«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

1.7. ВОЕННАЯ ХИМИЯ В КОНТЕКСТЕ ПЕРВЫХ ПЯТИЛЕТОК

Дальнейшие военно-химические дела неотделимы от контекста событий в стране. В 1929 г. Советский Союз начал выполнять свою первую пятилетку и, как было объявлено, будто бы решил ее задачи — построение фундамента социалистической экономики — за 4 года. А в 1933–1937 гг. осуществлялся второй пятилетний план, в рамках которого будто бы было построено социалистическое общество. В основном. Разумеется, гражданам не полагалось знать о провале советской промышленности, который случился в феврале-марте 1931 г. («рухнула» железная дорога). Известны были иные события: в июне 1929 г. в Москве прошел Всесоюзный съезд безбожников, в декабре 1929 г. страна активно праздновала 50-летие товарища И.В. Сталина (Джугашвили), в январе 1930 г. в Москве был запрещен колокольный звон, к 1 октября 1930 г. в Кремле был уничтожен Чудов монастырь, освободивший место для школы красных командиров (ныне ее наследники квартируют на территории бывшего химполигона в Кузьминках); а после подрыва 5 декабря 1931 г. храма Христа Спасителя немалая часть общества горевала об ушедшем. В свою очередь новая бюрократия получила приобретение: 10 июня 1931 г. между Ленинградом и Москвой начал курсировать первый в СССР фирменный поезд «Красная стрела».

Между тем на январском (1933 г.) пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Л.М. Каганович сокрушался: «Мы мало расстреливаем». Впрочем, для тех, кого не расстреливали, тоже нашлась работа — 2 августа 1933 г. СНК СССР принял постановление «Об открытии Беломорско-Балтийского канала». В общем, в годы первых пятилеток контраст между тяжкой жизнью рядовых граждан и активностью в военно-химическом подполье проявился особенно рельефно. И если поначалу потребности военных химиков были не очень серьезные (на 1925–1926 гг. им было необходимо 5000 пудов иприта, 3000 пудов фосгена, 250 пудов хлорацетофенона и т.д.), то вскоре их планы выросли до наполеоновских. Вот, например, как выглядела в представлении Я.М. Фишмана динамика развития мощностей советской промышленности по особо близким его сердцу иприту и дифосгену (от октября до октября — и не в пудах, а уже в тоннах)[376]:

1.X.1928

1.X.1929

1.X.1930

1.X.1931

1.X.1932

Иприт, т

5000

8000

15000

18000

22000

Дифосген, т

100

300

1600

1650

1850

Важным событием было принятое в июле 1929 г. на Политбюро ЦК ВКП(б) постановление «Об обороне». Оно предусматривало не только сохранение паритета с соседними странами по численности мобилизуемой армии, но и попытку обеспечения превосходства над ними в «двух-трех решающих видах вооружения». Разумеется, все это происходило в обстановке глубочайшей тайны — соседям об этих планах знать не полагалось (как и собственному населению).

Неудивительно, что военные химики очень старались оказаться среди тех «двух-трех решающих». И работа шла по всем направлениям. Представление о той активности дает только перечисление крупных полигонных и войсковых испытаний химоружия на полигонах страны, а также вне полигонов, которые ВОХИМУ провел в обстановке секретности только в 1929–1931 гг.[305,312,535]:

•• март-апрель 1929 г. — войсковые испытания авиахимбомб АХ-8, АХ-16 и АХ-32 в снаряжении ипритом (Лужский артполигон, Ленинградская обл.)[302];
•• июнь-июль 1929 г. — военно-химическая экспедиция в Среднюю Азию (Туркменистан, Узбекистан) для использования ОВ против басмачей и саранчи[303];
•• август 1929 г. — испытания авиахимбомб АХ-8, АХ-16 и АХ-32 в снаряжении ипритом (Дретуньский артполигон, Витебская обл.)[306];
•• февраль-март 1930 г. — зимние опытные испытания различных видов химоружия, в том числе химических и осколочно-химических артснарядов и ЯД-шашек (Лужский артполигон)[308];
•• март 1930 г. — зимние войсковые испытания авиахимбомб АХ-8, АХ-16 и АХ-32 в снаряжении ипритом (Дретуньский артполигон)[306];
•• март 1930 г. — исследование проникновения паров и дымов ОВ в ж/д вагоны различных типов, заражение и дегазация полотна и ж/д сооружений (ст.Шуерецкая, Карелия)[307];
•• август 1930 г. — опытные стрельбы артхимснарядами калибра 76 мм, 122 мм и 152 мм в наполнении нестойкими НОВ — фосгеном и дифосгеном (химический полигон Фролищи, Нижегородская обл.)[305,310];
•• сентябрь 1930 г. — изучение боевой эффективности ядовито-дымных (адамсит и хлорацетофенон) и газовых (фосген и смесь фосгена с хлором) волн в полевых условиях (район Астрахани)[305,311];
•• сентябрь-октябрь 1930 г. — широкие войсковые испытания по боевому применению ВАП-4 с высот до 1000 м (положение о полигоне позволяло выливание ОВ лишь с высот ниже 500 м) (химический полигон Шиханы, Саратовская обл.)[228,305];
•• март 1931 г. — изучение боевой эффективности ядовито-дымных (адамсит и хлорацетофенон) и газовых (фосген, хлор и смесь фосгена с хлором) волн в полевых условиях (район Ново-Орска, Оренбургская обл.)[313];
•• 1 августа — 15 сентября 1931 г. — большие тактико-технические испытания химоружия. Проверка средств химического нападения перед их постановкой на вооружение (мортир Стокса, боевых химических машин, химических фугасов, ЯД-шашек); тогда же прошел боевую проверку и «Боевой устав химических войск РККА» (химический полигон Фролищи, Нижегородская обл.)[312];
•• 27 ноября 1931 г. — демонстрация членам РВС СССР новых средств химического нападения (химический полигон Кузьминки, Москва)[535].

Столь же важна и деятельность ВОХИМУ 1931 г. по созыву различного рода встреч и конференций среди «своих», где, по существу, фиксировались изменения в заново образованной военно-химической бюрократии[70]. Между 1 и 20 апреля 1931 г. состоялась серия конференций армии с многочисленными гражданскими институтами и университетами, и от них требовалось содействие в выполнении задач ВОХИМУ (синтез новых ОВ, токсикология и т.д.)[70]. 3–6 апреля 1931 г. в ВОХИМУ состоялась конференция по иприту, подытожившая работы по выпуску этого СОВ, снаряжению им снарядов, по вопросам хранения иприта и формированию планов на будущее[180] (предыдущая конференция по иприту состоялась еще в декабре 1929 г.). Чуть позже, 12–16 мая, ВОХИМУ провел конференцию по ядовитым дымам — производству, боевому применению, токсикологии. А 3–7 июня состоялась созванная ВОХИМУ и Военно-санитарным управлением (ВСУ) РККА конференция по токсикологии ОВ и медико-санитарным вопросам подготовки к химической войне[539].

Чтобы понять умонастроение лидеров военно-химического дела тех лет, достаточно прочесть тезисы одного из сообщений последней конференции: «…В целях изучения чувствительности кожи кролика и человека к иприту наносились растворы этого ОВ в ацетоне… Опыт производился на предплечье человека, спинке, брюшке и ухе кролика… Нанесение производилось на площади 1 квадратный сантиметр… Опыты показали, что кожа кролика является более чувствительной к иприту, чем кожа человека… На малых дозах кожа смуглых людей реагирует интенсивнее, чем светлая кожа. При крупных дозах кожа рыжих и блондинов в большинстве случаев дает более сильную реакцию… Женщины с любой окраской кожи дают реакцию более быструю и интенсивную, чем мужчины. Подростки обоих полов реагируют еще сильнее, чем женщины»[539].

Свои достижения и планы Я.М. Фишман изложил в специальном докладе, где был подведен итог его успехам по состоянию на 1 апреля 1931 г.. И он без всякого чувства юмора поведал, как весь конец 20-х гг. ВОХИМУ пыталось достичь успеха одновременно на всех направлениях подготовки к наступательной химической войне: в производстве многих ОВ, в разработке всего типажа возможных образцов артхимснарядов и авиахимбомб, в создании средств наземного и воздушного распыления ОВ, в конструировании химфугасов, в разработке газометов и химических минометов и т.д.[70]. Такой тотальный подход, без выделения приоритетов и определения последовательности решения задач, был явно ошибочен. И не удивительно, что его «результаты» получили суровую оценку при проверке деятельности ВОХИМУ в августе 1930 г. военно-морской инспекцией РКИ, а также на последующем заседании РВС СССР. Тем более, что сама инспекция неотделима от проходившей в стране борьбы с «вредителями»[394].

Впрочем, несмотря на суровую оценку деятельности ВОХИМУ (РВС СССР в постановлении от 22 февраля 1931 г. однозначно указывал, что «военно-химическое дело в РККА продолжает быть наиболее отсталым во всех отношениях»[131]), сам его начальник Я.М. Фишман избежал ответственности за очевидное отсутствие достижений, кроме разгрома «вредителей». В те годы он еще принадлежал к клану тех, кто имел возможность расплачиваться другими.

Очередные организационные решения в военно-химической службе были связаны с высоким статусом, который она обрела к тому времени. Это за воротами военных казарм писателям 20 мая 1932 г. велели придерживаться «социалистического реализма», а наркомат снабжения под руководством А.И. Микояна (1895–1978) принял 12 сентября 1932 г. постановление «О введении рыбного дня на предприятиях общественного питания». 4 декабря 1932 г. декретом было запрещено выдавать продовольственные карточки «тунеядцам и паразитам». А в новой армии все было иначе. 13 мая 1932 г. приказом РВС СССР была создана Военно химическая академия (ВХА) РККА. Она была образована на базе военно химического отделения Военно-технической академии им. Ф.Э. Дзержинского (Ленинград) и 2-го Московского химико-технологического института. С 1935 г. ВХА обрела имя К.Е. Ворошилова — большого энтузиаста химической войны. В том же году была сформирована военно-химическая школа в Твери (Калинине), которая в годы войны перебралась в Кострому. Потом школа обрела статус и военно химического училища, и даже института. А в настоящее время она получила очередное повышение в связи с переносом из Москвы, на Волгу на костромскую базу Военно-химического университета — наследника ВХА им. К.Е. Ворошилова. Похоже, это уже на долгие годы. Произошли изменения и в мозговом центре военной химии. Приказом РВС от 8 июля 1932 г. название должности Я.М. Фишмана было существенно изменено. Теперь он стал называться начальником ВОХИМУ и химических войск РККА. Кстати, ВОХИМУ в это время перешло из числа простых управлений в разряд центральных.

О военно-химических достижениях тех лет дает представление изданный в 1933 г. справочник, обобщивший боевые характеристики химоружия[288].

Важной вехой стал объявленный 21 апреля 1933 г. приказом РВС СССР план армейских учений 1932/1933 учебного года[314]. Принципиальная особенность того приказа: учения должны отныне проводиться с действительными ОВ . Так химоружие вышло на широкие просторы боевой армейской практики. Приказ подписал энтузиаст химической войны М.Н. Тухачевский. Отметим, что работы с действительными ОВ по всей стране продолжались вплоть до самой войны[351,359].

На рубеже 1933–1934 гг. был выполнен большой смотр сложившихся токсикологических сил. В декабре 1933 г. в Харькове и в феврале 1934 г. в Ленинграде на токсикологических конференциях профессура доложила о своих успехах в исполнении «оборонного заказа». Как довольно отметил Я.М. Фишман, выполненные токсикологами работы «поднимают нашу советскую военную токсикологию на новую, более высокую ступень, являясь тем самым ценным вкладом в дело обороноспособности»[70].

Недюжинная активность Я.М. Фишмана привела к тому, что химоружие очень интересовало руководство страны. Так, в октябре 1933 г. химический полигон в Кузьминках, близ Москвы, посетил весь Пленум РВС СССР, которому были продемонстрированы все «средства химического вооружения РККА» в действии. А вскоре химическая атака с применением танков была показана уже членам советского правительства во главе с И.В. Сталиным. И вождь даже дал совет: спешно создать химический танк в качестве подарка к грядущему съезду ВКП(б). Первые испытания химического танка БТ состоялись уже весной 1934 г.[146]. Более того, в июле 1934 г. на том же полигоне побывали два наркома — К.Е. Ворошилов и Г.К. Орджоникидзе (1886–1937), и в их присутствии было испытано новое ОВ, поражавшее людей не через органы дыхания, а только через кожу[199].

Серьезной общеполитической проблемой тех лет считалось «прикрытие» советской границы от Байкала до Владивостока[304]. Среди прочего эта проблема вставала в связи с перешедшим в хроническую форму конфликтом на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), которая лишь в 1935 г. была продана властям Маньчжоу-Го, став Китайской Чанчуньской железной дорогой.

Разумеется, практические дела начались с заседания РВС. Советскому народу февраль 1934 г. был памятен, главным образом, двумя событиями. 9 февраля в Москве на Красной площади состоялся грандиозный парад в честь «съезда победителей» — XVII съезда ВКП(б). А еще в феврале 1934 г. в Арктике был раздавлен во льдах пароход «Челюскин», после чего состоялась героическая операция по спасению той экспедиции группой летчиков. Ну может быть, кто-то помнит об изданном 25 февраля 1934 г. декрете ВЦИК и СНК РСФСР «Об охране выхухоли». А вот для истории советской подготовки к наступательной химической войне было важно мало кому известное заседание РВС СССР, состоявшееся 26 февраля 1934 г. На том заседании К.Е. Ворошилов обсудил важнейшую для армии тех лет проблему: «контроль выполнения начальниками центральных управлений мероприятий по обеспечению ОКДВА» — Особой Краснознаменной дальневосточной армии[398]. И на этом фоне не мог не оказаться на месте и Я.М. Фишман с голубой мечтой о создании в стране резерва иприта в 1000 т и вообще с мечтой о «химическом прикрытии» восточной границы.

Началась та авантюра еще раньше — с постановления СТО СССР от 11 июля 1933 г., которым на Народный комиссариат тяжелой промышленности (НКТП) СССР было возложено строительство специальных емкостей на 1000 т иприта. Они должны были находиться в районе действия ОКДВА, но в составе мобилизационного резерва страны по линии Комитета резервов СТО. В следующем году емкости были созданы, и встал вопрос об их заполнении, для чего необходимо было выделить государственные фонды на сырье для выпуска партии иприта — 450 т рафинированной серы, 800 т этилового спирта и 10 тыс. железных бочек для транспортировки[103]. В рамках той активности в 1933–1934 гг. решением РВС в ЗабВО, ОКДВА и на ТОФ были созданы специальные военно-химические склады, которые предназначались для «прикрытия» протяженной границы в Азии: № 140 (Красная Речка-Хабаровск), № 147 (Лесной, Читинская обл.), № 148 (Свободный, Амурская обл.), № 150 (Сунгач, Приморский край), № 300 (Кнорринг, Приморский край), № 301 (Воздвиженский, Приморский край). На 1 марта 1934 г. в ОКДВА уже находилось на хранении 609 т ОВ, а к 1 января 1935 г. предполагалось иметь уже 2000 т (1000 т — по линии ВОХИМУ и 1000 т по линии Комитета резервов)[472].

В табл. 1.2 собраны данные, по возможности, о всех складах ОВ и вообще химического вооружения, которые были сформированы в предвоенные годы.

В общем, повторимся, никто в обществе тех лет не знал, что в апреле-мае 1934 г. ударным порядком была произведена первая партия в 1000 т иприта (с использованием фондируемых серы и этилового спирта)[397,398]. То была операция, в рамках которой была проверена мобилизационная готовность страны к наступательной химической войне и в которой участвовали многие министерства и ведомства. Операция была столь же масштабной, сколь и тайной. А народу в 1934 г., помимо героических подвигов летчиков, была выдана знаменитая книга «Канал имени Сталина», изданная под редакцией А.М. Горького (Пешкова). Книга про Беломорканал. Поначалу, однако, состоялась «газовая атака». 3 марта 1934 г. начальник ВОХИМУ Я.М. Фишман пожаловался в Комиссию советского контроля на невыполнение постановлений правительства о создании цистерн для перевозки иприта и хранилищ для него в ОКДВА, о выпуске самого иприта и о наполнении тех хранилищ; 4 марта письмо на имя заместителя председателя СНК СССР В.В. Куйбышева (1888–1935) направил заместитель военного наркома М.Н. Тухачевский; а 10 марта в ход пошла тяжелая артиллерия в виде письма самого наркома и председателя РВС К.Е. Ворошилова в адрес председателя СТО и СНК СССР В.М. Молотова-Скрябина (1890–1986). Не был забыт и НКТП: 13 марта 1934 г. Я.М. Фишман лично напомнил замнаркома Г.Л. Пятакову (1890–1937) о постановлении, согласно которому «на НКТП было возложено строительство специальных емкостей на 1000 т для ОВ в ОКДВА». А чтобы уже вышедшее постановление СТО СССР не замотали, 19 апреля из ВОХИМУ поступило письмо-предупреждение в особый отдел ОГПУ с поименным указанием возможных саботажников[398].

И крепость пала. Начало «ипритной вахты» положило постановление СТО СССР от 4 апреля 1934 г.[398]. В нем НКТП СССР было предписано изготовить к 1 мая партию иприта — 400 т на заводе в Чапаевске и 600 т на заводе в Сталинграде. Для этого Комитет резервов должен был отпустить 400 т серы, а наркомат снабжения — 800 т спирта. Далее, армия должна была обеспечить приемку иприта у заводов, а НКПС — сформировать маршрут 50-тонных цистерн и доставить его с завода в Сталинграде на Дальний Восток (в Чапаевске ипритом должны были наполнять бочки). Армии же было предписано наблюдать за продвижением маршрутов с ипритом, а ОГПУ (т. Ягода) — «оказать содействие по продвижению маршрутов и обеспечить безопасность движения». Нашлись дела и другим ведомствам: НКТП должен был обеспечить готовность хранилищ в 5 пунктах к приему иприта, НКПС — завершить строительство к ним подъездных путей, а ВОХИМУ — охрану (причем за счет Комитета резервов, поскольку склады лишь формально были армейскими, а на самом деле были государственными).

Таблица 1.2
Предвоенные специализированные склады хранения ОВ и химического вооружения

Населенный пункт

Регион

Номер

Образование

Мощность (в вагонах)

Запад

Баранович Брестская обл.

840

Белозерье Черкасская обл.

396

1937

Лида Гродненская обл.

833

Львов  

587

Ржаница Брянская обл.

137

1932

640

Селещино Полтавская обл.

276 (142)

Восток

Бердск Новосибирская обл.

626

Воздвиженский Приморский край

301

Кнорринг Приморский край

300

Лесная Читинская обл.

147

Омск-Московка  

25

Свободный Амурская обл.

148

1934

Сунгач Приморский край

150

1934

289

Хабаровск-Краская речка  

140

1932

273

Чита-II  

139

200

Центральные, окружные и другие склады

Арысь Казахстан

415

Горный Саратовская обл.

1936

Ильино Нижегородская обл.

405

1936

Кузьминки-Москва  

Новочеркасск Ростовская обл.

692

Очаково Москва

136

1917

700

Ревда Свердловская обл.

691

1938

Ростов-Ярославский Ярославская обл.

141(51)

1918

376

С.-Петербург-Гатчина Ленинградская обл.

302

1934

Тбилиси-Навтлуг Грузия

693

Тверь (Калинин)  

138

1926

300

Чапаевск-Покровка Самарская обл.

433

1918

Шиханы Саратовская обл.

303

1933

186

Кстати, нашлось занятие и самому Я.М. Фишману — он должен был лично проверить состояние хранилищ и дать разрешение на начало движения ипритных маршрутов. Кроме того, Я.М. Фишман должен был в порядке опыта организовать пробег цистерны с ипритом по учебному маршруту Сталинград — Шиханы, с тем чтобы этот опыт был немедленно использован в боевом пробеге эшелона по маршруту Сталинград — Дальний Восток[398].

Вся эта ударная работа действительно была выполнена в течение апреля-мая. Однако она не могла не обрасти трагическими деталями и в целом не принесла радости ни стране, ни людям. Цена скоростного выпуска 1000 т иприта для прикрытия неспокойной границы оказалась даже для тех жестоких времен непомерной. Официально называлось, что на химзаводе в Чапаевске пострадало более 87% участников ударной вахты (директор завода писал, однако, что кадры «поголовно вышли из строя», причем один из участников вахты погиб[397]). На заводе в Сталинграде «поражены были почти 100% работавших». Последние слова принадлежат Я.М. Фишману, и написаны они были в отчетном письме заместителю наркома М.Н. Тухачевскому. А венцом письма стала констатация: «Выполнение задания… с полной очевидностью выявило отсутствие мобилизационной готовности заводов». Кстати, в Чапаевске во время той ударной вахты, а именно 29 апреля 1934 г., случился пожар с участием иприта[397]. Впрочем, вряд ли это взволновало кого-либо в Москве.

Более чем явная неготовность военно-промышленной системы страны к работе с таким трудным ОВ, как иприт, никого не остановила, а жертвы тогда никто не считал. В 1935 г. «ударный» выпуск партий иприта для пополнения стратегического резерва продолжился. К 1936 г. у страны появилось уже «два очага военной опасности. Первый очаг находится на Дальнем Востоке, в зоне Японии. Второй очаг находится ныне в Германии» (И.В. Сталин, из беседы с т. Рой Говардом, «Правда», 5 марта 1936 г.). Таким образом, «глядеть в оба» в 1936 г. надлежало не только на Восток, где хозяйничала империалистическая Япония, но и на Запад, где плохое замышляла нацистская Германия и активно применяла химоружие в Эфиопии фашистская Италия. Тем не менее интерес к восточному направлению оставался первостепенным, и на него работала вся государственная машина. В общем, военно-химическая служба Советского Союза была на подъеме. Табл.1.3 дает некоторое представление об этом процессе. Отметим, что именно с начала 30-х гг. идея иметь неприкосновенный запас (НЗ) по линии химоружия материализовалась в стране на долгие десятилетия.

Таблица 1.3
Расход военно-химического имущества в Красной Армии
в 1929–1934 гг.[414]

Годы

Иприт, т

ЯД-шашки, шт.

Химические фугасы

Учеба

НЗ

Учеба

НЗ

Учеба

НЗ

1929

12

3800

1930

12

13000

1931

30

30

10000

1932

100

312

130000

86000

10000

1933

250

485

85000

101000

1934

320

680

95000

125000

2500

17500

Кстати, в середине 30-х гг. ВОХИМУ обзавелся и более высоким статусом в армии. Он был закреплен в ноябре 1934 г. в постановлении ЦИК СССР и СНК СССР, которым было утверждено «Положение о Народном Комиссариате обороны СССР». Было установлено, что «Химическое управление РККА является Центральным органом Народного комиссариата обороны Союза ССР по обеспечению РККА химическим имуществом и руководству химической подготовкой РККА»[132]. Руководство ХИМУ, заменившего собою ВОХИМУ, приказом по НКО от 7 декабря 1934 г. было возложено на второго заместителя наркома обороны М.Н. Тухачевского. Положение военно-химической службы и химических войск и уровень решавшихся ими задач, которые сложились к середине 30-х гг., видны из приказа наркома обороны К.Е. Ворошилова «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 и задачах на 1936 год», изданного 28 декабря 1935 г. Одной из важнейших задач химической подготовки Красной Армии было приказано считать «методы массированного использования в бою химических средств нападения с помощью авиации, артиллерии и спецмашин».

« Назад Оглавление Вперед »