«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

13.5. БЕЗОПАСНОСТЬ

В предвоенные годы химоружие очень часто хранилось непосредственно в войсках и, к сожалению, не самым аккуратным образом. Настолько неаккуратным, что этим приходилось заниматься высоким военным руководителям. Приведем пару примеров.

Так, летом 1935 г. после проверки порядка хранения ОВ в воинских соединениях командующий ЛВО И.П. Белов издал сердитый приказ. В частности, 1-му стрелковому корпусу было приказано «привести в порядок хранилище БОВ, исключив возможность попадания на тару с ОВ снега и дождя». По-видимому, речь шла о том имуществе, которое корпус хранил в Псковской обл. в Красноармейском военном лагере (ст. Владимирский лагерь). А осенью того же года в 56-й стрелковой дивизии 1-го корпуса бочка из-под иприта была без дегазации передана для использования под хранение нефти, в результате чего один человек получил поражение.

В КВО в 1936 г. порядок хранения ОВ непосредственно в войсках почему-то привлек внимание командующего округом И.Э. Якира. Как оказалось, в 15-м стрелковом корпусе ЯД-шашки хранили прямо в Чернигове. В Виннице квартировавший там 17-й стрелковый корпус имел склад ОВ и ЯД-шашек тоже непосредственно в городе (иприт, кстати, хранился в землянке, которая не имела охраны)[489]. Не миновала эта напасть и Житомир, в самом центре которого 8-й стрелковый корпус держал большие запасы ЯД-шашек[489]. 2-я бригада ПВО бросила свою бочку с ипритом на полигоне, а вот 6-й железнодорожный полк берег свои ОВ и шашки получше, но не на полигоне, а непосредственно в Жмеринке, в сыром погребе[489]. Конечно, И.Э. Якир был серьезным военачальником, и он тут же углядел беду для своих собственных войск: как оказалось, все эти ОВ охранялись солдатами, у которых не было под рукой средств защиты на случай беды. Впрочем, вряд ли один командующий одного из округов мог изменить общую атмосферу военно-химического бедлама, царившего в Красной Армии.

Характерной чертой того лихого времени были пожары и взрывы. Они происходили на складах и базах хранения химоружия, в том числе на складах артиллерийских боеприпасов, многие из которых попутно хранили и немалые количества химических боеприпасов. Для артиллерийских складов пожары и взрывы были бедой стандартной, хотя документированных данных на эту тему не очень много. Во всяком случае работы у чрезвычайного комиссара складов огнеприпасов и взрывчатых веществ Республики (Чрезкомвзрыва) хватало. И проблема была неоднократным предметом обсуждения в руководстве армии[608]

Началось все, как водится, в Одессе — еще в 1918 г. Тогда полностью взорвались все склады боеприпасов и взрывчатых веществ, в результате чего «как сама территория складов, так и прилегающая застроенная территория на большом расстоянии вокруг от этих складов была совершенно разрушена и засыпана осколками взорвавшихся снарядов, так и равно неразорвавшихся снарядов». Приведенная цитата относится уже к переписке 1925 г., в процессе которой военные и гражданские власти Украины решали, кто оплатит армейские работы по очистке, с тем чтобы прекратить, наконец, непрерывную цепь (исчислявшуюся сотнями) несчастных случаев среди местного населения, в особенности, среди жителей окрестных домов, которые были построены на образовавшемся после взрыва «пустом» месте[489].

Интенсивность экстремальных событий на артиллерийских и химических складах станет особенно ясной, если обратиться к Москве.

Самое проклятое место Москвы — Ходынка, которая «прославилась» еще при последнем российском царе. Не повезло и крупному артскладу на Ходынке, образованному при царе (станция «Военное поле» окружной железной дороги). Именно здесь вечером 9 мая 1920 г. начался пожар в помещении с динамитом и пироксилином, быстро распространившийся по территории и продолжавшийся вплоть до 12 мая. Мощные взрывы артснарядов начались немедленно, и большие количества неразорвавшихся снарядов были разбросаны по окрестностям. Во время пожара полностью сгорели все хранилища артбоеприпасов (24 сарая барака), а также пострадали многие соседние здания. Считалось, что химических снарядов на складе будто бы не было, однако во время тушения пожара на всякий случай на станцию «Пресня» был доставлен вагон с противогазами.

Ходынская трагедия продолжилась в 1921 г. в связи с операциями по подрыву собранных после прошлогодних событий снарядов, их проводили неподалеку в Мневниковском овраге. Поскольку многие снаряды оказались не подорванными, окрестные жители и в последующие годы занималось раскопками с целью «снятия с них медных поясков» и неизбежно оказывались жертвами подрывов. Переписка городских и военных властей на эту тему продолжалась годами. Так, в мае 1932 г. в одном из приказов командующего войсками МВО А.И. Корка предписывалось «продолжить работу по обезвреживанию Октябрьского поля (район бывшего Ходынского огнесклада)». А в августе он вновь приказал: «Работы по поверхностному сбору снарядов в районе взрыва бывшего Ходынского огнесклада силами Московского гарнизона и уничтожению собранных подрывом приказываю — продолжать до выпадения снега». Скорее всего, работы перешли на весну 1933 г. Образовавшееся Октябрьское (Ходынское) поле армия стала использовать в качестве плаца для тренировок. Остается подчеркнуть, что в приказе А.И. Корка речь шла лишь о поверхностном сборе снарядов. Так что возле построенных вокруг домов и до наших дней находят в земле старые снаряды, которые не нашли в далеких 1920–1933 гг.

Трагедия на Ходынском артскладе 1920 г. не была единственной. В тот год много хлопот было с пожаром, который случился в последний день июля на огнескладе «мыза Раево» (Москва, ст. Лосиноостровская)[489].

В 1922 г. на территории Москвы было 4 пожара — 1 на Лефортовском артскладе и 3 — на Очаковском складе ОВ. И так продолжалось из года в год.

По всей стране происходило то же самое.

В 1921 г. на артскладе в Тбилиси (Тифлисе) часовой ковырнул штыком авиабомбу, после чего произошли взрыв и пожар вагона со снарядами. Переброс пожара на вагоны с пироксилином, к счастью, удалось тогда предотвратить[489].

В 1922 г. случились пожары на многих артскладах. В Самаре пожар закончился благополучно. В Казани 5 пожаров тоже закончились благополучно, хотя 4 из них были обусловлены одной и той же причиной — загоранием леса вокруг склада. А вот артскладу в Глазове не повезло, и пожар 29 августа 1922 г. закончился уничтожением 53 вагонов имущества и ранением трех человек. И во время пожара на Новочеркасском складе, случившемся 2 июля 1922 г., артбоеприпасы горели и взрывались с большими последствиями (погибло все содержимое сарая № 6, на месте которого образовалась воронка)[489].

Активные работы по транспортировке артбоеприпасов сопровождались новыми пожарами. В 1923 г. было по два пожара на Казанском, Балаклейском и Новочеркасском артскладах и по одному пожару на артскладах в Самаре, Екатеринбурге, Ташкенте, Торопце, Куженкине, Киеве (отделение на ст. Пост-Волынский, сгорел сарай динамита). На Брянском артскладе в 1923 г. было два пожара, во время одного из которых (28 августа) сгорела площадка с трофейными боеприпасами.

В 1924 г., по официальным данным, пожары произошли на следующих складах — Песковском (25 сентября), Растяпинском (17 ноября), Павловском (1 декабря) и Брянском (9 декабря). А еще были взрывы на артскладах — на Владивостокском (11 ноября; взорвался снаряд, ранено 2 человека) и Куженкинском (18 ноября; ранено 2 рабочих).

В апреле 1925 г. произошло три взрыва на артскладах — Рыбинском (взрыв с пожаром 11 апреля; уничтожены бараки снаряжательной мастерской, повреждена сама мастерская; боеприпасы погибли), Ростовском (13 апреля; ранен один человек, ожоги получили пятеро) и Костромском (24 апреля; погибло на месте 7 человек, умерло от ран двое, контужено 7 человек).

Перечисленными событиями 1925 г. не закончился. 2 июня на Песковском артскладе (Коломна) произошел взрыв, погибло 3 человека. 13 июля произошел взрыв на артскладе во Владивостоке, пострадало 5 человек (двое — со смертельным исходом). В августе произошли трагические события в разных концах страны: при взрыве на артскладе в Ростове-Ярославском пострадало 7 человек, а во время взрыва в Читинском артскладе — шестеро, в том числе трое было убито. А 4 сентября 1925 г. на Кременчугском артскладе сгорел пороховой погреб (3000 пудов бездымного пороха).

Отдельно остановимся на событиях в Тбилиси (Тифлисе). В июле 1925 г. произошел большой взрыв артбоеприпасов на складе № 24, и его в порядок пришлось приводить много месяцев. Артсклад этот был расположен прямо в городской черте поблизости от городских построек, железнодорожной станции Тифлис, механического завода (артзавода) и военных казарм. Когда в мае 1929 г. особый отдел ОГПУ в очередной раз ставил перед властями в Москве вопрос о выводе артсклада из города (это случилось после апрельского взрыва пороха, когда лишь по случайности не подорвались находившиеся поблизости пороховые погреба), то напомнил, что, начиная с 1921 г., это был четвертый по счету взрыв. Напомнил и о двух случаях воспламенения — в 1926 и 1927 гг.

Продолжая хронологическое перечисление, напомним, что и в 1926 г. случались точно такие же события. В феврале произошел пожар на артскладе в Кременчуге в штабеле с зарядами к 11-дюймовой мортире. Памятен и пожар на Куженкинском артскладе № 39 (Тверская обл.), который возник 29 июня на участке, где хранилось большое количество опасных материалов (70 вагонов пороха, 15 вагонов винтовочных патронов и 5 вагонов ручных гранат). К счастью, на другие участки территории склада тот пожар удалось не допустить, а жертв — избежать. Разумеется, пожар произошел «от самовозгорания»[489].

Не забудем, что на Песковском, Павловском, Брянском, Владивостокском, Куженкинском, Ростовском, Торопецком, Рыбинском, Киевском и многих других артскладах, наряду с обычными, хранились также и химические боеприпасы.

Список подобных событий бесконечен. Однако дальнейшее перечисление неизбежно будет фрагментарным — оно основано на отрывочных данных. Не обошли стороной те события и военные объекты, где хранилось химоружие — ОВ и боеприпасы. Эта сторона документирована особенно скупо, хотя необходимость в подобного рода знании обществу очевидна давно.

Летом 1932 г. пожары на торфяных болотах, окружавших артсклад № 67 в Можайске (Московская обл.), не один раз подступали к самому забору. Между тем склад тот хранил не только обычные, но и химические снаряды. В том же 1932 г. произошли взрывы на складах боеприпасов, хранившихся на крупных артиллерийских полигонах — Тоцком и Минском. Были и человеческие жертвы. События эти были столь неординарными, что в нарушение традиции их рассматривал даже РВС СССР на своем заседании.

Среди предвоенных событий упомянем большой пожар в группе складов ЗабВО, расположенных в Чите. Он случился 21 июля 1938 г., однако военные до сих пор не дают обществу информации, захватил ли этот пожар головной военно-химический склад № 139, в котором хранились ОВ[489].

В августе 1939 г. произошел большой переполох на артскладе № 28 (Карачев, Брянская обл.). Недалеко от него в лесу возник большой пожар, который с большой скоростью перемещался в сторону склада. Пожар тот едва удалось остановить недалеко от артсклада. О том, насколько пожары на артскладах были скорее правилом, чем исключением, свидетельствует душераздирающий рапорт 1938 г. со склада № 74 (Хабаровск-Красная речка).

Следует подчеркнуть, что такое понятие, как «громоотвод», не было чуждо руководителям военно-складского дела Советского Союза с самого начала XX века. В отношении стационарных складов боеприпасов в армии действовало правило, которое было установлено еще 13 августа 1926 г. (можно привести и более ранние документы): «устройство громоотводов» в складах «с боевыми припасами как общее правило должно считаться мерой необходимой и обязательной»[489]. То же самое относилось и к войсковым складам. Например, в документе КВО, относившемся к эпохе упорядочения складов авиабоеприпасов непосредственно в авиационных бригадах, можно найти запись на эту тему («хранилища оборудуются громоотводом»). Поскольку тот документ относился к весьма «строгому» 1937 г., нетрудно догадаться, что исполнялся он буквально.

Мы упоминаем об этом в связи с тем, что во время двух пожаров на складах боеприпасов, случившихся в армии России в 2001 г., армейский генералитет не смущался заявлять, что те утраченные склады будто бы не были оборудованы… громоотводами. На самом деле в тех событиях отсутствовало нечто иное, например, ответственность армии перед взрастившим ее обществом.

Обратимся, далее, к примерам послевоенных лет.

По воспоминаниям очевидцев, с базой авиационного химоружия в Леонидовке (Пензенская обл.) связано несколько пожаров. Так, в 1952 г. сгорело 75 т тротила, которые, к счастью, не взорвались. А в июле 1982 г. случился пожар, который удалось потушить до того, как он перекинулся с обычных боеприпасов на химические («Новая биржевая газета», Пенза, 21 декабря 1994 г.).

К сожалению, в наши дни общество по-прежнему не застраховано от пожаров и взрывов, связанных с работами с химоружием.

Среди событий последних лет укажем на два пожара 1996 г., которые характеризуют ситуацию в целом. Так, от пожара, который произошел 6 мая 1996 г. у поселка Мирный (Оричевский район Кировской обл.), очень серьезно пострадал торфобрикетный завод. К счастью, он не перекинулся на военно-химический склад авиационных химических боеприпасов «Марадыковский», который примыкает к поселку Мирный[893].

В заключение следует указать на аварию, случившуюся в начале 1993 г. на железнодорожном перегоне поселка Кизнер (Удмуртия) недалеко от места, где находится мощный склад хранения артбоеприпасов — как химических, так и обычных. Хранятся там и все три типа ФОВ — зарин, зоман и советский V-газ[870]. А 30 сентября того же 1996 г. в той же Удмуртии пожар случился на одном из сооружений непосредственно на военно-химической базе Камбарке, где хранились большие количества люизита в цистернах. Особенностью этого события было то, что безответственные власти — и гражданские, и военные — решили население информацией о пожаре не беспокоить[893].

Подводя некоторый итог, отметим, что ничего из того, о чем говорилось в этом разделе, общество не знало. А что же армия? Неужели наша армия не понимала уровня опасности для жителей каждый раз, когда возникала аварийная ситуация на армейских объектах? Оказывается, понимала. И не только понимала, но и подсчитывала, поскольку высшие армейские лица — полковники и генералы — всегда мыслили категориями ущерба… для противника.

* * *

Советская система складов химоружия всегда была средоточием трудных проблем. Однако именно в отношении этих складов наше общество и поныне не располагает никакой информацией. Причем армия не торопится поделиться с обществом своим знанием этой проблемы. Между тем, с точки зрения химической безопасности, полное отсутствие данных о динамике распределения по стране мест прошлого хранения химоружия нетерпимо. Так же как нетерпимо отсутствие данных о всех прошлых складских операциях с химоружием и о случавшихся инцидентах — пожарах, взрывах и т.д. Незнание прошлого чревато немалыми неожиданностями и для нынешнего населения, и для будущих поколений страны.

« Назад

Оглавление

Вперед »