«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

15.2. ЛЮДИ-НЮХАЧИ ОВ

Нос не как объект литературы, а как устройство для измерения ОВ — дойти до такой идеи дано не любому. Тем не менее в Красной Армии эта идея была реализована. Предпосылки таковы. Известно, что в 20-х гг. не существовало не только серьезных токсикологических данных о различных ОВ, но и технических средств измерения их концентраций в воздухе, в том числе слезоточивых и раздражающих. Вот почему средством измерения ОВ армия определила обоняние живых людей, определила без особых обращений к совести, клятве Гиппократа и прочим химерам. Ограничимся лишь несколькими примерами, хотя сама практика была повсеместной.

ИЗ СТАРОГО ДОКУМЕНТА :

«…Если в хранилище нет скоро отравляющих снарядов, то при входе в него и разыскивании протекающих снарядов можно пользоваться непосредственным ощущением, по резкому запаху и по раздражению глаз. Если эти ощущения вызывают кашель и вообще причиняют беспокойство, то следует надеть противогаз…

Приказ РВС СССР № 618/129 от 4 июня 1925 г.»[486]

Нынешнее поколение химического генералитета не знает, что первый советский военно-химический лагерный сбор 1926 г., состоявшийся на полигоне в Кузьминках, выявил, что запах иприта может быть обнаружен на расстоянии до 1 км от зараженного участка. Так в Красной Армии родился способ обнаружения зараженных ипритом участков — по запаху[298].

ИЗ СТАРОГО ДОКУМЕНТА :

«…Основным признаком заражения местности является наличие запаха ОВ, которым заражен данный участок…
Самая техника разведки зараженных участков, в общем, заключается в следующем: химик, идя по данной местности в противогазе, внимательно осматривает растительный покров данного участка и одновременно через каждые 1/2—1 минуту пробует окружающий воздух на запах, для чего слегка оттягивает шлем за ушами и слегка втягивает окружающий воздух под шлем…

Временное руководство по дегазации местности,
зараженной ипритом, 1928 г., ВОХИМУ»[645].

В дальнейшем эти «нюхательные» опыты стали армейской нормой. В частности, во время испытаний модернизированной осколочно-химической 76 мм артиллерийской гранаты и 107 мм осколочно-химического артснаряда, выполненных 28 февраля 1928 г. на полигоне в Кузьминках, биологический контроль ядовитого дыма осуществлялся с использованием людей, которые были выставлены в 60, 100 и 150 м от места подрывов с подветренной стороны (в их числе, кстати, был и энтузиаст — проф. А.А. Дзержкович). Выяснилось, что в 60 м от места подрыва 76 мм гранаты находиться без противогаза в облаке раздражающего ОВ невозможно в первые 30 секунд (до рассеивания облака), а после испытания 107 мм снаряда — на расстоянии 100 м в течение 59 секунд. Сделанные исполнителями выводы были конкретны. После испытания 76 мм гранаты они звучали так: «Существующая методика определения на глаза и нос раздражающего действия осколочно-химических снарядов не может служить мерилом ценности получаемого облака, так как не дает данных о величине частиц ОВ». А после испытания 107 мм снаряда — иначе: «Можно полагать, что на расстоянии 150 метров данный снаряд обладает достаточным токсическим эффектом»[221].

Еще один пример — серия испытаний 76 мм артснарядов в снаряжении трех ОВ раздражающего действия, которые были осуществлены методом подрыва 1–5 декабря 1929 г. на полигоне в Кузьминках с целью определения «времени, в течение которого можно находиться у места подрыва без противогаза». Биологический контроль эффективности и быстроты действия ОВ осуществлялся на людях, выставленных на различных расстояниях от места подрыва («люди располагались в окопах по направлению движения волны и после подрыва выходили из окопов навстречу идущей волны и становились на разных дистанциях от подрыва»)[221].

Человеческое обоняние нашло применение и в складской практике. Так, в январе 1929 г. в ВОХИМУ поступил документ под названием «Инструкция по качественному распознаванию отравляющего вещества в протекающих снарядах, налитых 5, 6 и 7 рецептами». В нем работник склада № 136 поделился не только знаниями о видах встречающихся по службе запахов (редьки, лука, чеснока, гнилой капусты), но и соображениями о практике конкретной работы на складах химоружия. Было, в частности, указано на возможность притупления обонятельных способностей у людей, особенно у простуженных лиц[521].

Возвращаясь к испытаниям химоружия, следует подчеркнуть, что опыты по испытаниям химических боеприпасов на основе таких ОВ, как адамсит, дифенилхлорарсин и хлорацетофенон, с использованием человеческого организма в качестве основного тест-средства стали системой. Это тем более понятно, что упомянутые ОВ на животных практически не действуют.

Переходя к другим типам ОВ, укажем, что той же зимой 1929–1930 гг. на полигоне в Кузьминках при проведении подрывов 152 мм артхимснарядов в снаряжении дифосгеном было сопоставлено восприятие этого удушающего ОВ животными и людьми. Как оказалось, «животные, участвовавшие в опыте 25/XII-29, за все время наблюдений дали норму, несмотря на то, что люди через 8–10 минут после подрыва не могли находиться без противогазов, начиная от места подрыва и до 5–60 м в направлении ветра, ввиду сильного действия ОВ на глаза и дыхательные пути»[222].

Своим чередом шли испытания ОВ и в ИХО РККА, причем обоняние и другие органы чувств людей использовались при испытании ОВ на всех стадиях — как уже поставленных на производство, так и вновь созданных.

Разумеется, впереди шагала наука. Во всяком случае уже в отчете ИХО за 1928/1929 гг. значилось, что «разработана и поверяется опытом методика испытания минимальных концентраций ОВ на людях». А в плане докладов на научном совете ИХО на 1930-й г. мы находим запись, относящуюся к маю того года: «Методика биологического контроля и испытаний нарывных свойств ОВ». В те годы это был такой эвфемизм: токсикологический контроль был двоякого рода — или на животных, или же биологический, под которым подразумевались опыты на людях.

Не отставала и практика. Так, летом 1929 г. в ИХО проводилась токсикологическая проверка образцов адамсита (III), выпуск которого только что был налажен. Как указывалось в соответствующем отчете доктора З.М. Явича, «все опыты были поставлены исключительно на людях, и каждая концентрация во избежание субъективности в оценках проверялась на нескольких объектах. Протокольная запись возникавших в результате воздействия вещества и страданий велась по минутам и отдельно для каждого объекта»[521].

Тем же летом, тем же способом и тем же доктором был исследован также хлорбензилцианид, который структурно был родственником широко известного бромбензилцианида (VI), однако не был токсикологически известен нашей «науке». Соответственно, в отчете было указано, что «все опыты поставлены на людях — красноармейцах 2-го химического батальона»[521].

Красноармейцы химического батальона были для «ученых» из ИХО РККА постоянным объектом опытов. Летом следующего 1930 г. их использовали при выполнении срочного задания начальника вооружений РККА И.П. Уборевича. Тому очень захотелось применить в качестве химоружия то, что содержится в красном перце, — алкалоид капсаицин. И хотя до постановки этого ОВ на вооружение дело не дошло, 19 красноармейцев все-таки стали объектом опытов, которые потом были подробно описаны в соответствующем докладе.

На полигоне в Кузьминках живые люди были стандартным объектом непрерывно проводившихся испытаний образцов ЯД-шашек. Так, 9 октября 1929 г. был выполнен выбор между шашками на основе дифенилхлорарсина (IV) двух марок — К-7 и К-15. Как указывалось в отчете, «наблюдатели должны были определить раздражающее действие, будучи не защищенными противогазами». Выбрали: ядовитая волна у шашки К-7 оказалась лучше. На этом интерес к ЯД-шашкам на основе дифенилхлорарсина не пропал. И 26 ноября 1929 г. была испытана серия из 300 шашек ЯД-1 в наполнении другой рецептурой на основе дифенилхлорарсина. На дистанциях в 100, 300, 500, 700 и 1000 м были выставлены наблюдатели, которые «должны были определить раздражающее действие будучи не защищенными противогазами, а также испытать действие самих противогазов на случай проскока ОВ». Во время того опыта была установлена боевая концентрация ОВ — 0,001 мг/л. А 20 ноября была испытана пара шашек на основе хлорацетофенона (II) — ЦИ-2 и ДЦИ-2. И на этот раз, как ненавязчиво сказано в отчете, «токсикологический эффект определялся на дистанции 1000 метров органолептическим способом.»[5].

Опыты эти — и в ИХО, и на полигоне в Кузьминках — продолжались несколько десятилетий, пока «ученых» не попросили из столицы.

Москвой, однако, дело не ограничивалось. Люди-нюхачи использовались для решения военно-химических проблем по всей стране. Приведем примеры испытаний, выполненных в 1930–1931 гг.

В марте-апреле 1930 г., во время экспедиции по проведению опытных работ по заражению и дегазации средств железнодорожного транспорта на ст. Шуерецкая (Карелия), среди прочего объектом химического нападения был избран железнодорожный состав с людьми и животными (лошади, овцы), следовавший через облако ОВ. Его целью была проверка герметичности вагонов — «с людями на хлор, с животными — на иприт». Методика проверки герметичности подвижного состава на проникновение в них ядовитых дымов хлора и хлорацетофенона была такова: «в момент пуска дыма все люди сидят, не надевая противогаза, и надевают их только в том случае, когда сидение без противогазов станет невозможным». Выводы были более чем научные: «ОВ проникает в вагон непосредственно по окутыванию его волной»; «уязвимым местом является нижний и задний край дверей»; «концентрация ОВ внутри негерметичного вагона в 2 раза слабее, чем вне его». Кстати, выполненное несколько позже, в июле, обследование показало, что продегазированные после ипритного заражения объекты «вполне обезвреженными считать не представляется возможным», а уровень опасности отобранных образцов вновь был проверен на людях[307].

2 марта 1930 г. состоялось испытание эффективности газовых волновых атак на артиллерийском полигоне АКУКС им. III Интернационала возле г. Луга (Ленинградская обл.). Всего было выпущено три ЯД-волны — две адамситовых и одна хлорацетофеноновая. На дистанциях 1000, 2000 и 4000 м от места пуска по направлению ветра были выставлены люди-нюхачи без противогазов для определения степени раздражающего действия ядовитого дыма. Получивший поражение руководитель волновых испытаний В.И. Бузанов (начальник НИХП в Кузьминках, Москва) был госпитализирован в Военно-медицинской академии в С.-Петербурге. Подопытные лошади не пострадали[308].

В том же 1930 г. измерение концентрации в воздухе ядовито-дымных ОВ с помощью обоняния живых людей был поставлено на научную основу. Только что образованный Военно-санитарный институт ВСУ РККА немедленно включил в свои планы актуальную тему «определение ОВ по запаху в связи с выделением в частях так называемых химиков наблюдателей-нюхачей». Обосновывалось это тем, что «до настоящего времени не открыто еще ни одного более тонкого, чем обоняние, индикатора на большинство ОВ, определяющего присутствие их в полевых условиях». В рамках этой задачи предполагалось создать группу военных химиков-нюхачей и вести с ней регулярные занятия «в направлении и по указаниям ВСУ и ВОХИМУ»[521].

Большие полевые испытания ЯД-шашек были выполнены в сентябре 1930 года в районе Астрахани[311] и 1–23 марта 1931 г. в районе Ново-Орска (Оренбургская обл.)[313] во время масштабных экспедиций ВОХИМУ.

В период астраханских испытаний были сделаны достаточно серьезные наблюдения. В процессе непродолжительных пусков «незащищенные бойцы в той или иной степени теряют боеспособность на сравнительно короткое время, не превышающее 2–3 часов». Было показано также, что при стандартной норме (одна шашка ЯМ-21 на 1 м на фронте 5 м) на расстоянии 1000 м от места пуска создавалась концентрация адамсита 0,01 мг/л, и она была «невыносима». Авторы отчета раскрывают и «кухню» испытаний: «…постоянным затруднением является необходимость поверки действия адамсита на людях, так как ни одно животное не реагирует одинаково с человеком. И, кроме того, определению подлежат такие „тонкие“ вопросы, как степень потери бойцами способности вести бой. Эксперименты только с животными, конечно, не дадут нужных ответов». После тех опытов в полевой пункт за медицинской помощью были вынуждены обратиться 73 человека. Один вопрос, впрочем, остался для организатора не очень проясненным. Признавая очевидное, что «при продолжительном воздействии адамсита не исключена возможность заболевания (может быть, тяжелого)» он в своем отчете все-таки нашел возможным заявить: «Полагаю все-таки нужным испросить разрешение на проведение испытаний шашек ЯД с продолжительной экспозицией на незащищенных людях-добровольцах»[311].

По результатам ново-орских испытаний их руководители сочли доказанной «значительную боевую эффективность» ЯД-шашек, в том числе возможность распространения ЯД-волн на основе адамсита (III) на расстояния 80 км и больше. Вывод руководителя экспедиции был вполне оптимистичен: «Случаи сверхдальнего распространения ЯД-волн свидетельствуют о том, что ЯД-средства являются не только важным фактором тактического порядка, но и химическими средствами оперативного значения». Распространение ЯД-волн фиксировалось с использованием подопытных людей. Отмеченные в докладе о результатах экспедиции «высокая сознательность и самоотверженность» имели свои следствия — 26 человек обратились за медицинской помощью[313].

ИЗ ОТЧЕТА РУКОВОДИТЕЛЯ БИОКОНТРОЛЯ НОВО-ОРСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ (1931):

«Все испытания проведены на людях. Методика заключалась в следующем. Посты биоконтроля выставлялись на каждом километре, начиная с первого по пятый и частично по десятый… Наблюдения за подопытными субъектами осуществлялось врачами-токсикологами от начала до конца раздражения. Весь процесс протоколировался.
Нахождение в противогазе после уже полученного раздражения очень часто делается невозможным.
Симптомокомплекс отличался особенно сильным и тяжелым течением, доставляющим объекту боли и страдания».

Много работы предстояло нюхачам во время больших испытаний новых средств химической борьбы на военно-химическом полигоне во Фролищах. При испытании ЯД-шашек с рецептурами на основе дифенилхлорарсина (IV), которые состоялись в июле 1931 г., раздражающее действие определялось на людях, которые были выставлены на поле без противогазов. По результатам тех опытов токсикологи отчитались вполне квалифицированным заключением: «Объективно наблюдались кашель, насморк, отделение носовой слизи, слезотечение, чихание, в отдельных случаях тошнота и рвота. Субъективные жалобы сводились к головной боли, нытью зубов, жжению в груди. Весь этот симптомокомплекс соответствует тому, что мы обычно наблюдаем от воздействия дифенилхлорарсина, адамсита и других ОВ раздражающего действия»[312]. Опытами с дифенилхлорарсином и адамситом дело не ограничилось. Потом дошла очередь и до дифенилцианарсина и фенарсазиноксида. Их испытывали во Фролищах в августе 1931 г. Для определения их раздражающего действия на дистанциях 500, 1000, 2000 и 3000 м «выставлялись по 3–4 человека на каждую дистанцию и каждую волну»[312]. Продолжились те опыты на людях и в декабре[194].

Нюхательные возможности живых людей были приспособлены к военно-химическим делам и во время испытательных работ на полигоне в Шиханах. Так, летом 1932 г. начальник ВОХИМУ дал задание полигону выяснить «вопрос, на каком расстоянии от зараженного района удается иприт обнаружить по запаху и другими способами, а также указывает ли безусловно наличие запаха на опасное поражение или нет»[521]. А чтобы не было разночтений в понимании приказа, Я.М. Фишман распорядился: «результаты проверять в ряде случаев на людях».

В продолжение темы использования «нюхачей» при испытании образцов химоружия напомним, что в 1934 г. на полигоне в Шиханах были выполнены испытания нескольких типов КРАБ — курящихся авиабомб ядовитого дыма. Во время опытов с бомбой КРАБ-200, проведенных в апреле 1934 г., «для проведения биоконтроля… установлены были 3 поста на дистанциях 250, 500 и 1000 метров. Каждый пост биоконтроля состоял из 3-х подопытных красноармейцев». А эффективность авиабомб КРАБ-50, изучавшаяся летчиками и химиками в течение недели в октябре того же года, «проверялась на людях, выставленных на дистанции. Каждый пост биоконтроля состоял из 5–6 подопытных красноармейцев и врача. Биопост находился в волне до получения нетерпимого раздражения»[230].

От летчиков не отставали и танкисты. Для примера укажем на две работы, выполненные в 1935 г. на полигоне в Шиханах.

В рамках опыта «Действие ядовитого дыма на команду танка (водителя машины) при движении машины в ядовито-дымной волне адамсита с закрытыми люками» была применена стандартная методика. «Для определения результатов раздражения у незащищенного противогазом водителя рядом с водителем в танке находился врач, который регистрировал раздражения, получаемые водителем во время движения танка в дымволне, на обычном листке биоконтроля». Результат таков: водитель, «достигнув дистанции 700–750 метров от позиции дымопуска,.. получил раздражение сильной степени и больше не мог вести танк».

В аналогичном эксперименте по преодолению танком опытного поля в Шиханах оно было заражено бромбензилцианидом (ББЦ). «Для определения раздражающего действия ядовитой волны ББЦ на людях: а) Вне танка был выставлен подвижной пост биоконтроля в количестве 3-х бойцов,.. б) Внутри танка. Подопытные, незащищенные противогазом, водитель и командир машины, находились в машине танка,.. на расстоянии 500 м от подветренного края площадки». Результаты таковы: «Вне танка — подопытные лица… получили слабое раздражение глаз на дистанции 630 метров.., среднее раздражение глаз на дистанции 270 метров и нетерпимое раздражение глаз на дистанции 200 метров. В танке. При движении танка со скоростью 10 км/час… находившиеся в танке водитель машины и командир т.т. Семов и Савинов включились в волну через 2 минуты… и получили раздражение глаз средней степени, а через 4 минуты… получили раздражение глаз сильной степени (нетерпимое) — машину вести не могли».

Обоняние людей использовалось для военно-химической разведки и иных дел не только на суше.

В мае 1937 г. были проведены два опытных химических учения кораблей Черноморского флота по теме «Применение ядовито-дымных завес.»[339] Во время первого эскадренный миноносец «Дзержинский» поставил ЯД-завесу (ЯДЗ) против крейсера «Красный Кавказ», во время второго — вошел в свою собственную ЯДЗ. С точки зрения тактики, учения показали, что при 40—50-минутном дымопуске глубина проникновения ЯД-волны может достигать 16 км при фронте дымопуска 10–12 км и расходе ОВ — 1400 кг. Был и другой результат. «С целью проверки эффективности действия ЯДЗ с хлорацетофеноном на личный состав кораблей и дальности проникновения ЯДЗ биоконтроль проводился на людях». На первых учениях для биоконтроля было выделено 110 человек, на вторых — 58 человек. Запах ОВ ощущался не только на верхней палубе, но и в нижних помещениях, кочегарках и машинных отделениях. Однако что-то все-таки помешало продолжению подобных опытов. Во всяком случае в отчетах по этому учению содержались записи, рекомендовавшие опыты с реальными ядовитыми дымами приостановить, а планировавшееся учение с дифенилхлорарсином (IV) не проводить, пока соответствующий химический институт ВМС (НИХИМ) не даст гарантии безопасности кораблю и людям.

В начале 1939 г. начальник ХИМУ П.Г. Мельников утвердил указания по химической подготовке всех родов войск Красной Армии. И первым пунктом в том документе всей армии было велено учиться важному делу — «определению ОВ по запаху»[353]. Среди последних предвоенных опытов по использованию людей-нюхачей, были «испытания проникновения боевых отравляющих веществ и огнесмесей через амбразуры укрепленных огневых точек». Они были выполнены в феврале 1940 г. на полигоне в Кузьминках, где была оборудована специальная огневая точка. Один из опытов выглядел так: «Степень проникновения ядовитого дыма проверяется путем одиночного сжигания шашек ЯМ-11 в 10–15 метрах от огневой точки с целью создания концентрации, близкой к концентрации ядовито-дымной волны на больших дистанциях. Биоконтроль осуществляется людьми, находящимися в огневой точке»[207].

Так и «пронюхали» до самой Великой Отечественной войны. Более эффективного метода химической разведки армия тогда так и не получила.

Было бы наивным, однако, полагать, что после войны дела пошли лучше. Этого не случилось. Приведем воспоминания о «нюхательной» практике уже середины 50-х гг., о которой поделился житель Кировской обл. Б.И. Лапин, служивший на авиахимскладе в районе Мирный (Марадыковский).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Б.И. ЛАПИНА :

«Я служил в должности зав. хранилищем для боеприпасов с ипритом и люизитом. Бомбы по 100 кг каждая на открытых площадках в штабелях, как круглый лес.
В мае 1956 г. я зашел в хранилище и почувствовал специфический запах. Вернулся в штаб, доложил начальнику отдела об утечке. Он направил меня снова в хранилище искать, какая бомба повреждена. На мне не было костюма химзащиты. Я зашел в хранилище, там было темно, почти ничего не видно, и начал искать по запаху. Нашел, в каком ряду был сильный запах, определил место и пошел на выход. Там уже стоял весь отдел — 5 человек, все в костюмах химзащиты, ждали, когда я сообщу координаты. Я доложил и упал без сознания.
Очнулся я в санчасти примерно через неделю. Не знаю, чем меня лечили и сколько я лежал…
За все время во время моей работы в части я ни разу не надевал химзащиту, даже не представляю, что это такое. Некоторые сослуживцы, с которыми я работал, давно уже умерли. Молодыми умерли.»[961]

Впрочем, это уже относится к следующему разделу настоящей главы.

« Назад Оглавление Вперед »