14.4. ТАЙНАЯ МЕДИЦИНСКАЯ ПАЛАТА № 13
Выше уже упоминалось, что попытки лечения людей, отравленных ОВ, начались еще в 20-х гг. в палате № 13 ПМКВГ (Москва-Лефортово), а также в Военно-медицинской академии в С.-Петербурге. Единственный значимый результат тех усилий — деятельность по сохранению секретности. И никакого вылечивания.
Вот почему, обращаясь к проблеме лечения поражений от ОВ первого (иприт, люизит) и второго (зарин, зоман, V-газ) поколений, мы вынуждены сразу констатировать, что по отношению к обеим группам отравленных людей врачи Советского Союза/России, по существу, совершили акт предательства.
И ту, и другую группу они лечили, но ни одного человека не вылечили.
Как уже упоминалось, вступая в Великую Отечественную войну, врачи Горьковского НИИ ГТП не знали о признаках отравления людей ипритом и люизитом и тем более о механизме воздействия на них этих опаснейших СОВ. И не только по причине секретности, но и потому, что в те годы советская наука больше интересовалась токсикологией СОВ, чем лечением отравлений ими.
«… До Отечественной войны, во время войны и до 1946 г. лечение рабочих спецхимии и разработка профилактических мероприятий на предприятиях спецхимии г. Москвы и Московской области осуществлялось в бывшем Институте им. Обуха (ныне Институт гигиены труда и профзаболеваний АМН СССР). Сохранение гостайны обеспечивалось наличием спецклиники с профотделением (для лечения без отрыва от производства)»[1022].
В годы войны 1941–1945 гг. трудовой «химический фронт» оказался особенно жестоким. Во всяком случае в ту войну от отравления ипритом и люизитом пострадали все, кто участвовал в масштабном производстве химоружия по заданию армии. Многие из них погибли непосредственно в годы войны, а также в первые послевоенные годы.
Однако специфическое лечение рабочих цехов иприта и люизита в Дзержинске (завод № 96), который расположен в получасе езды от Горького (Нижнего Новгорода), в годы войны практически не осуществлялось в силу отсутствия такового. Вмешательство врачей ограничивалось в основном констатацией заболеваний, установлением социального статуса отравленных работников и дачей разрешения на их вывод из опасных цехов (дальше этого дело не шло — на администрацию врачи не «давили»).
Еще меньше внимания уделялось рабочим ипритных и люизитных цехов Чапаевска (завод № 102), который отстоял от Горького много дальше. Что касается рабочих Сталинграда (завод № 91) и Березников (№ 761), то вряд ли они вообще получали хоть какое-то лечение.
Когда война закончилась, потребовалось два года, прежде чем СМ СССР определил правовой статус рабочих, утративших здоровье при выпуске в военные годы СОВ первого поколения, — иприта, люизита, их смесей и других рецептур на их основе. В постановлении, датированном 1 июля 1947 г., Минздраву СССР и МХП СССР было предписание обеспечить «систематическое медицинское наблюдение за ними и надлежащее лечение»[1023].
Как известно, от советского постановления до его претворения в жизнь — путь неблизкий. Прошло еще два года, погибло еще много людей, прежде чем часть ВХК — врачи и химики — собралась договариваться. Лишь 16–18 мая 1949 г. в Дзержинске состоялось совместное секретное совещание ПГУ МХП СССР и Минздрава РСФСР, на котором две стороны треугольника ВХК обсудили вопрос «об охране труда и техники безопасности работников спеццехов» в связи с производством в годы войны СОВ. За три дня было произнесено много отчетов и самоотчетов, однако проблема оказалась столь жестокой, что результатов, значимых для здоровья людей, у той встречи практически не получилось. Впрочем, даже минимальные договоренности того совещания не могли быть использованы теми сотнями работников, которые в войну травились СОВ и смогли дожить до 90-х гг. В суде свои права на утраченное по воле и по вине государства здоровье эти люди защищать не могли — они не располагали документами, которые могли бы им помочь в защите своих прав[605].
В течение многих лет атмосфера тайны позволяла советской медицине скрывать свое банкротство в отношении лечения болезней, вызванных ипритом и люизитом. И лишь на конференции 1949 г. стало ясно, что средств лечения этих заболеваний не существует. И неудивительно, что даже на сугубо секретной встрече «врачи» обсуждали лечение людей, которые были поражены, однако, не ипритом и люизитом, а некими продуктами «Н» и «Л». Единственное, что они не могли скрыть друг от друга, так это то, что за четверть века после начала работ с ипритом и люизитом в Советском Союзе не было вылечено ни одного человека. Особо точный итог был дан в выступлении начальника отдела техники безопасности завода № 96 (Дзержинск) Г.Б. Балло: «Мне кажется, что мы вправе сказать на основании предыдущих выступлений представителей врачебного мира, что никаких радикальных способов как излечения наших больных, так и приостановки идущего процесса никто не предложил, так как их на сегодня нет». Аналогичный вывод был сделан начальником отдела техники безопасности завода № 91 (Сталинград) А.Г. Богдановым: «К вам, товарищи ученые медики, предъявлены серьезные требования.., вы очень мало и недостаточно сделали в области отыскания новых методов лечения профбольных и профинвалидов от продуктов СОВ. Вы не привели ни одного случая выздоровления, а только констатировали смерть»[605].
А что же сделал Горьковский НИИ ГТП за столько лет? Он лишь разработал инструкции для определения, кого считать профбольными и профинвалидами и с какими показаниями направлять людей в спецстационар, а также бланки истории болезни. Зато к 1949 г., как с большой гордостью доложил на конференции директор Горьковского НИИ ГТП доцент А.С. Архипов, была «проведена широкая научная разработка вопросов клиники, профилактики и лечения поражений СОВ, в связи с чем выполнено 30 научных работ»[605].
«1. Лечение СОВ заболеваний легких представляет сложную и трудную задачу, так как они отличаются распространенными и глубокими патологическими изменениями органов дыхания, которые нередко сочетаются с недостаточностью кровообращения и серьезными нарушениями обмена веществ.
2. Поскольку в результате патологических изменений в органах дыхания и кровообращения развивается кислородное голодание, одной из центральных задач лечения больных является достаточное снабжение их кислородом. С этой целью необходимо устранять все препятствия к нормальному носовому дыханию (полипоз носа, синуситы) и для обеспечения компенсации нарушения газообмена проводить у больных с ранними формами пневмосклероза дыхательную гимнастику, тренирующую дыхательную мускулатуру.
3. С развитием у больных легочно-артериальной гипоксемии, к которой в последующем может присоединиться и циркулярная гипоксемия, необходима ингаляционная оксигенотерапия, которая может дать наибольший эффект при проведении ее в специальных кислородных камерах.
4. Тяжесть течения СОВ заболеваний легких и появление при них осложнений (перифокальных пневмоний, абсцессов и пр.) в значительной степени обусловлены инфекцией и снижением иммуно-биологических свойств организма больных. Поэтому борьба с инфекцией играет очень большую роль в лечении больных с СОВ страданиями легких. Необходимо устранить у больных депо инфекции (синуситы, кариозные зубы, тонзиллиты) и обеспечить хороший отток гнойной мокроты из дыхательных путей при помощи позиционного дренажа или, еще лучше, при помощи бронхоскопа.
5. При перифокальных пневмониях наибольший эффект может дать комбинированная терапия пенициллином внутримышечно и сульфаниламидами через рот. Для подавления инфекции в дыхательных путях у больных с СОВ пневмосклерозами в периоде, свободном от вспышки, вызванной перифокальной пневмонией, показана повторная ингаляция аэрозольпенициллина.
6. Курортное лечение больных СОВ страданиями легких показано проводить в условиях сухого климата…
7. В системе комплексного лечения больных большое значение имеет рациональная диета…»
Проф. С.И. Ашбель, 16 мая 1949 г., Дзержинск[605]
К тому же из наукообразного словоблудия, которое было выдано на-гора в докладе проф. С.И. Ашбеля — медицинского лидера по болезням, связанным с отравлениями ипритом (продуктом «Н») и люизитом (продуктом «Л»), — совсем не следовало, что имелись в виду острые поражения ОВ кожно-нарывного действия. В первую очередь и навсегда поражались дыхательные пути — бронхи и легочная паренхима (пневмосклерозы). И заболевания эти были хроническими.
Что касается собственно излечения отравленных, то «лечением» в те годы называли не столько специфические мероприятия, сколько симптоматические — борьбу с инфекцией, диетотерапию, комплексную терапию и т.п. Система реабилитационных мероприятий в отношении профбольных и профинвалидов тоже сводилась лишь к отдыху, усиленному питанию и общеукрепляющему лечению. Специфического лечения не было. Оно могло быть только климатическим, и досталось оно лишь тем, кто дотянул до 1947 г. Однако под влиянием лечения процесс в лучшем случае удавалось на некоторое время стабилизировать, но не ликвидировать последствия отравления.
В наши дни из тех 100 тыс. молодых людей, которым в годы войны Родина поручила производить иприт и люизит, осталось в живых несколько человек, которых природа наградила особенно крепким здоровьем. Все они — профессиональные больные, и все они были брошены и забыты Советской Родиной. К тому же никто из них не может пойти в суд за справедливостью даже в наши дни — «врачи» из руководства Минздрава России твердо решили не рисковать, и данные вышеописанной тайной конференции[605] и иные материалы пострадавшим от иприта и люизита людям не предоставлять.
На рубеже 40–50-х гг. лица, которые называли себя советскими «врачами», вообще перестали искать способы специфического лечения людей от отравлений ипритом и люизитом. Возвращаться пришлось через полвека.
Генерал А.Д. Кунцевич:
«Иприт и люизит — это не оружие вообще сегодня. Это вообще не опасная вещь. Нам готовы [имеются в виду американцы, — Л.Ф.] исключить их из-под контроля»[825].
Доктор медицинских наук Ю.И. Мусийчук
(Третье главное управление при Минздраве):
«Последние годы … мы оставили люизит и иприт как неперспективные. И никто не занимался ни средствами защиты, ни современными методами терапии. Эта область канула в Лету и была оставлена. Сегодня все это нужно возобновлять»[825].
Изучать решили на рубеже веков, причем на живых людях — настоящих и будущих больных жителях Камбарки и Горного, где завершили свой жизненный путь советские складские запасы иприта и люизита (забота об уже существующих профинвалидах из Чапаевска, Дзержинска, Волгограда, Березников, Кирово- Чепецка и Москвы не предусматривалась). Причем не только изучать, но и разработать документы по «лечению острых и хронических поражений» от иприта и люизита (именно такая нелепица определена Указом Президента РФ 90-х гг.). Активного участия зарубежных контролеров не предвидится — их национальной безопасности наши иприт и люизит не угрожают, а потому эти ОВ для них тоже не интересны.
Данных о влиянии ФОВ на людей в процессе производства в Советском Союзе было очень мало, особенно в первые годы работы с ними — в 40–50-х гг. Еще меньше у медицинских институтов Минздрава СССР было знаний в отношении лечения отравлений ФОВ. В 60-х гг. в связи с подготовкой к тотальной химической войне к работам с химоружием стали подключать Институт биофизики Третьего главного управления при Минздраве СССР. А после 1968 г. вся деятельность по надзору за благополучием людей и природы при производстве химоружия, включая ФОВ, была передана в исключительное ведение Третьего главного управления[118]. Без видимых изменений в смысле отношения к человеку. В этом ведомстве для работ с людьми, отравленными ФОВ, были определены два института — НИИГП (С.-Петербург) и НИИГТП (Волгоград). Именно там до наших дней сосредоточена вся медицинская и экологическая информация, которая была накоплена в связи с производством химоружия второго поколения. Что до судьбы людей, то эти институты занимались лишь диагностикой и облегчением состояния здоровья пострадавших. Самим лечением они не занимались[48].
«Удалось установить факт развития острых последствий даже после легких отравлений через 5-10 лет. Вопрос, который в корне пересматривает опасность применения химического оружия. Не в момент применения будут основные потери, траты государства. Начнутся эти траты государства значительно позже. И экономически выльются в колоссальные затраты на лечение и поддержание этих инвалидов, которые появляются через десятки лет после возможного применения»[825].
Приведенные слова Ю.И. Мусийчука заслуживают нескольких замечаний. Слово лечение в связи с ФОВ вкралось в цитату советского доктора лишь потому, что речь идет о «вероятном противнике» и его экономических и медицинских заботах. В отношении жителей России, и в особенности Чувашии, где сосредоточена основная масса людей, которые пострадали при производстве советского V-газа, термин «лечение» неприменим по двум причинам. Во-первых, средств лечения не существовало (их не разработали). Во-вторых, задача на лечение от ФОВ работников, пострадавших при их производстве, не стояла перед медицинскими учреждениями Советского Союза.
Конечно, речь идет не о словах — в этом недостатка не наблюдается.
«Общественная депривация работавших с ОВ остается нескомпенсированной обществом. Значительные группы людей, выполнявших важные государственные задачи, оказались отвергнутыми.»[1024]
Процитированные слезы пролили 5 должностных лиц Медбиоэкстрема при Минздраве РФ, в том числе М.Ф. Киселев — самое высокое должностное лицо из группы. Именно они персонально ответственны за то, что нужды рабочих Новочебоксарска и Волгограда, которые участвовали в производстве ФОВ и пострадали от отравления, до сих пор не замечаются властями. Потому что именно это ведомство монополизировало обследование этих людей и выдачу заключений, позволяющих претендовать на социальную поддержку государства, и до настоящего времени не выпускает из рук эту монополию. Формулируется это так: Медбиоэкстрем «устанавливает связь заболеваний с воздействием токсичных химикатов, относящихся к химическому оружию»[1025].
«Лица, участвующие в производстве химического оружия, при наличии показаний, безотказно госпитализируются в клиники НИИ гигиены и профпатологии (г. Санкт-Петербург) и гигиены, токсикологии и профпатологии (г. Волгоград) для лечения и решения экспертных вопросов.
Заместитель министра В. Агапов.28.3.1995 г.».
Г-н В. Агапов писал неправду. Показаний, как правило, не находится, потому что под этим лежит осязаемый финансовый фундамент (цена поездки Чебоксары-С.-Петербург-Чебоксары, обследования в клиниках С.-Петербурга и Волгограда и надбавок к грошовым пенсиям, если нуждающиеся будут признаны профинвалидами).
Таким образом, реальных признаков того, что у секретной медицины произошла конверсия целей и что она обратилась лицом к проблемам реабилитации здоровья людей и санации земли, еще нет. Во всяком случае новая целевая ориентация, если она вообще существует, еще не декларирована, а имеющаяся в этом ведомстве информация недоступна даже для экологических и медицинских организаций.
Помощь пострадавшим пока практически невозможна.
| « Назад | Оглавление | Вперед » |