, которое поддержало ввод советских войск в Чехословакию в августе 1968 г., не попал. В ту ночь я провожал своего армейского приятеля по г.Камышину. Мы всю ночь бродили по Москве, разговаривали. Он ехал на границу туда как техник по ремонту танков. Танки ушли вперед, а техников отправляли во втором эшелоне — через несколько дней. После бессонной ночи я проспал и пришел в институт, к счастью, позже собрания.

ПРЕЗИДИУМ АН СССР

Помимо собственно научной работы, я проявлял активность по линии спектроскопии ЯМР, потому что международный уровень научных результатов во многом зависел от качества спектрометров. К сожалению, этот вид научного приборостроения был слишком сложен для нашей страны тех лет. Именно тогда я напрямую столкнулся с тем, что наши научные приборы – это по существу слонопотамы, которыми пользоваться для серьезных необоронных исследований было не так просто. Недавно образованное Управление научного приборостроения АН СССР пыталось что-то делать, и именно поэтому я в 1972 г., в пик брежневского застоя согласился стать заместителем начальника этого Управления по научной части, полагая, что смогу внести свой вклад в принципиальном изменение ситуации. В этой должности я служил в Президиуме АН СССР в 1972-1978 г.г. Пытался заниматься развитием разработки и производства важнейших научных приборов в рамках конструкторских бюро, имевшихся в те годы в АН СССР. Для активизации отечественных приборостроительных возможностей ездил по стране и имел много разных встреч. В частности, во время поездки в Белоруссию на меня вышел активный профессор С.С.Шушкевич, в то время заведовавший кафедрой ядерной физики Белорусского государственного университета им.В.И.Ленина. У нас случилась длительная беседа, хотя продления тот контакт не имел: советские ядерные физики финансированием тогда не были обижены, в отличие от ученых других специальностей, нуждавшихся в добротных научных приборах. Мне и в страшном сне не могло присниться тогда, что впоследствии уже в должности руководителя Советской Белоруссии именно этот профессор примет учавстие во встрече на-троих в Беловежской Пуще, закончившейся роспуском Советского Союза.

Параллельно я занимался организацией сотрудничества по тематике научного приборостроения с научными и производственными организациями социалистическими странами. В связи с этим ездил в командировки в ГДР, ЧССР и ПНР. Первая поездка состоялась в 1974 г. в ГДР. С компетентными лицами состоялся общий разговор о возможном будущем сотрудничестве в области научного приборостроения. Одним их пунктов той поездки был Дрезден. Правда, будущий борец за советско-немецкую дружбу В.В.Путин мне не попадался (он там оказался в 1985 г.) — я был рад еще раз полюбоваться картинами Дрезденской галереи. Среди других воспоминаний о той поездке — посещение острова музеев в Берлине и лицезрение ворот царицы Иштар. Во время поездки в ЧССР я пытался наладить сотрудничество с фирмой «Тесла» (Брно). Ну а во время командировки в ПНР было любопытно лицезреть, как поляки пытались втюрить нам макет спектрометра ЯМР, разрабатывавшийся в сарае на земляном полу. Потрясением было, конечно, первое знакомство с западным миром, реальный вид которого не совпадал с образом, создававшимся советской газетной пропагандой. В 1976 г. я возглавлял экспозицию Академии наук СССР на традиционной Ганноверской промышленной выставке-ярмарке (ФРГ), на которой мы попытались заинтересовать Запад некоторыми типами наших научных приборов. Впрочем, Д.А.Медведев на той ярмарке в Ганновере мне не попадался — он представлял там Россию в 2006 г.

Это были мои первые поездки за рубеж, они осуществлялись по служебному (серому) паспорту, выдававшемуся управлением внешних сношений АН СССР (советская граница была в те годы на прочном замке).

Жизнь, однако, показала, что проблема отставания научного приборостроения нашей страны была системной. Научные приборы для необоронных и оборонных исследований у нас были плохие не потому, что чего-то не досмотрели, а потому что такова была сознательная политика руководства страны. Они могли бы быть хорошими, но только в том случае, если бы все силы не бросили на подготовку к войне. В общем все это надо было понять. Поэтому, когда в рамках очередной внутриакадемической интриги начальники решили, что руководить научным приборостроением в АН СССР должен начальник СКБ аналитического приборостроения В.А.Павленко (1917—1997) из Ленинграда, я с удовольствием из Президиума АН СССР вернулся в 1978 г. в науку, тем более что и в годы работы в Управлении я не прекращал работать по своей проблематике в научных библиотеках. Дело в том, что ленинградское СКБ занималось и оборонными, и необоронными приборами, а В.А.Павленко страсть как хотел стать член-корреспондентом АН СССР, коим он и стал в 1979 г. Что касается научного приборостроения в стране, то цену его «достижениям» проверила острейшая проблема уничтожения химического оружия, возникшая в 1990-х годах. Оказалось, что и приборы В.А.Павленко из АН СССР, и приборы Ю.М.Лужкова из министерства приборостроения и средств автоматизации по чувствительности оказались в тысячи раз хуже, чем требовали санитарные нормы загрязнения отравляющими веществами окружающей среды в населенных пунктах. В свою очередь это обстоятельство создало так и нерешенные проблемы безопасности для населения, жившего вокруг складов химического оружия, когда начались практические работы по уничтожению отравляющих веществ.

ГЕОХИ АН СССР/РАН

Двадцать лет в 1978-1998 г.г. я работал старшим/ведущим научным сотрудником ГЕОХИ АН СССР/РАН, возглавляя группу ЯМР. В аналитическом отделе института занимался использованием спектроскопии ЯМР для решения проблем неорганического анализа. Первые годы работы в ГЕОХИ я занимался также обобщением накопленного в 1965-1978 г.г. научного материала в двух направлениях — оформлении докторской диссертации и подготовки и издании научных монографий на темы ЯМР-спектроскопии как методв физико-химических исследований.

В 1981 г. на ученом совете ИНЭОС АН СССР, где я в свое время проработал 7 лет, была рассмотрена моя докторская диссертация на тему «Исследование структуры, сольватации и реакционной способности органических производных тяжелых непереходных металлов методом ЯМР высокого разрешения», явившейся результатом обобщения всех накопленных к тому времени моих научных результатов. Происходило это в условиях отсутствия «крыши» — в виде какого-либо академика или поддержки со стороны соответствующей научной тусовки. Строго говоря, у меня не было никакого желаниял прислоняться к подходящему академику, а суетиться в тусовке не было времени — работа в Президиуме АН СССР была достаточно напряженной. Перед защитой диссертации меня предупредили, что желательно сходить к академику М.И.Кабачнику (1908—1997), руководителю лаборатории фосфорорганической химии ИНЭОС АН СССР, и найти возможность поклониться. Я не счел это необходимым и был за это наказан — во время защиты сей академик нашел возможным сказать в мой адрес нелестные слова, разумеется, не имевшие отношения к содержанию самой диссертации. Лишь через много лет я с удивлением узнал из архивов о мифичности заслуг сего академика. Дело в том, что в годы войны он в качестве научного сотрудника Института органической химии АН СССР находился в эвакуации в Казани и работал в научном учреждении, где лидером был великий советский специалист в области фосфорорганической химии академик А.Е.Арбузов (1877—1968). Именно А.Е.Арбузов создал в первые годы войны новое отравляющее вещество «молит» (которое было также создано немцами и ныне известно миру как «зарин»). Трудно сказать, как гость из Москвы сумел увести сей секрет у хозяина, но Сталинскую премию в 1943 г. выписали… М.И.Кабачнику, что вызвало бурю негодования у казанских химиков. Другим лицом, высказавшим отрицательные слова в адрес моей диссертации, был троечник с нашего курса В.С.Петросян. Я не помню, что именно он наплел, но его упрек, что я будто бы не ссылался в своей диссертации на его публикации, был чистым враньем — ссылок было 14 штук, равно как и были ссылки на работы соответствующей научной тусовки. Было ясно, что диссертацию мою В.С.Петросян просто не видел, а вот с проблемой человеческой зависти наше человечество справиться пока не может.

В общем после такой странной дискуссии диссертацию мою Высшая аттестационныя комиссия (ВАК) на всякий случай не утвердила, и я, проработав потом в соответствующем научном совете ВАКа 9 лет, видел, как и почему это делается. Короче говоря, поскольку моя диссертация была результатом создания целого научного направления и надо было двигаться дальше, я не стал тратить время и силы на создание «крыши», а подал работу второй раз для защиты в более серьезном учреждении — Институте химической физики АН СССР. Заодно я позвонил академику О.А.Реутову и поинтересовался, не предполагает ли он вновь наслать на мою повторную защиту своего любимца В.С.Петросяна. Академик заверил, что не пошлет, и защита в 1983 г. прошла вполне нормально — с дискуссией, но без интриганских изысков. Ну а закончился этот эпизод моей жизни публикацией научной монографии: Федоров Л.А. «Спектроскопия ЯМР металлоорганических соединений». Москва: «Наука», 1984 г., 248 с.

А в самом ГЕОХИ АН СССР/РАН в рамках своей профессии, помимо экспериментальной работы, я занялся общими вопросами применения ЯМР-спектроскопии в неорганическом анализе. Так появились еще две научные монографии:

* Федоров Л.А. «Спектроскопия ЯМР органических аналитических реагентов и их комплексов с ионами металлов». Москва: «Наука», 1987 г., 296 с.
* Федоров Л.А., Ермаков А.Н. «Спектроскопия ЯМР в неорганическом анализе». Москва: «Наука», 1989 г., 246 с.

Закончил развитие экспериментальной техники ЯМР я вместе с Л.И.Брежневым в ноябре 1982 г.: он — жизнь в нашем несовершенном мире, я — отмену уже принятого в Госплане СССР решения о покупке для нашего института на Западе новейшего спектрометра ЯМР (за валюту, поскольку рубли у института были, а преобразовывать их в валюту могла только верховная власть). После кончины Л.И.Брежнева этот проект сорвался, поскольку начальству Госплана была не ясна будущая политика партии и правительство в области науки (обычной, несекретной).

Жизнь чистого несекретного ученого я закончил в 1984 г. вместе с Ю.В.Андроповым в силу вполне прагматических причин: он — завершил земной путь, я — нейтралитет по отношению к нашей бюрократии, вполне сознательно не решавшей очевидные и весьма серьезными экологические проблемы страны.

Экспериментальную работу на спектрометрах ЯМР закончил вместе с советской властью по случаю нового 1992 г.: она — в связи с распадом СССР, я — в связи с трудностями в новой стране регулярного получения жидкого гелия (раз в неделю) и невозможностью его заливать в сверхпроводящий магнит пожилого спектрометра ЯМР, работавшего в ГЕОХИ АН СССР. Так началась особо интенсивная теоретическая работа по специальности.

Что касается общественной составляющей моей жизни в ГЕОХИ АН СССР, то в ней случился неожиданный поворот. Однажды я не смог соблюсти обычай сидеть на партийных собраниях на задних рядах (не было мест), в результате чего был замечен президиумом отчетно-выборного собрания и предложен к избранию в очередное партбюро. После избрания при распределении ролей мне досталась обязанность отвечать за утверждение в райкоме КПСС характеристик для выезда сотрудников института в зарубежные научные командировки. Не будучи интриганом, не заседаниях выездной комиссии в райкоме КПСС я яростно защищал утверждение к выезду всех рекомендованных институтом, вследствие чего неожиданно для руководства института получилась стопроцентная утверждаемость характеристик. Как результат я получил от руководства института предложение участвовать в научных командировках в страны, с которыми АН СССР имела соглашения о научных обменах (обычно это были университетские сообщества). Разумеется, о существовании этих соглашений я не имел ни малейшего представления — это было прерогативой всякого рода научного начальства. Что касается практического выбора стран, я планировал и осуществлял поездки в страны, которые не были самыми симпатичными для научного начальства, но в которых велись близкие мне работы по спектроскопии ЯМР.

В результате я осуществил следующие месячные рабочие научные поездки:

1984 г. — Финляндия (тема — спектроскопия ЯМР органических соединений),
1985 г. — Швеция (тема — спектроскопия ЯМР азо-красителей),
1986 г. — Дания, 1986 г. — Швейцария (тема — новейшие методы спектроскопии ЯМР),
1988 г. — Бельгия (тема — спектроскопия ЯМР в неорганическом анализе),
1989 г. — Италия (тема — спектроскопия ЯМР азо-красителей).

В 1985 г., сразу после восшествия на высший престол М.С.Горбачева, наша страна начала восстанавливать деловые отношения с КНР. Неожиданно для меня АН СССР послала меня на научную конференцию в Пекин — по существу для проверки ситуации. Эксперимент этот прошел нормально. Из неожиданностей: обнаружил посреди коммунистического Пекина частный магазин; во время конференции китайские участники рассказывали о своих свободных поездках из коммунистического Китая в капиталистические США (у нас свободный выезд за рубеж по красному (неслужебному) паспорту был формально разрешен лишь в 1991 г.). В результате в 1990 г. я побывал в КНР уже в рабочей месячной научной командировке (тема — возможность применения спектроскопии ЯМР для исследования твердых веществ).

Одновременно удалось принять участие в нескольких международных научных конференциях химического профиля: 1988 г. — Чехословакия, 1989 г. — КНР, 1997 г. — США.

Мою жизнь академического ученого остановил киндер-сюрприз нашей страны С.В.Кириенко. За время его 5-месячного управления правительством России сей персонаж, назначенный объявить дефолт 1998 г., сделал немало малопочтеннык дел, например, позволил строить объекты уничтожения химического оружия без утвержденной технической документации, а также сократить численность ученых АН Росии на треть под предлогом отсутствия денег. Я уже был в пенсионном возрасте и оказался среди сокращенных.

В 1984 г. во время научной командировки в Финляндию обнаружил существование
двух принципиальных экологических проблем нашей страны. Профессор из г.Турку рассказал о существовании в мире проблемы чрезвычайно токсичных веществ — диоксинов, которая тогда в СССР была еще секретной и мне, доктору химических наук, абсолютно не известной. А профессор из г.Оулу рассказал о советском оружии химического нападения, мне, выпускнику Костромского военно-химического училища, не известном. Между тем тот профессор как раз готовился его обнаруживать в окружающей среде своей Финляндии. Впоследствии эта линия «химико-экологического» интереса продолжилась в связи с экологическими последствиям неумеренного использования пестицидов, неэкологичного использования ракетного вооружения, а также подготовкой к наступательной биологической войне. В общем пришлось изучить и обобщить многочисленные библиотечные и архивные материалы и все это представить обществу (вместо нашей драгоценной бюрократии). Переход в нынешний век осуществил вместе с Б.Н.Ельциным в декабре 1999 г.: он — отказавшись от жизни в большой политике, я — начав распространение ежедневного электронного бюллетеня «Экология и права человека». Завершение публикаций в прессе по тематике химического оружия завершил 12 сентября 2013 г. вместе с В.В.Путиным: я — в связи с отказом газеты «The New York Times» от заранее намеченного интервью на тему химического оружия в Сирии, он — в связи с публикацией в этот день своего интервью в этой газете.

Диоксиновый интерес материализовался в виде научного обзора в «Успехах химии» (1990), 5 статей в журнале «Химия и жизнь» (1990-1994 гг.), десятков статей в местных и центральных газетах и многочисленных докладах на ежегодных международных диоксиновых конгрессах (начиная с 1992 г.). По линии диоксинов издал первую на русском языке научную монографию: Федоров Л.А. «Диоксины как экологическая опасность: ретроспектива и перспективы». Москва: «Наука», 1993 г., 267 с. ISBN 5-02-001674-8.
По линии пестицидов издал монографию: Федоров Л.А. Яблоков А.В. «Пестициды — токсический удар по биосфере и человеку». Москва: «Наука», 1999 г., 462 с. (вариант для Запада: Lev A. Fedorov, Alexey V.Yablokov. «Pesticides — the chemical weapon that kills life (the USSRs tragic experience)». Sofia-Moscow: «Pensoft», 2004, 136 pp.
По линии советского биологического оружия были изданы обзор и многочисленные статьи в местных и центральных газетах и журналах. Завершилось работа изданием книги: Федоров Л.А. «Советское биологическое оружие: история,экология, политика». Москва: МСоЭС, Союз «За химическую безопасность», 2006, 302 с. (вариант для Запада: Fedorov L.A. «Soviet Biological Weapons: History. Ecology. Politics». Moscow: URSS, 2013, 288 pp. ISBN 978-5-396-00516-7)
Работа по теме химического оружия осуществлялась в различных формах: статьях в прессе, выступлениях на общественных и научных семинарах и конференциях, книгах и научных монографиях.

Книги и монографии, изданные по теме химического оружия:

1) Федоров Л.А. «Химическое оружие в России: история, экология, политика». Москва: ЦЭПР, 1994, 120 с. (в этой книге использовал много данных из изданной в США американской разведкой книги 1992 г. о советском химическом вооружении, и они оказались в немалой степени лживыми; после этого отказался от использования материалов западных разведок);
2) Федоров Л.А. «Необъявленная химическая война в России: политика против экологии». Москва: ЦЭПР, Союз «За химическую безопасность», 1995, 304 с. (в этой монографии в двух местах были использованы данные советских/российских генералов, и они оказались лживыми; после этого не верил ни одного нашему химическому генералу/полковнику — только документальным данным).
3) Федоров Л.А. «Тропой сталкера (военно-химический детектив». Москва: СоЭС, 2001, 54 с.
4) Федоров Л.А. «Где в России искать закопанное химическое оружие?». Москва: СоЭС, Союз «За химическую безопасность», 2002, 116 с.
5) Федоров Л.А. «Москва-Кузьминки» (военно-химическая оперетта). Москва: СоЭС, Союз «За химическую безопасность», 2002, 84 с.
6) Федоров Л.А. «Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)». Москва: Демократическая партия «Яблоко», 2009 г., том I, 392 с.; том II, 240 с.; том III, 384 с. (вариант для Запада: Fedorov L.A. «Soviet Chemical Armament: History. Politics». Part 1. Moscow: URSS, 2013, 400 pp. ISBN 978-5-396-00518-1. Fedorov L.A. «Soviet Chemical Armament: Ecology». Part 2. Moscow, URSS, 2013, 288 pp. ISBN 978-5-396-00531-0).
7) Федоров Л.А. «Химическое разоружение по-русски». Москва: «Новое литературное обозрение», 2011, 978 с.

Автобиография экологического активиста. Первым этапом стала публикация 9 августа 1990 г. в газете «Советская Башкирия» статьи «В диоксиновом плену. Фенольная драма глазами человека со стороны», с чего началось осознание обществом загрязнения Уфы диоксинами. Серьезным этапом стало создание в 1992 г. РАДы — Российской Антидиоксиновой ассоциации. Другим было событие, состоявшееся в июле 1992 г., когда в еженедельнике «Совершенно секретно» удалось опубликовать первую статью с критической оценкой истории советского химического вооружения и обширного вранья химических генералов на ниве подготовки к ожидавшейся вскоре ратификации Россией международной Конвенции о запрещении химического оружия. Потом было множество публикаций на эти и родственные (и не очень любимые российской бюрократией) эколого-химические темы в отечественных и зарубежных СМИ, а также докладов и сообщений на многочисленных общественных конференциях.
Взяли под наружное наблюдение и пришли домой с обыском в 7 часов утра 22 октября 1992 г. Это случилось через месяц после опубликования статьи на тему химического оружия в еженедельнике «Московские новости».
В общем все принципиальные темы химической безопасности составили содержание деятельности экологического движения с «химической» ориентацией. В организационном плане оно оформилось 15 октября 1993 г., когда на первом собрании Союза «За химическую безопасность», состоявшемся в Нижнем Новгороде, я был избран его президентом. Союз был зарегистрирован в качестве межрегиональной общественной экологической организации России вполне удачно — 1 апреля 1996 г.