«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

1.4. КРАСНОЙ ОТРАВОЙ — ПО ВРАГАМ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Мы пока ни разу не поминали В.И. Ленина в связи с химической войной: факты его практического участия нам не известны. А вот теоретически В.И. Ленин самолично обосновал принцип, ставший нормой для только-только нарождавшегося советского Военно-химического комплекса (ВХК). Именно Ильич провозгласил ту норму на III съезде комсомола в 1920 г.: «Морально только то, что способствует победе пролетариата». И ВХК прочно усвоил этот принцип.

Однако отрава все-таки не обошла и Ильича. Известна «строго секретная» записка от 21 марта 1923 г. И.В. Сталина-Джугашвили членам Политбюро ЦК ВКП(б). В ней говорилось следующее: «В субботу 17 марта т.Ульянова (Н.К.) сообщила мне в порядке архиконспиративном просьбу Вл. Ильича Сталину «о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанности достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия». Считается, что товарищи по общему делу решили не оказывать нуждавшемуся другу такую гуманитарную помощь. Обратимся, однако, к тем случаям, когда ядовитые вещества стали элементом советской политики безо всякой просьбы.

Для периода Гражданской войны известно несколько попыток применения химоружия (например, при подавлении восстаний жителей Ярославля в 1918 г. и донских казаков в 1919 г.), однако обсуждать эту сторону событий очень трудно, поскольку данных о них очень мало.

Во время дискуссий в РВСР в июле-августе 1919 г. «об удушливых газах«[61] речь шла о принципиальной допустимости применения химоружия. И участники дискуссий оперировали только двумя системами понятий из области наземных операций: позиционная и маневренная война (до воздушной войны их аргументация еще не доходила); истекшая и нынешняя война. Они в принципе не пользовались иной, социально более ориентированной системой понятий — «война с внешним врагом» и «гражданская война со своими». И внешние, и внутренние враги страны были тогда в одном лагере — это были враги той группы лиц, которая именовала себя советской властью. В качестве исторического курьеза стоит напомнить, что английская армия в 1919 г. применила химоружие против Красной Армии в России в районе Архангельска, причем без дискуссий. Важно и то, что химоружие было применено не на земле, а с воздуха: 27–28 августа было сброшено 165 химавиабомб в районе ж/д ст. Емца, 28–29 августа — 128 бомб в районе ж/д ст. Плесецкая[707]. Справедливости ради отметим, что белые войска, пригласившие англичан в Россию, в данном случае возражали против химической атаки, поскольку могло пострадать гражданское население.

Приведем, далее, примеры того, как выглядела химическая сторона ряда событий в конце Гражданской войны и после ее окончания.

Как уже упоминалось, реформа военно-химического дела, проведенная в октябре 1920 г.[62], фактически была нацелена на «химическое обеспечение» предстоящих заключительных операций Гражданской войны, закончившихся вытеснением войск генерала П.Н. Врангеля (1878–1928) из Крыма. Речь идет об организации наступления Южного фронта, которым командовал М.В. Фрунзе (1885–1925), в Северной Таврии (28 октября — 3 ноября 1920 г.) и Перекопско-Чонгарской операции этого фронта (7–17 ноября 1920 г.).

Инспекция артиллерии Полевого штаба РККА провела необходимую подготовку. Началось с того, что высший артиллерийский начальник Полевого штаба РВСР Ю.М. Шейдеман — в недалеком прошлом высокопоставленный артиллерист царской армии и знаток проблемы применения химоружия в годы Первой мировой войны — направил в Москву серию распоряжений по подготовке «химической составляющей» операции на Южном фронте, исход которой трудно было предсказать, — во всяком случае ожидался позиционный ее этап в районе Перекопа, благоприятный для применения химических средств нападения. Были даны, в частности, распоряжения о количествах ОВ и химических боеприпасов, которые надлежало в срочном порядке направить на Южный фронт. Отдельным распоряжением было предписано оснастить химическими боеприпасами шесть вновь формировавшихся бронепоездов. А химотделу Арткома было предписано высказаться о тактике применения химического вооружения («об определении количества химических снарядов, могущих потребоваться на операцию одной армии»). Команда была принята советским ГАУ к исполнению[295].

Партия запрошенных артхимснарядов калибров 76 мм и 152 мм была подобрана на Софринском (Московская обл.) и Шиловском (Рязанская обл.) артиллерийских складах. «Качество» снарядов с фосгеном и хлорпикрином было проверено во время стрельб на Главном артиллерийском полигоне в Петрограде. Необходимое количество баллонов с ОВ было подобрано на Очаковском складе (Московская обл.), и они были испытаны на химическом полигоне в Кузьминках (Московская обл.). Для боевого применения баллонов с ОВ в ВВХШ на Пречистенке (Москва) была сформирована отдельная химическая рота. По окончании подготовки вся эта химическая армада была отправлена на фронт[295].

13 ноября «химический эшелон» № 41523 проследовал через Серпухов на юг, однако документы о его дальнейшей судьбе найти не удалось[295]. Впрочем, с точки зрения большой политики это уже не имело значения. И в этот раз Красная Армия не успела применить химоружие: позиционная часть войны закончилась 12 ноября прорывом Ишуньских позиций белых войск на Перекопе, и тот эшелон к нему не поспел. Маневренный этап войны развивался быстро: 13 ноября 1920 г. Красная Армия вошла в Симферополь, 14 ноября — в Феодосию, 15 ноября — в Севастополь, 16 ноября — в Керчь. 17 ноября была занята Ялта, и это был последний день всей операции красных сил против российских войск белого цвета. В общем, вся война завершилась быстрее, чем успели подготовиться к ней военно-химической части. Кстати, похоже, именно из-за этого тогда, осенью 1920 г., не состоялось назначение конкретного человека на должность главного военного химика РККА (Захимреспа) — документ о его обязанностях был слишком «привязан» к войне.

Итог таков. 14–16 ноября 1920 г. из Крыма в Турцию ушли 126 судов и кораблей. Генерал П.Н. Врангель вывез в неизвестность 145693 человека, не считая судовых команд. Немало, впрочем, было и тех, кто по разным причинам не принял участия в исходе и остался в Крыму. Считается, что не менее 75 тыс. человек из числа оставшихся и взятых Красной Армией в плен были расстреляны. Среди организаторов той расправы обычно называют М.В. Фрунзе, председателя Крымского ревкома (впоследствии известного венгерского революционера) Бела Куна (1886–1939) и начальника Особого отдела Южного фронта Е.Г. Евдокимова (1891–1940). Кстати, «химический эшелон» № 41523 все-таки был отправлен в Крым, скорее всего, не напрасно. Во всяком случае пресса Запада впоследствии живописала в деталях применение командующим Южным фронтом М.В. Фрунзе химоружия, имея в виду дни после захвата Крыма, когда встал вопрос о судьбе пленных белых офицеров. Похоже, им все-таки досталось с пролетарского стола.

Разумеется, страна ничего о химической стороне той войны не знала. Ей рассказали лишь о том, что 14 ноября 1920 г. вождь мирового пролетариата В.И. Ульянов-Ленин произнес в связи с открытием электростанции в деревне Кашино пламенную речь об электрификации. А 28 декабря VIII Всероссийским съездом Советов был принят даже план электрификации всей страны.

Чтобы больше не возвращаться к этой стороне темы, отметим, что из советских вождей к делам химической войны реально проявляли интерес двое — Л.Д. Троцкий-Бронштейн (1879–1940) и И.В. Сталин-Джугашвили. Остальные персоны были, по существу, марионетками в руках сложившегося со временем мощного и достаточно наглого советского ВХК.

Следует подчеркнуть, что хотя Гражданская война к концу 1920 г. закончилась, а в 1921 г. уже всем было ясно, что мировой революции не предвидится (хроника такова: 5 августа 1919 г. Л.Д. Троцкий объявил, что «дорога к Лондону и Парижу лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии»; 22 июля 1920 г. В.И. Ленин телеграфировал И.В. Сталину: «Зиновьев, Бухарин и я думаем, что следовало бы спровоцировать революцию тотчас в Италии»; уже 23 июня 1921 г. Л.Д. Троцкий объявил в кругах Коминтерна, что «Мы… не стоим непосредственно близко к конечной цели, к завоеванию власти в мировом масштабе… »; а 11 июля 1921 г. патриарх Тихон и пролетарский писатель М. Горький обратились ко всему миру с отчаянным призывом помочь побороть в «победившей» стране… голод), лишь осенью 1922 г. был завершен этап, относившийся скорее к сфере идеологии. Важнейшей вехой того времени стала принудительная высылка из страны цвета отечественной интеллигенции (автор поручений по кандидатурам высылаемых — В.И. Ленин; исполнитель — зампред ВЧК-ОГПУ И.С. Уншлихт). Остальных, в основном техническую интеллигенцию, было решено «использовать». Пока.

Что касается самого П.Н. Врангеля, принадлежавшего к русской линии потомков старинного датского рыцарского рода, то не удалось избежать «химии» и ему. Умер он в 1928 г. в Брюсселе от отравления, как считается, связанного с «химической спецоперацией» ИНО ОГПУ. Руководителем той группы называют чекиста Я.И. Серебрянского-Бергмана (1892–1956).

Возвращаясь к Ю.М. Шейдеману, отметим, что летом 1921 г. он лично осуществил необходимые действия по обеспечению эффективного применения химоружия М.Н. Тухачевским при подавлении восставших крестьян Тамбовской губернии. Этот прискорбный эпизод достаточно хорошо документирован[41,53,708].

М.Н. Тухачевский был назначен командующим «тамбовской армией по борьбе с бандитизмом» на заключительной фазе затянувшегося конфликта — 7 мая 1921 г. Армия получилась большая — гораздо больше, чем у белого генерала А.И. Деникина (1872–1947) в период Гражданской войны (из песни слова не выкинешь, но то, что осталось от белых войск, уже было далеко от тамбовских лесов, и именно 8 мая 1921 г. «белые осколки» открывали в Константинополе тараканьи бега). Повстанцы применяли партизанскую тактику: чтобы избежать репрессий против населенных пунктов, они ушли в лесные чащи и совершали оттуда набеги. Это обстоятельство резко ограничивало возможности применения армией техники и тактики регулярной войны (бронемашин, автоотрядов, кавалерии и т.д.). И тогда М.Н. Тухачевский приказал своей карательной армии начать применение против повстанцев, в том числе против населенных пунктов, химоружия. Решение то не было секретом, и тамбовская коммунистическая пресса однозначно определяла свое отношение к повстанцам — «травить их удушливым и отравляющим газом». Планировались против повстанцев пуски газа из баллонов, а также стрельба артхимснарядами. Для исполнения решения М.Н. Тухачевского ему были переданы из общей армейской копилки химический полк и много отдельных химических команд с полным оснащением[41,708].

После принципиального решения М.Н. Тухачевского о начале химической войны между Москвой и Тамбовом состоялась оживленная переписка о деталях его реализации. Б.М. Шапошников 20 июня со ссылкой на приказ Л.Д. Троцкого извещал из Штаба РККА о том, что в распоряжение Тамбовского командования выделено пять химических команд с необходимым количеством баллонов с газом. В тот же день инспектор артиллерии РККА Ю.М. Шейдеман сообщил о приведении в боевое состояние химической роты, базировавшейся в Орловском военном округе. А 24 июня М.Н. Тухачевскому доложили уже его подчиненные о том, как будут распределены полученные в двух вагонах 2000 химснарядов. А еще было получено 250 баллонов марки Е-56 с хлором. В конце июня в приказах по армии проходят уже детали применения артхимснарядов. После этого началась «боевая» работа. Через два месяца настала пора отчетов, и один руководитель нижнего воинского звена сообщил о применении, среди прочего, 79 химснарядов, другой — 85, третий — 50. И так продолжалось до самой осени. По окончании усмирения победители получили больше орденов боевого Красного Знамени, чем вся Красная Армия за годы Гражданской войны[708].

Впрочем, страна ничего этого не знала. А редкие историки, если что и знают о той далекой эпохе, так это о казни в застенке ВЧК замечательного русского поэта Н.С. Гумилева. Это случилось 21 августа 1921 г.

После окончания событий в Тамбовской губернии 1921 г. планы Красной Армии по использованию ОВ против собственных граждан не исчезли, и тема эта осталась актуальной на долгие годы. Во всяком случае в плане работы Химкома РВС СССР на 1924–1925 г. можно найти такую тему: «Разработка вопроса о возможности применения газов для борьбы с бандитизмом и сконструирование соответствующих приборов«[67]. Жизнь тех лет предоставляла армейским химикам возможности для испытания теоретических разработок на практике, и они не были упущены.

В качестве примера химической войны местного значения укажем на события, связанные с военно-химической экспедицией, которая была снаряжена ВОХИМУ в июне-июле 1929 г. в Среднюю Азию. Задачи экспедиции, как следует из официального отчета, «сводились к следующим трем: 1) испытания для борьбы с саранчой ряда отравляющих веществ, применяемых в военном деле и производимых на заводах Союза ССР; 2) испытания поведения ОВ длительного действия (иприта) в условиях Средней Азии; 3) испытания действия иприта с самолетов по басмаческим бандам. По прибытии в Среднюю Азию выяснилось, что из-за отсутствия басмачей третья задача экспедиции выполнена быть не может и, таким образом, решению подлежали первые две». В тот раз басмачам, которые действовали в Туркменистане в районе Кушки, повезло — гнев советской государственной системы был переадресован на саранчу, однако сам по себе процитированный текст однозначно характеризует умонастроение руководителей страны и армии[303].

Впрочем, Красная Армия была готова применить ОВ на любой земле — и на своей, и на чужой. Во всяком случае советские военные химики не обошли своим вниманием соседний Афганистан. О «химической» составляющей первого вмешательства советской власти во внутриафганские дела можно узнать из давней переписки 1929 г.

Речь идет о письмах, которые направлял в Москву из Афганистана Рагиб-бей, под чьим именем скрывался герой Гражданской войны, красный казак В.М. Примаков (1897–1937). По-видимому, до реального применения химоружия против граждан Афганистана дело в тот раз не дошло[41].

Не дошло дело до применения химоружия и против Финляндии зимой 1939–1940 гг., хотя приготовились к химической войне тогда более чем тщательно[357,358]. А вот в более поздние годы были и реальные события. В частности, в апреле 1989 г. в Тбилиси Советская Армия с успехом применила химоружие для разгона своих собственных граждан-демонстрантов[709].

И в последующие годы никаких изменений в направленности политики применения властью химоружия против своих граждан не случилось. Во время прискорбных событий августа 1991 г. в Москве армия была вполне готова использовать ОВ против своих граждан и применила бы, если б поступил приказ. И в 1993 г., уже в новом государстве, обладатели погон были готовы применить химоружие для решения задач гражданского конфликта. А вот в 2002 г. они спокойно применили химоружие против непричастных сограждан[710].

Подчеркнем, что во всех этих случаях речь шла о химоружии как средстве массового поражения людей. Химоружие индивидуального наведения шло уже по линии чекистов[711—713]. И это отдельный разговор.

« Назад

Оглавление

Вперед »