«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

11.5. ТРАНСПОРТ

Где в стране развитого социализма побывали иприт с люизитом, равно как и неистребимый мышьяк? Судя по обсуждавшимся спискам, по-видимому, везде.

Это легко видеть, например, из географии поездок команд сотрудников НИХИ РККА, которых посылали в «двойные» командировки. В документах в этих случаях записывалось два пункта. Первым, как правило, были операционные склады № 136 (Москва-Очаково) или № 137 (Ржаница), где хранились ОВ для снабжения всей армии. Вторым — какая-то точка Советского Союза — Житомир (склад № 437) или Ильино (№ 405), Калинин (№ 138) или Курск (№ 48), Хабаровск-Красная Речка (№ 140) или Ленинград (№ 302), Навтлуг (№ 693) или Новочеркасск (№ 692), Омск (№ 25) или Севастополь (склад главного военного порта), Селещино (№ 276) или Стоялово (полигон БВО), Причернавская (военно-химический полигон и склад № 303) или Ростов-Ярославский (№ 141), Ярославль (№ 71) или Чита (№ 139)… Учитывая, что военно-химические склады №№ 136 и 137 были основными операционными складами ВОХИМУ по снабжению ОВ, нетрудно понять смысл этих путешествий. Речь шла о принятии на станциях Очаково и Ржанице под охрану эшелонов с химоружием и транспортировке их в места хранения (склады №№ 25, 48, 71, 138–141, 276, 302, 303, 405, 437, 692, 693 и др.), испытаний (Ильино, Причернавская), учений (Ильино, Стоялово).

Транспортирование советского химоружия — это наименее известная сторона деятельности его обладателей, хотя и особенно опасная для кормившей их несытой страны.

Изначально, в 1924–1925 гг., первые партии иприта перевозились автотранспортом по Москве с завода на Триумфальной (площади Маяковского) на склад в Очакове. В качестве примера одной из последующих операций такого рода укажем на приказ начальника ВОХИМУ Я.М. Фишмана от 11 июня 1933 г. о вывозе запасов ОВ, накопленных на складе № 136 (Москва-Очаково), на два испытательных полигона — в Кузьминках (Московская обл.) и Шиханах (Саратовская обл.). Единственное, о чем заботилось ответственное лицо, так это о том, чтобы вещество № 11 (так в документах шифровалась синильная кислота) перевозилось в ночное время. Кстати, соответствующий документ в отношении правил перевозки синильной кислоты появился в армии двумя годами раньше[354].

Нелишне иметь в виду, что перевозка химоружия в те годы не считалась очень уж опасным делом. Во всяком случае решением Арткома от 4 сентября 1926 г. была разрешена догрузка железнодорожных вагонов с ОВ (в бочках, баллонах или в химических снарядах) любыми грузами, за очевидными исключениями — пищевых продуктов, самовозгорающихся веществ и кислот.

В силу очевидных исторических причин первоначально транспортировка иприта осуществлялась по железным дорогам не в железных емкостях, а в стеклянных бутылях и банках, а те, в свою очередь, помещались в деревянные ящики и пересыпались стружкой или кизельгуром. Практика эта была канонизирована на разные случаи жизни. В частности, в документе «Перевозка взрывчатых и отравляющих веществ и боеприпасов ручной кладью», который был введен решением Технико-экономического совета НКПС от 15 июля 1928 г., подробно расписаны перевозки ОВ в виде ручной клади в пассажирских и товаро-пассажирских судах и поездах. Ипостаси ОВ были рассмотрены разные — твердые ОВ, высококипящие СОВ, высококипящие НОВ и даже газообразные ОВ. При этом тара для СОВ и НОВ предусматривалась одна — стеклянные банки.

По поводу перевозок ОВ начальник ВОХИМУ Я.М. Фишман вел активную переписку с НКПС («Ввиду необходимости срочной отправки в округа для учебных целей… иприта… по 30–40 склянок в каждый округ и невозможности в то же время по существующим правилам производить переброску ОВ багажом, ВОХИМУ просит Вашего содействия в перевозке указанного груза…», 2 июля 1926 г., Я.М. Фишман)[492]. И такие просьбы находили благожелательный отклик в НКПС («Начальнику ВОХИМУ… Центральный мобилизационный отдел просит сообщить Ваше мнение… Если явится необходимость в специальном оборудовании вагонов для перевозки ОВ или в создании специальной конструкции подвижного состава, предназначенного для сей цели, просьба дать руководящие указания», 9 ноября 1925 г.). Этот «стандарт» для хранения и перевозки был зафиксирован в утвержденной Я.М. Фишманом 15 января 1932 г. «Инструкции по хранению, сбережению и учету в войсках отпускаемого военно-химического имущества».

Конечно, в армии понимали все опасности перевозок иприта «в стекле», и в течение нескольких лет удалось наладить транспорт ОВ в железной таре — бочках и цистернах. Во всяком случае еще в 1931 г. РВС СССР на одном из своих заседаний потребовал срочно представить на вооружение, среди образцов химического вооружения, также и железнодорожную цистерну для перевозки ОВ. Появились и бочки для хранения и транспортировки ОВ емкостью 100 и 220 л[489].

Все это позволило в апреле 1935 г. отойти от прежнего «стандарта» (после многочисленных инцидентов со стеклянными емкостями) — Я.М. Фишман утвердил «Дополнения» к инструкции 1932 г., введя запретительную норму: «Перевозка иприта и других ОВ в стеклянной таре воспрещается»[496]. И в том же 1935 г. была разработана система снабжения ОВ, в частности авиации. Она предусматривала, что ХИМУ доставляет их «до головных армейских складов, отсюда забота снабжения переходит в ВВС, которые должны привезти БХВ до аэродрома. Разливка БХВ производится в АРС-4».

Впрочем, на этом нормотворчество не закончилось. Во всяком случае 14 мая 1936 г. начальник ХИМУ был вынужден распорядиться, чтобы ВХА разработала инструкцию по обращению с БХВ для «обеспечения безопасности работ при транспортировке БХВ всеми видами транспорта и при разливке их в мелкую тару и оболочки, а также для ликвидации последствий при авариях установок, налетах авиации и других случаях». К сожалению, случилось это несколько поздновато — к тому времени ОВ перевозили по стране уже 12 лет.

По-видимому, одним из первых особо масштабных транспортов иприта в утепленных цистернах была отправка железнодорожного состава поздней осенью 1936 г. в ипритные закрома ЗабВО и ОКДВА, которые были возведены на «передовых рубежах обороны». Спецсостав был подготовлен в Москве на складе № 136 и переброшен в Сталинград на завод № 91 для заполнения цистерн из той партии в 1000 т иприта, которая была произведена по правительственному постановлению[399,400]. В дальнейшем таких спецэшелонов с СОВ было снаряжено немало. А в послевоенные годы, помимо них, случались и «ипритные» эшелоны, которые двигались по железным дорогам для решения совсем иной задачи, — уничтожения СОВ на выделенных для этих целей точках.

В течение десятилетий ВОХИМУ-ХИМУ руководило этой деятельностью, издавало многочисленные распоряжения и приказы, не очень заботясь, впрочем, о качестве исполнения регламентаций. В эту работу были вовлечены тысячи людей не только разной квалификации, но и разной степени ответственности. Учитывая, что с ОВ работали не только в армии, иногда порядок перевозок химоружия устанавливался совместными документами различных ведомств. Укажем для примера «Правила и инструкцию о порядке перевозки, охраны и сопровождения взрывчатых и отравляющих веществ, боеприпасов и других специальных грузов по железным дорогам и водным путям сообщения», которые были утверждены в 1936 г. совместным приказом трех ведомств — НКО, НКПС и НКВД[498]. К сожалению. во многих других документах обходились без излишней детализации. Скажем, приказом от 21 августа 1938 г. начальник ХИМУ РККА определил задачи по обеспечению специальных химических учений («учений по теме 700») в САВО: 24 т люизита должен был поставить склад № 137 (Ржаница), 47 т иприта — склад № 405 (Фролищи). Вопросы безопасности в пути, однако, оставались обычно в стороне.

В какое-то время сами железные дороги были вынуждены озаботиться своей безопасностью. Одна из мер такого рода была зафиксирована 17 октября 1937 г., когда заместители наркома обороны СССР и внутренних дел СССР утвердили перечень грузов, перевозимых по железным дорогам под условными наименованиями (литерными обозначениями). После этого приказа работники ВОСО знали, что любые грузы по номенклатуре ХИМУ РККА (в первую очередь, ОВ) обозначены в сопроводительной документации как грузы литер «Р». И относились к ним соответственно[492].

Перед войной объем транспортных операций через Москву, связанных с особо опасными военными грузами, возрос настолько, что возникла более чем серьезная угроза для безопасности столицы. И в январе 1940 г. Центральное грузовое управление НКПС известило Генеральный штаб РККА о закрытии всех станций Московского транспортного узла, на которых до этого велись погрузочно-разгрузочные работы с ОВ и ВВ. Генштаб был извещен о том, что для работ с ОВ и ВВ выделена лишь одна станция — «станция Люберцы II Ленинской железной дороги с устройством на этой станции складов и путей для организации погрузки, выгрузки и сортировки всех опасных грузов»[492].

* * *

Итак, мы видим, что в предвоенные годы Красная Армия в предвидении будущей наступательной химической войны стремилась химизировать всю страну. Делала это она не только тотально, но и очень неаккуратно. Тайной для общества, пожалуй, остается одно — эффективность армии в обеспечении того, для чего по идее ее, среди прочего, предназначали — химической безопасности страны.