«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

«А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою…»
Владимир Высоцкий

ГЛАВА 2. ЗАРУБЕЖНЫЕ ХИМИЧЕСКИЕ ВРАГИ И ДРУЗЬЯ

Из песни слова не выкинешь.

Как это случалось в ушедшем веке не раз, желание советской власти обладать химическим арсеналом началось с попыток использования знаний и опыта Запада. Причем и после Первой, и после Второй мировых войн это мог быть опыт, главным образом, поверженной Германии. С той лишь разницей, что после Первой мировой войны Германия участвовала в советском химическом вооружении по доброй воле и с выгодой для себя, а после Второй — как проигравшая сторона.

Была, однако, немалая информационная военно-химическая добыча. И не только германская.

2.1. СОВЕТСКИЕ РАЗВЕДЧИКИ ЗА РАБОТОЙ

Вовлеченность советской разведки в обслуживание ВХК имеет давнюю историю. И ее достижения в добыче тайн чужого химического и биологического оружия были не менее впечатляющими, чем в краже секретов в области оружия ядерного.

Еще 22 марта 1922 г. IX отдел Арткома ставил ряд вопросов, связанных с информационным обеспечением газового дела в республике с помощью добычи необходимой зарубежной информации[63]. Эти предложения были перечислены в письме от 8 апреля 1922 г., в котором начальник артиллерии Красной Армии Ю.М. Шейдеман ставил перед Главнокомандующим вооруженными силами Республики первые задачи по подготовке РККА к наступательной химической войне. Одна из них звучала так: «Обратить внимание Разведывательного отдела Штаба РККА на необходимость усиленного собирания сведений по вопросам боевого применения химических средств в иностранных армиях»[63]. Вскоре он обратился с письмом непосредственно в Разведупр. Вопросы были конкретные: «заводской способ изготовления» иприта и дифенилхлорарсина, проверка сведений о создании в США ОВ в 70 раз более токсичного, чем применялись в Первую мировую войну, «конструкция немецких газовых мин и минометов»… Демарш тот не прошел незамеченным, и 1 июля 1922 г. Ю.М. Шейдеман получил от заместителя начальника Разведупра Я.К. Берзина (1889–1938) позитивный ответ («Разведывательное управление Штаба РККА… считает вполне возможным осуществление всех высказанных пожеланий, поскольку они затрагивают Разведуправление»)[690].

Потом на заседании «Междуведомственного совещания по химическим средствам борьбы» 22 мая 1923 г. был обсужден доклад представителя Разведупра о состоянии военно-химического дела[440]. Как оказалось, в зарубежных странах особенно сильно развивается промышленность красителей — серьезный источник боевых химических веществ (БХВ). В порядке будущего взаимодействия было решено подготовить для Разведупра РККА программу разведывательного поиска, с тем чтобы работа в интересах военно-химической службы обрела регулярный характер. Следующий доклад Разведупра Межсовхим заслушал 1 декабря 1923 г. — обсуждалась проблема новых ОВ[684]. И уже 15 марта 1924 г. проф. Е.И. Шпитальский представил в Межсовхим реакцию на информацию Разведупра. Было решено «выработать записку указаний, чем должен руководствоваться Разведупр при доставлении литературы Межсовхиму»[685].

На ниве военно-химической разведки особенно активны были сотрудники посольства СССР в одной из немногих тогда дружественных стран — Германии. В частности, одной из задач 1925 г. была добыча данных о немецкой новинке — ВАПах для распыления ОВ с самолетов. Этим был занят военный атташе СССР в Германии Я.М. Фишман, и вскоре за заслуги он был поощрен постом начальника созданного в СССР органа управления военно-химическим делом — ВОХИМУ. После того, как Я.М. Фишман занял этот пост, уже в январе 1926 г. разведке было дано задание «доставить чертежи и описание германских осколочно-химических снарядов, применявшихся германской артиллерией в 1916–1918 гг. на восточном, так и на западном фронтах империалистической войны»[690]. Речь шла о так называемых боеприпасах «синего» и «желтого креста», то есть боеприпасах с наполнением дифенилхлорарсином и обычным ипритом.

А уже через несколько лет в связи с задачами грядущей первой пятилетки и планами военных — химиков и разведчиков — на заданный вопрос начальник НТК ВОХИМУ П.Г. Сергеев формулировал куда как более приземленные нужды. Вот в чем остро нуждался НТК в 1929 г. и о чем запрашивал Разведупр: «15. рецепты смесей ОВ, оставленных на мирное время, то есть для снаряжения в мобзапас, и какие на военное; 16. какие способы изолирования ОВ от металла корпуса снаряда в настоящее время находят себе применение и для каких ОВ..; 18. какой иприт применяется для снаряжения в мобзапас, то есть по какому способу он изготовлен, каким техническим условиям должен удовлетворять..; 21. какие существуют технические условия на ОВ и на снаряжение (снарядов, аэробомб и других приборов)…; 23. инструкции на хранение и перевозку ОВ и артхимснарядов; 24. дробится ли адамсит и каковы методы его дробления…»[688] Как видим, не были ясны очень прозаические вещи, и на них быть может могли бы ответить опытные химики дореволюционной закваски, если бы с ними не начали расставаться в рамках широко развернутой борьбы с «вредителями»[394].

И в следующем году задания были столь же незамысловатыми. Во всяком случае в 1930 г. директор ИХО РККА запрашивал у разведчиков такие данные: «4. Рецепты герметичных замазок для резьбы химических снарядов;.. 6. Меры по стабилизации иприта в артхимснарядах;.. 18. Способы защиты самолетов и летчиков от забрызгивания… ОВ;.. 26. Чертежи и описания различных наземных заражающих приборов (возимых и носимых); 27. Чертежи и описания различных распылителей;.. 32. Способы образования добавочного давления в приборах…»[689].

Впрочем, были у советских военных химиков и более серьезные интересы: «система вооружения химавиабомбами в США, Англии, Франции, Италии; список ОВ, принятых в 1928–1929 гг. на вооружение иностранных армий; взгляды иностранных армий на способы боевого применения синильной кислоты и достигнутые результаты по утяжелению паров синильной кислоты; положение вопроса о боевом применении веществ, выделяющих окись углерода, синильную кислоту и мышьяковистый водород; люизит — заводской метод получения и способы хранения; алкалоиды (номенклатура) — предполагаемые способы боевого применения; методика ведения испытаний на людях раздражающих и общетоксичных ОВ…; состав… ядовито-дымных смесей; фабричное производство… ядовито-дымных смесей».

И в 1931 г. ВОХИМУ РККА было заинтересовано в получении детальной информации. Осенью 1931 г., например, в число заданий, переданных технической разведке IV (Разведывательного) Управления Штаба РККА, входили следующие: «разрешение проблемы жидкого и твердого иприта,.. проблема зимнего иприта,.. основные технологические способы производства наиболее важных ОВ: иприта, арсинов, синильной кислоты,.. конструкции и боевые данные… существующих автоцистерн для заражения,.. применение ОВ для целей тумано-дымообразования в ядовито-дымных шашках, использование новых ОВ и ОВ нарывного действия для этих целей в шашках,.. чертежи и описание химических снарядов дистанционного действия,.. данные о направлении работ с осколочно-химическими снарядами и методы их снаряжения…»[692]

В дальнейшем разведывательная работа по химоружию стала постоянной и очень разносторонней. Советские разведцентры за рубежом обзавелись неплохо оплачивавшимися по тем временам квалифицированными кадрами и установили обширные связи. И они добывали все, что требовалось ВОХИМУ-ХИМУ, и даже больше. Настолько, что в 1930 г. ВОХИМУ серьезно критиковала высокая проверяющая комиссия за то, что, с одной стороны, «в химическом отношении наша Красная Армия значительно уступает польской армии», а с другой — за явное неиспользование данных разведки («Некоторые весьма важные материалы по военной химии, присылаемые ВОХИМУ Разведывательным управлением Штаба РККА, не только не были использованы ВОХИМУ, но им просто затеряны»)[465].

Критика эта имела последствия. Во всяком случае 30 сентября 1931 г. на совещании у заместителя начальника вооружений НТК различных управлений, в том числе ВОХИМУ, докладывали об использовании разведывательных материалов Штаба РККА[691]. В дальнейшем совещания эти стали ежемесячными, а ВОХИМУ стал отчитываться о прочтении полученных материалов[693].

С точки зрения химической войны, советская разведка интересовалась в те годы достижениями всех стран — США и Германии, Франции и Италии, Бельгии и Швеции, Англии и Японии, Румынии и Польши[690]. Тем не менее достижения военной разведки не мешали Я.М. Фишману время от времени жаловаться, что там будто бы «имеет место недооценка возможностей противника в области военно-химического дела» (июнь 1933 г.), а заодно и противопоставлять ей «достижения» чекистов из ИНО ОГПУ[690].

Конечно, задачи менялись в зависимости от смены политических сезонов, однако интерес у разведки был во все стороны — и к Востоку, и к Западу.

Так, в июне 1933 г. совещание при начальнике ВОХИМУ решило дать задание Разведупру Штаба РККА в отношении поиска в восточном направлении, поскольку конфликт на КВЖД к тому времени еще не закончился. Задания по Японии были немалые: «выяснить производственные и сырьевые возможности по мышьяку; сколько, какие и где находятся заводы, вырабатывающие ОВ; достать чертежи и описание химического фугаса; определить назначение химических танков…; выяснить организационную структуру частей, применяющих БХМ; выяснить, предполагается ли применение НОВ с воздуха; выяснить организацию химических войск и степень насыщения ими армии»[690[. Задание было исполнено, и вскоре начальник ВОХИМУ докладывал наркому К.Е. Ворошилову первые результаты[696]. По сырью индустрия Японии будто бы была впереди советской: по хлору — мощность 100 тыс. т/год (в СССР — 60 тыс. т), по сере — 100 тыс. т (в СССР — примерно 14 тыс. т), по мышьяку — 4,3 тыс. т (в СССР — 1,2 тыс. т). На вооружении Японии тогда стояли синильная кислота, люизит, а также иприт, которого будто бы было запасено 10 тыс. т (у ОКДВА его на тот момент было 300 т). И на последних маневрах армия Японии, по сообщению Разведупра, будто бы «широко применяла химические средства: ВАПы, артхимснаряды, приборы для заражения местности и газопуска».

В ноябре 1933 г. Разведупр получил от ВОХИМУ задания по ближнему к СССР Западу: «какими химическими войсками… располагает румынская армия..; каково химическое вооружение авиации, имеются ли приборы для разбрызгивания ОВ самолетом, каковы эти приборы; какие ОВ состоят на вооружении румынской армии, их мобилизационные запасы, производственные возможности промышленности (количества ОВ и на каких заводах)…». Интерес к химическим делам в румынской армии не ослабевал и позже. Однако уже в феврале 1934 г. у Разведупра запрашивались невыведанные японские секреты, в частности, «какой иприт предполагает применять Япония в зимних условиях», а также «рецептуры… вязкого иприта, имеющегося в Японии»[690].

Нелишне будет подчеркнуть, что отношения между двумя управлениями — химическим и разведывательным — были достаточно двусторонними. ВОХИМУ не только давало задания разведке, но и информировало о результатах работ, выполненных с подачи разведки, что позволяло ей судить об эффективности своей работы. В порядке примера приведем «отчетное» письмо, которое в марте 1932 г. поступило из НТК ВОХИМУ в Разведупр РККА и которое касалось решения довольно экзотичной задачи. В нем писалось буквально следующее: «… на основе Ваших указаний 1-й завод уже провел работу по получению бромистых аналогов люизита, которые будут испытаны на токсическое действие в ИХО. Получение индивидуальных соединений продолжается…»[690].

Остается добавить, что руководство армии не только добывало сведения об иностранных военно-химических достижениях, но и регулярно сопоставляло их со своими данными. В частности, такие сравнения были выполнены в 1932[694] и 1933 гг.[687]. Естественно, сравнивались достижения РККА с данными по наиболее мощным военным машинам тех лет — США, Германии, Японии, Италии.

Следует иметь в виду, что в поисках информации руководство армии действовало достаточно широко. Во всяком случае в мае 1935 г. Я.М. Фишман пишет наркому НКВД Г.Г. Ягоде (1891–1938) письмо с приложением списка «лабораторий и лиц, работающих по военно-химическому делу в Германии»[690]. А в ответ ему хотелось получать от научно-технической разведки НКВД (менее квалифицированной по сравнению с Разведупром Штаба РККА, однако очень стремившейся занять свое место под солнцем) новую информацию, которую не удалось получить ни по линии Разведупра, ни в рамках военно-химической «дружбы» 1926–1933 гг. Полезно упомянуть кое-что из того, что интересовало Я.М. Фишмана на второй год после расставания с германскими «друзьями»: с какими ОВ работает лаборатория проф. Флюри, какие рецептуры прорабатывает лаборатория проф. Вирта, какие работы проводит военно-химический полигон…

А по линии Разведупра ХИМУ хотело разузнать в 1935 г. не менее интересные вещи: технологию получения незамерзающего иприта из крекинг-газов (это необходимо было разведать в Германии), методы получения синильной кислоты путем синтеза из элементов в газовой фазе (выяснить в США), метод получения азотистого иприта из триэтаноламина (узнать в Италии и США), оценку карбонилов железа как ОВ (разузнать в Японии и Германии). А еще ХИМУ были позарез необходимы последние данные по добыче мышьяка в Японии, США, Германии, особенно в части, касающейся технологии улавливания мышьяка из отходящих газов. Что до начальника вооружений М.Н. Тухачевского, то он лично внес в задание Разведупру такие непростые задачи, как поиск работ по зажиганию противогазов с помощью ОВ, а также по способам создания очень высоких концентраций ОВ[690]. И особый упор в разведывательном задании 1935 г. был сделан на химическом вооружении авиации: уже весь мир высоко ценил способность этого вида техники перебрасывать ОВ в сторону противника.

Разумеется, химическая война Италии в Эфиопии в 1935–1936 гг. и иные события такого рода не прошли мимо советской разведки.

Не будем останавливаться на этой теме подробнее. Приведем лишь пример из переписки, который характеризует уровень интереса советской разведки к чужим военно-химическим тайнам в канун Великой Отечественной войны.

Необходимо подчеркнуть, что такой хорошо структурированный интерес был связан не только с разгромом кадров советской разведки в 1936–1938 гг. Важнее было то, что неудачная, с точки зрения химоружия, война с Финляндией побудила руководство и Красной Армии, и страны более критично отнестись к опыту двадцатилетней подготовки к наступательной химической войне в 1919–1939 гг. Концентрированно это было сформулировано в одном из документов 1940 г: «Констатировать слабую работу разведывательных органов по добыванию сведений по состоянию средств химического вооружения, особенно по БХВ, в иностранных армиях. Разведывательному управлению Красной Армии считать одной из главных своих задач разведку рецептов новых ОВ». Во всяком случае в ноябре 1940 г. ВВС РККА запрашивали в Разведывательном управлении Генштаба данные о «химических делах» в ВВС широкого круга стран: Германии, Италии, США, Англии и Японии. Разумеется, в первую очередь их интересовали стоящие на вооружении ОВ и химическое вооружение авиации[690].

Нелишне подчеркнуть, что в связи с напряженностью на Востоке страны советских военных химиков очень интересовали достижения армии Японии[695].

Переходя к военным и послевоенным делам, отметим, что дела эти были не так уж плохи. Разумеется, данные о разработке в Германии таких ФОВ, как табун, зарин и зоман попали в Советский Союз на ранних этапах. С этим, среди прочего, была связана серьезная разведывательная операция по захвату военно-химических заводов Германии[428]. В наши дни судьба германских запасов ФОВ — секрет полишинеля. Факт перевозки трофейного зарина в емкостях и в СССР, и в США, по существу, уже всеми признан. Известно и то, что на вооружении немецкой армии состояло 9 типов осколочно-химических снарядов и мин, в том числе с зарином.

И впоследствии советская разведка обеспечивала Советскую Армию и вообще ВХК новейшей информацией из области химоружия.

Одним из достижений советской разведки в послевоенные годы была добыча зарубежных данных о новых ФОВ типа V-газов. Ей удалось прознать об S-диэтиламиноэтил-O-этилметилфосфонате (веществе VM по классификации V-газов[7]) как ярком примере ОВ новейшего типа на самых ранних этапах, и эта информация оказалась в разработке в ГСНИИ-403 (Москва)[716]. И пока советский народ радовался тому, что 3 ноября 1957 г. в СССР был запущен второй искусственный спутник Земли с собакой Лайкой на борту, именно там, в нынешнем ГСНИИОХТе, в ноябре 1957 г. были начаты работы по аминоалкилтиолофосфонатам. И к 1960 г. там с участием специалистов армии (ВАХЗ им. Ворошилова, а также ЦНИВТИ — Центрального научно исследовательского военно-технического института) было получено и обследовано около 350 кандидатов в новые ФОВ 19 различных типов. Из них 20 веществ оказались особо токсичными, причем одно из этих веществ (S-диэтиламиноэтил-O-изобутилметилфосфонат, ставший советским V-газом)[203,716] — структурно лишь чуть-чуть отличалось от исходного ОВ, созданного на Западе, а по токсическим свойствам превосходило все известные в военно-химическом подполье ОВ. Завершился этот успех организацией в СССР сначала опытного, а в дальнейшем и масштабного промышленного выпуска советского V-газа. А вот Ленинскую премию[716] получить тогда не удалось — слишком явным был плагиат. Ее выдали много позже — за организацию промышленного выпуска химических боеприпасов на основе советского V-газа, причем совсем иной команде людей[717].

Очередные успехи советской разведки были связаны с добычей на Западе информации о множестве других ОВ, в особенности несмертельного типа. В частности, о «наркотике» LSD (вспомним фильм «Мертвый сезон», воспевший подвиг разведчика К.Т. Молодого (1922–1970) в исполнении Д. Баниониса) и о газе CS. Та информация не пропала даром, а послужила для советского ВХК основанием при организации производств: опытного выпуска LSD — в Вольске-Шиханах, промышленного выпуска CS — в Новочебоксарске и др. местах[44].

Жизнь продолжалась.

« Назад

Оглавление

Вперед »