«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

19.2. ВОЕННЫЕ ИНСТИТУТЫ, ЛАБОРАТОРИИ, ПОЛИГОНЫ

Память военных коротка, однако об истории этого не скажешь.

Cейчас мы уже точно знаем, что военно-химический институт ИХО (НИХИ) РККА, начавший работы с ОВ в Москве в конце 20-х гг., был местом особенно многочисленных и частых поражений персонала. Так, в мае 1929 г. руководство ИХО было вынуждено издать приказ по институту в связи с поражениями персонала, обслуживавшего водопроводную сеть. Как оказалось, сотрудники института просто выливали в раковины и водостоки ненужные кожно-нарывные ОВ⁵²⁴. В начале 1930 г., когда институт получил срочное задание начать работы с новым ОВ капсаицином, «раздражающее действие пыли было настолько интенсивным, что сотрудники отдела были вынуждены принять предохранительные меры (ватные фильтры), без каковых продолжать работу оказалось совершенно невозможно».

Достаточно выпукло картину событий тех лет может характеризовать доклад «О санитарном состоянии ИХО за 1929 год», представленный в 1930 г. в ВСУ РККА. В нем указывалось, что в течение только одного года в институте произошло 150 случаев отравления сотрудников. Причем ни одно событие не было и не могло быть только лишь трагической случайностью — статистика отравлений полностью отражала фронт «химических интересов» армии тех лет. В докладе было упомянуто 85 случаев поражения ипритом (XX), 6 — люизитом (XXI), 7 — фосгеном (XIII), 1- дифосгеном (XIV), 27 — ароматическими арсинами, 4 — этилдихлорарсином (диком), 1 — мышьяковистым водородом, 2 — сульфонами, 2 — аконитином, 1 — хлорпикрином (I) и даже 2 случая отравления хлором. В остальных случаях источник поражения просто не был установлен⁵²⁴.

При разборе технической стороны массовости поражений выяснилось, что в 32 случаях причиной отравлений было неэффективное вытяжное хозяйство (и это в недавно построенном не на бюджетные, а на народные деньги здании). Среди других причин указывалось на негерметичность испытательной камеры. И, что особенно поразительно, много случаев поражений было связано с тем, что во вновь возведенном корпусе так и не была решена задача утилизации отходов, образовывавшихся при масштабных работах с ОВ. В те годы поступали слишком непритязательно — сотрудники сливали отходы непосредственно в городскую канализацию. Последнее имело естественные следствия — поражения слесарей-ремонтников. Только за год, о котором идет речь в отчете, таких случаев было зафиксировано 6. Остальные оказались вне статистики. Вне статистики была и река Яуза, в 100 мот которой долгие годы располагался тот военно-химический институт и слив отравленных вод в которую — пока за кадром⁵²⁴.

Фантастическое количество отравлений оказалось неординарным даже для душевно закаленного высшего военного руководства страны, которое в своем секретном пространстве встречалось с различными неприятностями чуть ли не ежедневно. Только этим можно объяснить тот факт, что Реввоенсовет СССР в июне 1930 г. был вынужден специально обсуждать вопрос «О беспорядках в ИХО»¹⁵⁷. После чего деятельность ИХО была просто прекращена до 1 августа — в связи с внеплановым ремонтом (недавно построенного здания!). Впрочем, сам факт обсуждения на самом высоком уровне практически не изменил отношение к рядовому человеку, брошенному на «химический фронт». И после этого химический энтузиазм продолжал плескаться через край. Укажем для примера приказ начальника ИХО от 3 июня 1931 г., посвященный разбору несчастных случаев. Без душевного подъема он констатировал, что только за 5 дней произошло 10 случаев поражений ОВ и, что особенно не могло не расстроить автора, в том числе «с частичной утерей трудоспособности пострадавших». Среди прочего начальник института не мог не отметить и того, что в части аварий их причины «не могли быть вполне предусмотрены в связи с повышением токсичности ОВ при высоких температурах воздуха рабочих помещений»⁵²⁴.

Впрочем, приказы приказами, а жизнь продолжалась своим чередом. И, поскольку в следующем году в ИХО вновь мало что изменилось, 16 января 1932 г. приказом, вновь указывавшим на «недостатки» в связи с многочисленными авариями с ОВ, было найдено решение — предписано «всем сотрудникам, уходящим из своих служебных помещений в библиотеку, читальню и т.д. на более или менее продолжительный срок, иметь с собой личный противогаз»⁵²⁴. Такое вот радикальное решение.

Не лишним будет указать, что в декабре 1933 г. в бактериологическом отделе ИХО РККА погибла работница А.Т. Ломова, занимавшаяся рецептурой сибирской язвы в феноле в связи с подготовкой этой рецептуры для постановки на вооружение Красной Армии. Болезнь продолжалась 5 дней (как и у кроликов, коз и баранов). А в первых числах января 1934 г. начальник ВОХИМУ Я.М. Фишман доложил наркому К.Е. Ворошилову о необходимости постановки оружия на основе сибирской язвы на вооружение⁹³.

Немало поражений ОВ происходило и в Военно-химической академии РККА. В частности, при разборе случая поражения рук ипритом, случившегося с работницей академии 22 марта 1939 г. при дегазации прибора, крупные капли иприта (XX) были обнаружены на вытяжном шкафу (вытяжка зараженного воздуха происходила непосредственно в атмосферу Москвы — в Бригадирский переулок). Попутно работник особого отдела ГУГБ НКВД, разбиравший тот случай, указал, что «работники лабораторий не всегда при работе с ОВ пользуются защитными средствами».

Обратимся, далее, к военно-химическому полигону в Кузьминках (близ Москвы). За все время боевой работы он знавал немало несчастных случаев. К сожалению, отравления людей были на полигоне бытом. В частности, во время испытаний первого образца ранцевого прибора для заражения местности (НПЗ), выполненного летом 1927 г., была заражена ипритом площадка площадью 80 м². Пущенная сразу после заражения собака погибла через 20 часов от отека легких. Однако пострадала от иприта не только собака, но и вся команда, которая вовсе не стремилась к отравлению (три испытателя и один красноармеец)⁵.

Столь же будничные события случились во время второго военно-химического лагерного сбора, который проходил летом 1927 г. Химические части располагались тогда непосредственно на полигоне. Имеющиеся данные о поражениях участников скупы, авторы отчета ограничились констатацией, что «процент красноармейцев, пораженных ОВ при тактических занятиях, связанных с применением боевых ОВ, резко снизился к концу лагерного сбора»³⁰⁰.

Нередкими бывали и массовые поражения. Так, 17 февраля 1928 г. во время одного из испытаний ОВ одновременно было поражено 20 человек, что даже было предметом демарша со стороны ВСУ РККА⁵.

Случаи с меньшим количеством пострадавших происходили чаще. Так, 11 мая 1929 г. во время опытных работ по заражению территории полигона с помощью НПЗ были поражены ипритом три красноармейца. Причины были прозаичны — плохая прокладка в НПЗ, сквозь которую ОВ просто просачивалось, а также проникновение капель иприта сквозь «нормальный» защитный костюм⁵³⁷.

В 1930 г. на полигоне при набивке хлорацетофенона (II) в ЯД-шашку от загоревшегося ОВ получил термический ожог всей поверхности тела и погиб красноармеец Майоров⁵²⁵. Погиб он, однако, не на полигоне, а в военном госпитале в Лефортове после того, как был отмыт и подготовлен для операции. Оказалось, что «порошок хлорацетофенона в момент взрыва шашек внедрился в кожный покров пострадавшего, почему и проявилось слезоточивое действие»… на врачей в госпитале, вызвавшее «конъюнктивы у обслуживающего персонала».

Упомянем также событие, которое произошло 7 июля 1934 г. при проведении одного из испытаний. В результате взрыва мины калибра 107 ммв канале ствола миномета двое человек погибло, а один — госпитализирован⁵³⁷.

Богатым на прискорбные события был и 1937 г. Ограничимся лишь несколькими случаями, которые нашли отражение в приказах по НИХИ РККА, для которого полигон в Кузьминках в те годы значился полевым отделом.

25 июня 1937 г. в приказе по НИХИ подробно обсуждались причины поражения группы красноармейцев во время работ с химоружием на полигоне.

Более удивительный случай был зафиксирован в июльском приказе. Как оказалось, 28-29 июля 1937 г. группа работников полигона пострадала только потому, что при работах с ОВ использовались «чистые» средства защиты. Во время «разбора полетов» выяснилось, что «служба дегазации не организована». А был на дворе 1937 г. — девятнадцатый год после создания полигона и тринадцатый год после начала масштабных работ с ОВ в Москве. В ноябре 1937 г. дошло и до обсуждения случаев поражения ипритом работников, которые производили уничтожение зараженных отходов от работ с ОВ, выполнявшихся в самом НИХИ и отвезенных подальше — на химический полигон в Кузьминках⁵³⁷.

На военно-химическом полигоне в Шиханах (Саратовская обл.) происходило особенно много событий и поражений персонала как при испытаниях химоружия (заводских, государственных, войсковых), так и при проведении войсковых учений. При знакомстве с документами предвоенных лет особенно поражает разноплановость событий, которая свидетельствует об отсутствии какой-либо системности в обеспечении безопасности работ с ОВ и о неизбежности поражений персонала (авторы приказов и отчетов обычно ссылаются на «неосторожность» персонала, хотя иногда писали и о плохой организации техники безопасности). Поскольку вопросы безопасности работ с химоружием в предвоенные годы так и не были решены, общее число поражений за испытательный сезон, строго говоря, не снижалось.

В качестве примера приведем событие, происшедшее 4 августа 1931 г. В тот день несколько человек получили поражение только потому, что на пролетавшем над ними на высоте 210 м самолете случайно вскрылся ВАП, заполненный ипритом (XX). В довольно сухом медицинском описании этой трагедии фигурирует красноармеец М., пробывший не более 3 мин. в зоне мелких капель иприта весом 0,2 мг. Он получил поражение кожи лица и шеи, а также глаз. Кожные поражения выразились в виде множества пузырьков размером от булавочной головки до чечевицы. Со стороны глаз были острые явления конъюнктивита с резко выраженной отечностью век. Боец был госпитализирован на 8 дней, а затем лечился амбулаторно⁴.

Среди событий 1933 г. укажем попавший в приказ по военному округу случай, когда были поражены 11 военнослужащих, которые во время учений 15 апреля использовали плохо продегазированную одежду. Что до виновного, то им в приказе командующего округом И.Ф. Федько был определен 2-й химический батальон, который обеспечивал на полигоне все работы с химоружием.

В июне 1934 г. начальник ВОХИМУ Я.М. Фишман после инспекции полигона был вынужден писать в итоговом документе про «случаи тяжелых поражений (летнаб т.Шевченко), а также смерть химика т.Рожецкого». Хотя причины случившегося высокое должностное лицо списывало на «случаи недисциплинированного и небрежного отношения при работах с БХВ».

В одном из приказов за 1936 г. говорится, что 1 апреля 1936 г. «препаратор 8 лаборатории т.Мокшин получил поражение руки, что на месяц вывело его из строя». Как выяснилось, лаборант провел без перчаток анатомическое вскрытие отравленной собаки, которая не была продегазирована от ОВ («с сильным запахом»), а оно, к тому же, исполнителю известно не было⁵³⁶.

Поражения при работах с ОВ на полигоне были настолько постоянными, что особенно никого не удивляли. Более того, они давали обширный материал для токсикологов. На полигоне к поражениям относились философски. Так, в отчете комиссии во главе с начальником НИХИ Ф.Я. Козловым, обследовавшей полигон в январе-феврале 1937 г., утверждалось, что «санитарное обеспечение опытовой работы в общем следует считать удовлетворительным». В обоснование этого упоминалось, что если в 1935 г. было 66 случаев поражения персонала от ОВ, то в 1936 г. оно снизилось всего лишь до 45⁴.

В 1937 г. отравлений персонала было столь много, что они регулярно попадали в грозные приказы, издававшиеся начальником полигона. Обычное событие такого рода рассматривалось 23 ноября 1937 г. Расследование отравления 7 военных работников показало, что не выполнялись элементарные правила: работа без противогазов, работа в зараженной защитной одежде, отдых возле зараженных участков и т.д. В процессе расследования попутно выяснилось и многое другое, в частности, «массовые случаи поражений вольнонаемных» работников лабораторий. Приказ закончился традиционными «мерами по…». Впрочем, отдельные приказы не были способны изменить общую систему работы. Через три дня, 26 ноября 1937 г., новый приказ был вынужден разбирать очередные печальные события. На этот раз речь шла о несчастном случае в лаборатории, в результате которого разлившимся ипритом «залило лицо лаборанта» и помещение лаборатории⁵³⁶.

У летчиков происходило то же самое. Для примера приведем письмо начальника штаба ВВС РККА от 10 января 1938 г. командующим ВВС округов и АОН с разбором итогов спецсборов по тренировке авиационных спецбригад работе с боевыми ОВ (они происходили в Шиханах в июле-сентябре 1937 г.). Общие недостатки совпадали с теми, что были отмечены для сборов 1936 г.: химоружие продолжало давать много отказов (невскрытие ВАПов), оставалась низкой техника безопасности (много пораженных). Штурмовые авиабригады № 81 (место дислокации — Киев) и № 100 (ст.Дно), тренировавшиеся на полигоне, имели особенно большое количество пострадавших: 6 человек в 81-й и 16 человек в 100-й авиабригаде³³⁸. Следует подчеркнуть, что и в этом приказе была дана лишь полуправда. На самом деле во время работ с действительными ОВ на полигоне в Шиханах летом 1937 г. в 81-й ШАБ было не 6 пораженных, а 11. Это были мотористы и другие специалисты, дегазировавшие свою технику без перчаток и даже противогазов.

А 14 сентября 1938 г. тяжело отравился синильной кислотой (XV) младший военный техник В.И. Копытов. Это произошло во время наполнения авиабомб в снаряжательной мастерской, как сказано в грозном приказе, из-за «безобразного отношения к технике безопасности». Техник «по счастливой случайности выжил», хотя так повезло далеко не всем⁵³⁶.

Случались в Шиханах и события, которые программировали будущие экологические беды. Например, 28 июля 1938 г. получил серьезное поражение красноармеец, как сказано в приказе по полигону, «во время перехода оврага Страшной». Как оказалось при разборе, случайное падение в овраг высветило тяжелейшее, с точки зрения экологии, явление: тот овраг использовался для регулярного — и бесконтрольного — сброса отходов испытаний химоружия⁵³⁶.

Укажем на события 1940 г. в Шиханах, которые свидетельствуют о нигилизме военных в отношении соблюдения простейших правил безопасности. Так, в июне 1940 г. военнослужащие 31-й химтанковой бригады производили в лесу, прямо возле жилого городка работников военно-химического склада № 303 (100-200 мот жилья), работы, которые они должны были делать на полигоне, то есть в 6-8 кмот той территории. Они сжигали на костре адамсит (III), проводили дегазацию химических танков и АРСов после работ с ипритом (XX) и т.д. Кроме того, они еще и производили в том же лесу огнеметание из танков после плохой дегазации иприта, в результате чего танк, когда электрозажигание не срабатывало и напалм не загорался, стрелял смесью иприта с напалмом. Кончились эти опыты тем, что уже в июле работник склада майор П.В. Мишанов, выйдя в лес вместе с женой и двумя детьми, получил классическое поражение ипритом. Семья — тоже.

Переходя к военно-химическому полигону во Фролищах, укажем на события 1939 г. Так, во время зимних химических учений танко-химического батальона в январе-феврале 1939 г. один красноармеец «облил руку ипритом», другой — «поразил подбородок».

Неожиданное событие случилось 15 августа 1939 г. В тот день было поражено ипритом 69 слушателей Военно-химической академии, хотя в приказе-разборе было отмечено, что все было сделано по правилам. За исключением того, что иприт с участка заражения в принципе не должен попадать в отнесенный от него на большое расстояние обмывочный пункт. Потому что на самом деле обмывочный пункт находился лишь в 110-120 мот зараженного участка, к тому же концентрацию иприта никто не определял. Более того, он был размещен в низине, так что постепенное стекание паров иприта в район обмывочного пункта было неизбежно. Кстати, в другой версии приказа, так и оставшейся лишь проектом, случившееся событие квалифицировалось совсем иначе — писалось о «преступной халатности, безответственности и безграмотности командиров и начальников в организации учения»⁵³³.

В заключение этого раздела подчеркнем, что военных исследовательских центров по ОВ и вообще химоружию было в предвоенном Советском Союзе не менее десятка. И картина отравлений везде была примерно одна и та же.

« Назад

Оглавление

Вперед »