«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

12.2. ВОЕННО-ХИМИЧЕСКИЙ ПОЛИГОН «КУЗЬМИНКИ»

Если б С.М. Голицын только знал, чем будут заниматься на его землях в Подмосковье! Именно на том участке, который ныне является частью Москвы и известен как лесопарк «Кузьминки», испытывалось и химическое, и биологическое оружие[145,152]. Сам военно-химический полигон принадлежал в разные периоды и самому ВОХИМУ, и курсам ХКУКС, и институту ИХО-НИХИ-ЦНИВТИ, и действовал он вплоть до 1961 г., когда Кузьминки вошли в состав Москвы.

Свое начало полигон ведет с 26 сентября 1918 г., когда IX отдел Арткома издал постановление о размещении в районе дер. Кузьминки Опытного газового полигона (ОГП) Арткома РККА. Разместившийся неподалеку Институт экспериментальной ветеринарии (директор — С.Н. Павлушков) выразил готовность к сотрудничеству с полигоном в опытных работах по газовому делу (как это имело место ранее при дореволюционных работах Химкома). Было предусмотрено, что жилые помещения для нужд полигона «надлежит приискать в окрестных селениях»[145]. Проблем с местными властями не возникло. Во всяком случае 16 ноября 1918 г. Московский областной Губземотдел предоставил Главному артиллерийскому управлению под будущий военно-химический полигон два участка земли близ станции Люблино Курской ж.д. в районе имения Кузьминки — лесную поляну в самом имении размером около 1 квадратной версты и примыкающую к имению открытую поляну тех же размеров[145].

Поначалу работы велись на участке размером 300×600 саженей при общей площади полигона в 8 квадратных верст (впоследствии в документах называлась площадь и 3×3 км², и даже большая).

Задачи полигона последовательно усложнялись.

В первом положении об ОГП 1918 г. предусматривались лишь «опыты полевого характера». Соответственно, первоначально испытательные работы с химоружием касались способов применения НОВ из баллонов. Вскоре, однако, ОГП обрел не только иное название — Артиллерийский газовый полигон (АГП), но и более серьезные задачи. В положении об АГП, утвержденном Э.М. Склянским 24 сентября 1921 г., было все еще нейтрально указано, что полигон предназначен для производства опытов «с целью исследования и изучения удушливых и ядовитых средств, применяемых для боевых целей». Однако теперь использование артиллерийских средств уже нельзя исключить. Кроме того, было предусмотрено проведение на «полигоне по соглашению соответствующих наркоматов с артиллерийским комитетом… утилизации» удушающих средств[145]. Так было впервые узаконено закапывание химоружия в Кузьминках. Другим способом вплоть до 1938 г. химоружие практически не ликвидировалось, и эта функция полигона (в современной терминологии — абсолютно антиэкологичная) привела в будущем к немалым экологическим бедам.

В июле 1925 г. Комиссия по составлению генерального плана АГП рассмотрела план размещения на нем различных элементов и построек — директрису стрельбы артхимснарядами, площадок для подрыва химбоеприпасов, складов и т.д.[145]. С осени 1925 г., то есть со времени образования ВОХИМУ, полигон стали именовать более торжественно — как научно-испытательный химический полигон (НИХП)[145]. Одновременно состоялась и первая попытка Я.М. Фишмана соединить два разрозненных участка полигона в один[74].

То соединение, однако, не удалось. Вместо этого в 1928 г. ВОХИМУ все же расширился другим способом — за счет осушения болот площадью 1 км², находившихся на испытательной территории[145]. После этого неосушенным осталось лишь лесное озеро — его приспособили для затопления ненужного химоружия. В конце 20-х гг. была даже сделана попытка отвести на полигон 3-х км железнодорожную ветку от станции Люберцы. До реализации дело не дошло, поскольку центр тяжести испытаний был перенесен на Волгу в Шиханы[145].

Когда же все организационные бури утихли, полигон зафиксировался на площади примерно 9 км², включая лесное озеро и участок вокруг него. Строго говоря, размер немалый, если учесть, что такую площадь имеет г. Суздаль. С годами химический полигон структурировался, заматерел, оброс лабораториями самого разного профиля, обзавелся рядом сооружений, собственным аэродромом и даже многочисленными складами. География его испытательной части включала элементы, понятные лишь посвященным, — «Северный бугор», «Красная площадь», «Зеленая площадка», «Подвесная дорога», «Будка наркомпочтеля» и т.д. Не говоря уж о более или менее стандартных объектах — технические склады, главное поле, бронеяма, участок так называемой секретной мастерской (секрет даже от работников самого полигона), снаряжательная мастерская. На картах Москвы этот участок ее территории обозначен как «Кузьминский лесопарк».

Сам персонал полигона жил в другой части полигона. Его численность была такова, что детские площадки были рассчитаны на 300 детей. На картах этот участок Москвы обозначен как парк культуры и отдыха «Кузьминки».

Военно-химический полигон в Кузьминках стал настолько стандартным элементом военной жизни страны, что именно на нем останавливались на постой войска, которые два раза в год приезжали в Москву для участия в торжественном параде на Красной площади. Именно поэтому здесь же каждый раз сооружался для тренировки войск макет трибуны уже упомянутой «Красной площади».

До рубежа 50–60-х гг. полигон решал самые разные задачи, связанные с подготовкой к наступательной химической войне. В первую очередь, это были задачи испытательные, связанные с проверкой боевых характеристик химического вооружения, — не только новых типов, но и старых. Причем поначалу испытывалось не только химическое (и ОВ, и химические боеприпасы), но и биологическое оружие, поскольку на первых этапах оно также входило в сферу компетенции ВОХИМУ РККА. Решались и многочисленные учебные задачи с применением химоружия. Далее, поскольку полигон находился в ближнем Подмосковье, на нем производились показы военно-химической техники для руководителей разного уровня. И, наконец, здесь же производилось уничтожение как самого химоружия, так и отходов его производства с московских заводов.

Демонстрацией широких возможностей полигона в Кузьминках может служить тот факт, что летом 1927 г. именно непосредственно на полигоне на временном заводе была произведена партия иприта (XX) для обеспечения совместных советско-немецких работ, после чего была изготовлена еще одна партия иприта — уже для собственных работ[672].

Лицам в генеральских погонах, равно как и обитателям мэрии Москвы, полезно помнить, что на полигоне в Кузьминках были выполнены также первые в Советском Союзе да и во всем мире опыты по применению биологического оружия[54,152,201]. Продолжались они не менее двух лет в 1926–1927 гг., и в них «участвовали» лошади, бараны, козы и т.д. Один из последних опытов состоялся 19 июля 1927 г. Его целью было исследовать воздействие биологического наполнения артиллерийского снаряда на четырех коз в подземном бункере. Через два дня все подопытные животные сдохли от легочной формы сибирской язвы, как неоднократно доносил довольный Я.М. Фишман высшему (самому высшему) руководству армии и страны. После чего сам бункер был разрушен, а зараженные сибирской язвой козы были закопаны здесь же, на землях полигона. Место захоронения заровняли, так что теперь оно уже не известно никому[54].

Обращаясь к учебным задачам полигона, упомянем одно из первых показных занятий, которое состоялось 5 августа 1920 г. Курсантам Высшей стрелковой школы была продемонстрирована газовая атака — две волны хлора были выпущены из 10 баллонов Е-70[145].

Первый в практике Красной Армии военно-химический лагерный сбор начался 1 июня 1926 г. Химические части (ХКУКС РККА, отдельный учебно-опытный химический батальон и др.) разместились вне полигона на берегу в прошлом барского Кузьминского пруда имения Голицыных, а боевая работа с химоружием выполнялась на полигоне. Всего через лагерный сбор прошло около 1000 человек. В число выполненных работ входили войсковые испытания — заражение местности и дорог ипритом (XX), — проводившиеся в стране впервые (было выполнено четыре опыта). По их результатам были установлены нормы заражения местности и дорог ипритом. Один из результатов тех сборов и испытаний — появление в армии нового способа химической разведки. После того, как запах иприта был обнаружен «обонянием человека на дистанциях до 1 км с подветренной стороны» от зараженного участка, начальник ВОХИМУ М.Я. Фишман оценил и использовал этот результат: «разведка зараженного участка возможна путем обоняния разведчика, хорошо натасканного на запах иприта»[298]. (Отметим, что наличие запаха — это признак низкого качества иприта, который позволяли себе иметь страны с низкой технической культурой; на Западе научились делать чистый продукт, запахом не располагающий[6]).

Второй военно-химический лагерный сбор происходил в период 10 июня-10 августа 1927 г. Начальником лагеря был Я.М. Фишман. Химические части располагались тогда непосредственно на территории полигона[300].

Показательные занятия для военных с применением реальных ОВ были для работников полигона нередким делом. Такие были проведены, например, в ноябре 1928 г. для слушателей Курсов усовершенствования высшего начсостава РККА (КУВНАС). Сценарий напоминает эпизод из жизни «того самого Мюнхаузена»: 11 час. — авиационное бомбометание (включая использование ипритных бомб); 11 час. 40 мин. — артхимстрельба (в том числе с применением ипритных снарядов); 12 час. — выливание ОВ с самолетов с применением ВАПов; 12 час. 10 мин. — газобаллонная атака; 12 час. 40 мин. — газометная стрельба; 12 час. 50 мин. и 13 час. 05 мин. — создание ЯД-волн с использованием шашек с дифенилхлорарсином (IV) и хлорацетофеноном (II); 14 час. — заражение участка ипритом (с последующей дегазацией по снегу); 14 час. 50 мин. — постановка дымовой волны с самолета и т.д.[145].

На том мероприятии нашлось дело и начальнику токсикологической лаборатории, продемонстрировавшему «кроликов, имеющих различной степени ожоги ипритом». Его судьба — показатель действия на человека малых доз иприта. Энтузиаст своего дела И.Н. Коц умер на своем токсикологическом посту 25 июля 1937 г. от хронического отравления (острых отравлений за ним не числилось). Помянуть его некому — Красная/Советская Армия к сантиментам не расположена. А таких, как И.Н. Коц, было в нашей армии тысячи.

На следующий год 11 мая 1929 г. на полигоне были устроены «опытно-показные занятия для участников 1-го Всесоюзного совещания химической службы и для высшего и старшего комсостава МВО»[145]. А 22 мая «показные занятия по применению средств химической борьбы» были организованы для слушателей курсов КУВНАС[145]. Программа стандартная: газобаллонная атака, стрельба артхимснарядами, выстрелы из газометов, демонстрация работы ВАПов, постановка ЯД-завесы, заражение местности СОВ из ранцевых приборов…

В дальнейшем показные занятия проводились на полигоне непрерывно. Только в 1939 г. средства химического вооружения демонстрировались для начсостава и слушателей ВХА им. Ворошилова, для начальников химслужбы частей МВО, начсостава ХКУКС, наркома среднего машиностроения, наркома обороны, начальников химслужбы военных округов, начсостава Кремля, начсостава НКВД, начсостава Генерального штаба РККА, Военно-политической академии им. Ленина, Военно-воздушной академии, Артиллерийской академии, Военной академии им. Фрунзе, школы погранохраны НКВД…

Помимо демонстрации химоружия, на полигоне проходили непрерывные занятия со слушателями ХКУКС РККА.

Случались и сиятельные посещения. Так, 27 ноября 1931 г. на полигоне была проведена демонстрация членам РВС СССР новых средств химического вооружения. В тот холодный день командир химической роты распорядился «разогреть на костре бочку иприта», однако бочка с завинченной пробкой просто взорвалась, и три рядовых красноармейца, облитых ипритом, получили поражение. На этом беды не кончились — перед демонстрацией подрывов артхимснарядов «не проверили, очищено ли поле от работающих там людей», во время демонстрации у участников «были случаи замерзания выдыхательных клапанов в противогазе», а с химминами случились трудности в распознавании (они поступили со склада № 136 в Очакове «неразмеченными», так что мины в снаряжении фосгеном (XIII) перед стрельбой пришлось отбирать не по метке на корпусе, а по весу; к сожалению, ошибок избежать не удалось, и одна оказалась не фосгеновой, а зажигательной — фосфорной, — что и обнаружилось при показательной стрельбе)[535]. Не повезло в тот день даже заместителю председателя РВС СССР М.Н. Тухачевскому, который решил лично опробовать запалы ЯД-шашек, поступивших с завода № 12 (Электросталь). Считалось, что 75% запалов давали отказ, однако в руках у будущего маршала «все запалы дали отказ»[5].

В октябре 1933 г. химический полигон посетил весь Пленум РВС СССР. Выполненная для него «демонстрация средств химического вооружения РККА» включала химическую атаку с использованием танков, химическую атаку с применением самолетов, бой боевой химической машины с танком, стрельбу химическими минами, преодоление войсками участка зараженного СОВ. Кстати, та химическая атака с использованием танков так понравилась РВС СССР, что вскоре на полигон прибыли уже члены правительства во главе с И.В. Сталиным. Этот визит имел и практическое продолжение — уже в первые месяцы 1934 г. на полигоне проходили первые испытания химического танка БТ, созданного в ударном порядке по совету товарища Сталина в качестве подарка к намечавшемуся XVII съезду ВКП(б)[146].

А 5 июля 1934 г. на полигон заглянули два наркома — К.Е. Ворошилов и Г.К. Орджоникидзе. Повод был нешуточный — в личном присутствии наркомов по военным и по промышленным делам было испытано новое химоружие, поражавшее людей только через кожу: противогаз не спасал. К счастью, летчики в тот раз не промахнулись (случалось и такое), и произведенные в нынешнем ГСНИИОХТе 320 кг нового ОВ под шифром ГИМ-3 были вылиты с самолета на бреющем полете из 4-х ВАПов на площадку размером 125 м на 40 м. Наркомы приехали не зря — через 10 минут после начала испытаний значительная часть подопытных животных (5 лошадей, 14 собак и 15 кроликов) погибла, остальные пали позже. Новое ОВ рекомендовали к постановке на вооружение РККА[199].

Нелишне отметить, что за несколько дней до двух наркомов, а именно 30 июня 1934 г., полигон в Кузьминках посетила высокая итальянская делегация во главе с начальником химической службы генералом Риккетти. Как вскоре гордо докладывал Я.М. Фишман наркому обороны К.Е. Ворошилову, для гостей из Италии был «проведен показ химических средств на НИХП на тактическом фоне… Впечатление у них получилось большое и солидное»[681].

В октябре того же 1934 г. полигон принимал военную делегацию Китая с тем же меню: осмотр средств химического нападения (БХМ, химический миномет, химснаряды) и химическое заражение местности (из НПЗ и БХМ).

В год начала войны с Финляндией, а именно 29 марта 1939 г., на полигоне в Кузьминках состоялся осмотр образцов химоружия, которые были разработаны в конце 30-х годов и которые предполагалось поставить на вооружение и включить в систему химического вооружения. Осмотр провели лично нарком К.И. Ворошилов и его заместитель Г.И. Кулик.

Как уже упоминалось, на полигоне в Кузьминках находилось несколько складов химоружия, принадлежавших разным организациям. Особенно активное пополнение они получили летом 1933 г., когда по распоряжению наркома склад № 136 в Очакове был срочно освобожден от всего наличного запаса ОВ[468]. Объем хранимых ОВ по состоянию на сентябрь 1934 г. составлял около 500 т. Цифра эта известна из слезного письма начальника Штаба МВО в Штаб РККА, в котором говорилось, что складские помещения занимают площадь 1,5 км² и «совершенно не охраняются». Соответственно, в письме испрашивалось позволение иметь для охраны ОВ специальный караульный взвод[468].

О том, что размеры переходящих запасов ОВ были нешуточные, можно судить по акту обследования полигона от 11 июня 1938 г.[627] Перечень ОВ, хранившихся на одном из складов, включал 690,5 кг некондиционного иприта, 265 кг адамсита (III), 2133,2 кг фосгена (XIII), 317,5 кг дифосгена (XIV) (а еще 148 кг того же дифосгена, но под шифром вещества № 5) и т.д.[627]. На самом деле на полигоне находилось много больше ОВ, и их местонахождение мало кто знал. Часть из них пребывала в закопанном состоянии, потому что на полигоне происходило захоронение и ОВ, и отходов от испытаний ОВ. Захоранивались также отходы производства ОВ на заводах Москвы.

Решение испытательных задач восходит, по-видимому, к осени 1920 г., когда на полигоне была опробована партия баллонов с ОВ, подготовленных к боевому использованию на Южном фронте в связи с готовившимся «химическим сопровождением» операции РККА против войск П.Н. Врангеля в Крыму.

С первых лет на полигоне проводились испытания химоружия сухопутных войск, в том числе заражение территории стойкими ОВ из машин и приборов, и пуски ядовитых волн. В частности, в 1926 г. во время летнего военно-химического лагерного сбора воинские части, помимо прочего, занимались на территории полигона заражением местности и дорог ипритом[298].

Серьезные планы были намечены на весну 1928 г.: испытание двуколки для заражения, испытание ЯД-шашек новой рецептуры и т.д.[145]. 26 октября 1928 г. был выполнен подрыв емкости с 6 кг иприта. Образовавшееся облако распространилось на 200–300 м, а плотность заражения 10 г/м² была обеспечена на площади 220 м² вокруг места подрыва[4]. В сентябре 1929 г. здесь было произведено испытание шашек ЯД-1 на основе дифенилхлорарсина (IV). Выставленные на поле наблюдатели на разных дистанциях от места пуска «должны были определить раздражающее действие будучи не защищены противогазами». Вывод: «шашка ЯД-1 является хорошим химическим оружием как маскирующим, так и боевым». Той же осенью испытания были продолжены на нескольких рецептурах (ОВ — дифенилхлорарсин, хлорацетофенон, адамсит)[145].

На рубеже 20–30-х гг. дошло дело и до ручных способов боевого заражения земель ипритом и его смесями. В частности, летом 1927 г. были проведены испытания ранцевого прибора для заражения местности (НПЗ) путем заражения ипритом (XX) выделенной площадки. Достигалась плотность заражения 10 см³ на 1 м². В течение зимы и весны 1930 г. были проведены сначала опытные, а затем и войсковые испытания ранцевого прибора НПЗ-2 (разработчик — московский завод «Мастяжарт»; именно так тогда именовался нынешний «Базальт»). Его рабочая емкость составляла 17–18 л. Площадь, заражаемая с помощью одного прибора, — от 600 до 1100 м², плотность заражения — от 17 до 30 см³ иприта на 1 м². Разливали иприт по земле Кузьминок не зря: 17 июля 1930 г. решением РВС СССР прибор НПЗ-2 был принят на вооружение химических войск и полковых химических взводов сухопутных войск РККА[81].

Упомянем пример служебного заражения почв полигона. 29–30 ноября 1929 г. было испытано действие СОВ при проводке лошадей по заснеженной местности, зараженной ипритом. Опытами руководил заведующий Военно-ветеринарной химической лаборатории РККА проф. Н.А. Сошественский. Пожертвовали 18-ю лошадьми не зря, если учесть достигнутый результат: «Отравление ипритом конечностей в условиях зимнего времени происходит благодаря соприкосновению затвердевшего иприта с кожей, на которой он может удержаться и растаять. Наиболее благоприятные условия для этого создаются на задних конечностях»[309]. Нынешние москвичи ничего не знают о дегазации зараженных земель полигона после тех зимних опытов. Впрочем, если она и осуществлялась, то без пользы — в те годы не было средств дегазации почв в зимних условиях.

В июне 1934 г. на военно-химическом полигоне прошли сравнительные испытания двух ОВ, действующих на кожу, — люизита (XXI) и ГИМ-3[199]. В июле-августе 1937 г. было выполнено испытание новой вязкой ипритной рецептуры ВИР-Б-2, разработанной в ВХА им. Ворошилова. Участки с травой и без травы заражались с помощью машины БХМ-3[282]. Общий размер зараженного участка 120×22 м². На 1938 г. были запланированы опыты с этой рецептурой при поливке из ВАПов и заражении с помощью БХМ. Помимо иприта, на полигоне активно изучался люизит. У этих СОВ были испытаны все возможные рецептурные модификации — смеси, вязкие формы, зимние рецептуры. Работали военные химики в те годы и со многими иными ОВ на основе мышьяка.

Обращаясь к химоружию артиллерии, укажем, что еще на лето 1922 г. Артком запланировал большую программу опытов[145]. В 1923 г. на полигоне были выполнены работы по вскрытию и выяснению содержимого трофейных артиллерийских химических боеприпасов времен Первой мировой войны. И с тех пор полигон участвовал в решении самых разных задач, относившихся к сфере интересов артиллерии. Начиная с 1925 г., здесь производились подрывы многочисленных артхимснарядов — старых образцов и вновь разработанных[220,221]. Были среди них и снаряды с промежуточным дном (бинарного типа)[223]

А потом дошло дело (не могло не дойти) и до артиллерийских стрельб.

Первые стрельбы на полигоне в Кузьминках артиллерийскими снарядами калибра 6 дм и 3 дм в снаряжении ипритом были выполнены еще в мае и июне 1925 г.[220] и в дальнейшем проводились регулярно. Именно тогда, 16 мая 1925 г., были выполнены первые стрельбы артснарядами в снаряжении ипритом, сопровождавшиеся боевым загрязнением почв в районе полигона. Позиция 122 мм крепостной гаубицы была расположена на стрелковом полигоне у деревни Выхино. Всего по двум площадкам полигона было выпущено 40 снарядов. Следующие стрельбы — 76 мм артснарядами — были выполнены 2 июня 1925 г. с использованием горной пушки. На этот раз было выпущено 60 снарядов. В последних стрельбах произошло неполное вскрытие 11 корпусов снарядов, однако о судьбе зараженных ипритом корпусов снарядов не сообщается. Велись эти стрельбы с большим риском для населения — над внеполигонной территорией. Артснаряды стартовали с ружейно-стрелкового полигона в Выхине и других мест и после перелета над «ничейной» землей приземлялись на большой участок военно-химического полигона в Кузьминках, где после разрыва собаки должны были отравиться. Скорее всего, стреляли в так называемый «Северный бугор», который впоследствии стал полигоном военного училища имени Верховного Совета РСФСР. Впрочем в обоих случаях «болезненных изменений» у всех 7 собак, которые должны были пострадать от иприта, обнаружено не было[220].

В дальнейшем артиллерийское загрязнение территории полигона ипритом проводилось двояко — путем обстрела и с помощью подрывов артиллерийских боеприпасов непосредственно на земле.

Примером загрязнения почв во время обстрела могут служить стрельбы, выполненные 26 августа 1926 г. Артснарядами калибра 76 мм в снаряжении ипритом обстреливалась площадь в 4000 м² (число израсходованных снарядов — 57, дальность 4,5 км). Иприт из разорвавшихся снарядов не только заразил каплями площадку обстрела, но и распространился в виде тумана вне ее на расстояние около 100 м. В тот день были поражены все выставленные подопытные животные (кошки и собаки), причем 45% из них пали. Стрельбы были повторены 1 октября 1926 г. уже на площади 8000 м² (количество снарядов — 200, дальность распространения паров иприта вне площадки обстрела — 400–500 м, процент павших животных — 66%)[221].

На весну 1928 г. планировалась стрельба 107 мм снарядом.

В 1926–1928 гг. продолжились и подрывы образцов артхимснарядов.

Один из опытов по наземному подрыву артхимснарядов с ипритом был выполнен 17 февраля 1926 г. При подрыве 76 мм снарядов с чистым ипритом (без растворителя) пораженными оказались все подопытные кролики, они получили местное поражение (воспаление слизистой оболочки носа и век, перешедшее в хроническую форму). 16 сентября 1926 г. были подорваны на земле 122 мм артснаряды для полевых гаубиц. В том опыте ипритом были поражены все выставленные кошки и собаки, причем у 16 из 18 были поражены не только кожные покровы, но и легкие. Кстати, в том опыте испытатели «впервые встретились с кожным поражением от паров» иприта[221,222].

Много подрывов химических и осколочно-химических артхимснарядов было выполнено в 1928 г.[221,222]. В частности, 28 июля 1928 г. был осуществлен подрыв артснарядов калибра 76 мм, 122 мм и 152 мм в снаряжении ипритом. Опыт выполнили на четырех площадках, далеко отстоящих друг от друга. Действие паров и тумана иприта было проверено на 52 собаках.

В 1929–1930 гг. этими химическими снарядами (в том числе с ипритом в смеси с треххлористым мышьяком) стреляли и в зимних условиях — в декабре и январе[221,222].

Обращаясь к предвоенным событиям, укажем на первые полигонные испытания реактивных химических снарядов РСХ-132, которые были проведены с декабря 1938 г. по февраль 1939 г. Самоходная пусковая установка для 132 мм ракет была смонтирована на шасси автомобиля ЗИС-5 и имела 24 направляющих на общей раме. Испытания прошли успешно[766].

Начиная с совместных работ с немцами, на полигоне велись активные испытания авиационного химического вооружения. В частности, в конце 20-х гг. дошло и до авиационных ипритных атак на землю полигона.

Так, в конце 1926 г. на полигоне были выполнены испытания новейших образцов авиационного химоружия в рамках начавшегося советско-германского военно-химического сотрудничества. Однако немцы для выливания из ВАПов над полигоном использовали нейтральные жидкости, имитирующие иприт[669]. А когда эти опыты были завершены, начались переговоры между ВОХИМУ и Управлением ВВС Красной Армии насчет бомбометания на полигон бомб с уже настоящим ипритом, но без немцев. Первые опыты с реальными ОВ были произведены в ноябре 1926 г. С высот 100, 400, 600, 1000 и 2000 м на полигон была сброшена 31 бомба с СОВ калибра 8 кг (в качестве СОВ выступали иприт, а также смеси иприта с хлорбензолом и иприта с AsCl₃). Количество ОВ в бомбе — 4 кг, площадь заражения — 300 м². Руководил испытаниями М.Г. Годжелло. Полетом авиахимбомб участники испытаний были удовлетворены (у них был «правильный полет в основном»), о судьбе кроликов и собак не сообщалось. Был также выполнен подрыв авиахимбомб с ипритом в броневой яме, вследствие которого все кошки погибли. По результатам испытаний бомб было сочтено, что они могут быть введены на вооружение ВВС РККА[226]. То решение состоялось[78].

В марте 1927 г. звено самолетов Р-1 провело по НИХП групповое бомбометание с высоты 1500 метров (12 шт. 8 кг бомб марки ПЛ). Цель — изучить техническое рассеивание бомб при групповом бомбометании. Присутствовали Я.М. Фишман и А.А. Дзержкович. Ни одна авиабомба с ОВ в цель не попала, так что все 42 кошки не пострадали[226]. О судьбе авиабомб в отчете не указывается.

В начале 1928 г. была испытана осколочно-химическая авиабомба калибра 8 кг (АОХ-8) в снаряжении хлорацетофеноном (II)[226], и в 1929 г. она нашла свое место в системе вооружения РККА[80]. Чтобы понять цену этого достижения, приведем хронику полетов на полигон самолетов, вооруженных осколочно-химическими бомбами только лишь одного 1928 г.[226].

15 марта было проведено испытание осколочно-химических бомб калибра 8 кг. С высоты 2000 м на цель было сброшено 6 бомб, не попала ни одна.

21 марта самолет сбросил 4 химические бомбы калибра 16 кг с высоты 1000 м, попала в цель лишь одна.

22 марта из четырех химических бомб калибра 16 кг, сброшенных с высоты 2000 м, в цель попало две. И с высоты 3000 м из четырех таких же бомб, сброшенных в тот же день, в цель попало две.

23 марта с высоты 3000 м были сброшены 4 авиахимбомбы калибра 32 кг, в цель не попала ни одна.

26 марта 4 бомбы с ипритом калибра 32 кг, сброшенные с высоты 1000 м, легли «около цели». При повторении опыта с четырьмя ипритными бомбами, выполненного в тот же день с высоты 2000 м, «все 4 бомбы в цель не попали». Третий такой же опыт, осуществленный с высоты 3000 м, был более удачен: «две бомбы — в цель, две не замечены».

16 мая попытка попасть в цель осколочно-химическими бомбами с высоты 2000 м вновь окончилась неудачно: «все шесть бомб в цель не попали».

И 31 мая попытка сбросить химические бомбы калибра 16 кг с высоты 3000 м окончилась неудачей — «все четыре бомбы в цель не попали». И с 2000 м такие же 4 химбомбы вновь в цель не попали. И с 1000 м аналогичный опыт того дня был столь же неудачен — в цель не попала ни одна авиахимбомба.

27 июня было выполнено 4 опыта по залповому сбросу химических бомб АХ-16 с высоты 3000 м «для определения рассеивания». В первом опыте не были замечены разрывы ни у одной химбомбы из четырех. При втором сбросе были замечены разрывы у двух бомб из четырех. При третьем сбросе были замечены разрывы у трех бомб, а четвертая просто не выпала с самолета. При четвертом опыте все 5 бомб «упали недолетом».

27 июля был выполнен опыт по сбросу химических бомб АХ-32 с высоты 1000 м. В районе цели были выставлены подопытные животные и разложены пластины для фиксирования капель ОВ. Однако в цель попали лишь две бомбы из четырех. Повтор того же опыта с высоты 2000 м привел к тому же результату: в цель попали лишь две бомбы из четырех. Еще один повтор с высоты 3000 м ухудшил результат: в цель попала лишь одна химическая бомба[226].

Во всех приведенных примерах в записях на очевидный вопрос, «а куда попали», журнал специального летного отряда ответа не дает ни разу[226].

На полигоне велись многочисленные выливания ОВ с воздуха[228].

Один из экспериментов с ОВ был выполнен 1 марта 1929 г. Было предусмотрено заразить участок полигона с помощью ВАП-2 с самолета Р-1 с высоты 30–200 м. Самолет взлетел с аэродрома в Ухтомской и вернулся туда же. Подвеска и снятие на аэродроме приборов ВАП-2, снаряженных ипритом, а также выполнение самого полета производились без средств защиты персонала. В тот день над полигоном было распылено 200 кг иприта (XX). При этом правый прибор вскрылся плохо и самолет оказался забрызганным каплями иприта. А во время маневров над целью сам самолет прошел через собственное облако иприта.

Аналогичный опыт состоялся 17 мая 1930 г. Иприт с высоты 30–40 м был вылит на площадку размером 200×300 м². Результат: поражение глаз — у всех пяти выставленных лошадей, поражение кожи и ног — у двух, поражение пищевого тракта — у одной лошади, той, что имела возможность питаться подножным кормом на зараженной площадке.

В 1930 г. на вооружение авиации была принята АХБ калибра 32 кг, и полный цикл ее испытаний был выполнен в Кузьминках. Бомба предназначалась для заражения местности с использованием СОВ и содержала 21,5 кг ОВ.

На январь 1931 г. планировались авиационные испытания смесевых ОВ на основе иприта (в смеси с хлорпикрином, а также в смеси с дифосгеном) с использованием ВАП-4[145].

Авиаиспытания химоружия были настолько активные, что в 1935 г. начальник ЦАГИ Н.М. Харламов даже обратился в ВОХИМУ к Я.М. Фишману с предложением разместить непосредственно на полигоне лабораторию и постоянную опытную площадку ЦАГИ, чтобы была обеспечена регулярность проведения полигонных испытаний химического вооружения самолетов[84].

Вопрос о том, как поступать с почвами, зараженными ипритом, возник в дни первых же опытов. Во всяком случае 23 мая 1925 г. Химком при РВС СССР обсудил проблему финансирования опытных работ по дегазации земель, продовольствия и одежды. Опыты по дегазации местности после ее заражения ипритом было решено осуществить в Кузьминках. На эти цели было выделено 58 пудов иприта, и они были добросовестно вылиты. О качестве дегазации почвы после этой (летней) операции организаторы заражения не сообщают[145].

Конечно, соседство такого опасного объекта, как военно-химический полигон, совсем рядом со столицей не могло быть вечным. В руководстве армии это понимали еще в 20-х гг., когда обсуждали перспективы расширения системы военных складов и полигонов. Во всяком случае при одном из подобных обсуждений, которое состоялось в феврале 1927 г., в ответ на демагогическое заявление Я.М. Фишмана («если теперь же не упорядочить разливочную станцию и химполигон, то будет поздно, так как война может быть не сегодня-завтра») начальник снабжения РККА П.Е. Дыбенко, не менее Я.М. Фишмана знакомый с международной обстановкой и с «нашим ответом «Чемберлену», все же высказал прямо противоположное суждение: «Каковы дальнейшие перспективы полигона? Никаких. Через 5 лет т.Фишмана заставят выкуриться оттуда».

Когда же эти работы в Кузьминках были, наконец, прекращены, военно-химический полигон оставался белым пятном для москвичей вплоть до начала 90-х гг., когда свидетелей почти не осталось. Или черной дырой?

Выше упоминалось насчет охраны. Из рассмотрения документов, которые относятся к полигону, следует, что серьезной охраны у него не было никогда. Жалобы на то, что колючая проволока порвана, а окрестное население проникает внутрь территории полигона (разумеется, приводя «к рассекречиванию работ»), проходят по документам и в 20-х, и в 30-х[627] гг.

Порвана эта сакраментальная проволока и в наши дни, когда за нынешним НИИХимМашем была оставлена лишь небольшая часть обширной территории, принадлежавшей ОГП-АГП-НИХП раньше (не более 80 га). Остальное (много более 800 га) «отошло» Москве и Подмосковью.

« Назад

Оглавление

Вперед »