20.2. ЗА УСПЕШНОЕ ОТРАВЛЕНИЕ НЕВИННЫХ — ЗВАНИЕ ГЕРОЯ
Вот так по воле спецначальников, органически не способных просчитать все возможные сценарии неординарного штурма, героическая фаза операции сменилась трагической.
Военные химики и военные токсикологи, которые узурпировали еще с советских времен абсолютно все знание по вопросам боевого применения инкапаситантов и которые до сих пор цепко держат его в своих не всегда чистых руках, оказались скверными профессионалами. Во-первых, малосимпатичны детали поступков тайного «химика» ФСБ, запустившего волну ОВ в зрительный зал. Концентрация ОВ в зале оказалась много выше, чем требовалось для решения конкретной задачи. План вентиляции зала добывали, очевидно, напрасно: организаторы штурма и лично «химик» устроили сильнейшую передозировку ОВ, очевидно, в расчете на самые стойкие живые организмы (группу из нескольких десятков молодых террористов). В данном же случае, то есть с учетом фактического контингента заложников, передозировку ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы живые организмы не превратились в неживые. Однако анонимный «химик» штурма все же рискнул и… получил звание анонимного Героя России. И смело смотрит на себя в зеркало. Бог ему судья. Не он первый — еще 8 июня1960 г. в Кремле получил звание Героя Рамон Иванович Лопес (Рамон Меркадер), за 20 лет до этого спокойно убивший Л.Д. Троцкого.
«5.32 — Первый выстрел (официально считается, что газ пошел около пяти).
5.33 — Слышны выстрелы и грохот…
5.35 — Выстрелы из гранатомета. Штурм? (Официально, газ идет с 5 утра.)
5.39 — Одиночный выстрел из гранатомета.
5.51 — Опять полная тишина, на площадке перед зданием никого, газ идет уже час. А где же штурм и одновременное с ним спасение?
6.05-6.10 — Передвижение бегом одиночных военных от левого крыла здания к оцеплению у госпиталя со скоростью примерно один боец в полминуты, потом опять тишина.
6.19 — К зданию свободно подъезжает какая-то легковая машина, неспешно подходят несколько военных в полной выкладке и с автоматами, белых повязок на их рукавах нет. Они явно ничего не боятся. Штурм, значит, закончен, и террористы мертвы?
6.21 — Выходит, покачиваясь, первая женщина-заложница, она держит у носа белый платок; за ней сразу же вторая, моложе…
6.23 — Выходит девочка нетвердым шагом, через фойе ее вел военный, потом передал другим, которые стояли снаружи… Спецназ бьет стекла у входа, внешне бойцы ничего не опасаются, слышны крики. Бьют, чтобы был свежий воздух, спустя полтора часа после газовой атаки?
6.24 -Военные прячутся за укрытиями у входа.
6.25 — Мощный взрыв из гранатомета.
6.26 — Наконец, начинается передвижение одиночных военных с белыми повязками на рукавах ко входу в здание. Так штурм? Выстрелов нет. Но где же спасатели?
6.29 — Одиночные выстрелы, автоматные и гранатомета, переходящие в интенсивную стрельбу, слышен звук битого стекла; но спецназовцы у входа ведут себя свободно, будто нет никакой опасности.
6.30 — Тишина, военные устраивают подрыв в фойе, но никто никуда не торопится. Где же спасение? (Официально — оно проходило почти одновременно со штурмом).
6.34 — Позы военных расслабленные — не похоже, что они держат оборону, просто стоят; звон битого стекла.
6.46 — Военные передвигаются, продран плакат «Норд-Ост« на фронтоне; выводят первых заложников, двое выходят сами, им кричат: «Налево«. Они ничего не соображают, военные продолжают входить в здание, но никто никуда не торопится.
6.48 — Пусто, по-прежнему ни одной «скорой«…
6.49 — Уже два часа с момента газовой атаки без медицинской помощи, по-прежнему ни одной «скорой« у входа.
6.50 — Отряд бежит в сторону здания, занимает позиции за машинами; видно, как к входу подтягивается спецназ с теми самыми белыми повязками на рукавах, бойцы входят внутрь. Так что же было штурмом?
6.51 — Выводят девушку в фиолетовом свитере… Бьют стекла,.. потока заложников так и нет.
6.52 — Кого-то тащат за руки и швыряют лицом вниз, потом еще раз переносят и опять швыряют… Спасателей нет.
6.54 — Начинают выносить заложников примерно по одному в минуту, в освещенном фойе достаточно тихо — там ходят военные, появляются люди в штатском, но с белыми повязками; все военные — без противогазов, они продолжают выбивать стекла, похоже, все с введенными антидотами.
6.55 — Несут девушку в красном свитере.
6.56 — Волокут двоих, одного несут; похоже — женщин несут, мужчин волокут, слышны крики.
6.57 — Наконец, у подъезда появляются первая «скорая« и три эмчеэсовские машины, еще четыре видны стоящими поодаль, но ни в одну ни одного заложника не погружают, машины далеко, появляется много спасателей — похоже, это и есть операция по спасению. Два часа после газовой атаки.
6.58 — Внутрь продолжают забегать спасатели, появляются первые носилки — всего одна штука, двое заложников с трудом выходят на своих ногах; нет ни одного спецназовца в противогазе и нет ни одного, который бы выходил отдышаться наружу или качался, — значит, антидоты у них были; начинают выносить людей интенсивнее, бегут люди в форме МЧС, пробежал внутрь отряд пожарников, к зданию со всех сторон бежит много людей.
6.59 — Выводят двух женщин, пожарники тащат кого-то на руках с запрокинутыми головами.
7.00 — Еще одного пронесли лицом вверх, головы у заложников запрокинуты, людей начинают складывать на крыльце, спасатели двигаются внутрь все быстрее, кого-то уносят прочь от остальных; появляется «скорая« с надписью «03«, крики: «Ребята, скорее! «; кто-то на крыльце пытается координировать действия уже толпы спасателей, видна растерянность некоторых из них: куда нести тех, кто лежит у них на плече без сознания; по-прежнему большинство заложников несут вверх головами.
7.02 — Опять заметно, как никто никуда не спешит, люди двигаются, как в замедленной съемке: неспешно входят внутрь, не спеша выносят людей, первая помощь не оказывается тем, кого выносят на ступени на воздух.
7.03 — Врачей по-прежнему нет рядом с лежащими телами, никто не делает искусственного дыхания, тем более интубации; проплыли пустые синие носилки прочь от здания, выносят заложников примерно каждые 10-15 секунд; пространства на крыльце уже не хватает для бездыханных и обездвиженных, кто-то начинает проверять, живы ли.
7.04 — Людей, которых выносят из здания, уже начинают класть прямо друг на друга.
7.06 — Видно, как пять «скорых« пытаются пробраться к входу, где лежат люди, — их не пускают люди в военной форме и останавливают вдалеке, у госпиталя ветеранов войны; очень много спасателей у здания и на крыльце, очередь из «скорых«.
7.08 — Начинается более активное спасение: люди бегают, появляется больше носилок, видно, как тела так и лежат у входа на крыльце, иногда между ними прохаживаются спасатели, трогают — видимо, проверяют, живы или нет.
7.11 — Впервые видно, как людям, лежащим на крыльце, начинают делать искусственное дыхание и массаж сердца.
7.12 — Впервые видно, что к спасению приступили несколько десятков спасателей — их число нарастает, но по-прежнему заложников из здания выносят редко и не спеша.
7.16 — От крыльца по-прежнему не отъезжает ни одна «скорая«, эвакуация не началась.
7.18 — Выносят по-прежнему единиц, хотя толпа спасателей на крыльце внушительная.
7.19 — К крыльцу пропускают автобус, начинается погрузка тех, кто на крыльце.
7.22 — Принесли черные пакеты, начинается погрузка мертвых; видно, как кто-то, не врачи, тычет руками в тела, и после этого пакетируют; по каким признакам фиксируют смерть и кто это делает — неясно.
7.24 — Врачи из «скорых«, оставив машины, бегут вперед, к людям на крыльце.
7.25 — Медленно проехал автобус, где на сиденьях — люди с запрокинутыми головами; видно, что внутри него нет медперсонала.
7.28 — Продолжают интенсивно выносить людей из здания, толпа спасателей.
7.31 — На крыльце продолжает оставаться много лежащих людей и много стоящих; никуда не торопятся, курят, разговаривают, иногда слышны крики: «Да быстрей же вы! «. Активная фаза спасения миновала.
7.33 — Свалка из людей на крыльце все та же, начинается медленная погрузка еще в один автобус. По официальной версии, в зале уже давно работает МЧС, и они видят, что большинство там нуждаются в реанимационных мероприятиях, и, значит, погрузка в автобусы должна быть давно отменена, но она продолжается.
7.35 — Видно, как на крыльце начинают кому-то делать массаж сердца.
7.36 — Фойе пустое, там иногда ходят люди, никто никуда не бежит. Проходит еще один человек с носилками внутрь.
7.40 — «Скорые« продолжают стоять у входа в очередь, но в них почти никого не заносят.
7.45 — Еще кому-то, избранному, начинают делать искусственное дыхание на крыльце, остальные просто лежат; спасатель не спеша выносит еще одного человека на плече.
7.47 — Выносят девушку в белом свитере, ее несут через всю площадь прочь; ритм спасения тот же: двое несут, пятеро стоят и просто входят-выходят.
7.49 — Продолжается неторопливый вынос тел, хотя официально операция по спасению уже закончена: радио объявило об этом. Видна вереница «скорых«, но они стоят; выносят мужчину, прислоняют к стене — он оседает; тут же раскрывают черный пакет, и его туда опускают. Между «скорыми« ходят солдаты и что-то кричат.
7.54 — Тела продолжают выносить.
7.57 — Наконец видна целая цепочка реанимобилей, мужчина взволнованно кричит: «Давай автобус!«, но остальные по-прежнему не спешат; многие спасатели и военные просто стоят на крыльце и вокруг него, «скорые« начинают увозить людей.
8.03 — Видна подъехавшая вереница автобусов.
8.05 — Людей несут в автобусы, «скорые« просто стоят; выносят человека в черном через плечо, уже светло.
8.06 — Хорошо видны пустые «скорые«, выстроившиеся в рядок, — они не подъезжают к крыльцу, на крыльце еще лежат люди.
8.30 — Внутрь здания начинают пускать телевизионные группы и выставлять оцепление.
8.56 — Маршируют отряды оцепления. В этот момент семьям заложников … объявили, что «всех спасли«. Официально в зале никого не было в 8.00.
«Новая газета«, Москва, 20 октября 2003 г.
Группа военных токсикологов, которая вошла в заполненный обездвиженными людьми зал после группы захвата, будто бы со средствами спасения наперевес (похоже, однако, ничего, кроме ампул с налоксоном, у них и не было), со своей задачей не справилась. Да она и не могла обеспечить возвращение к жизни одновременно многих сотен людей. А передавать знания и полномочия другим лицам они не привыкли. К тому же учить и вовлекать других надо было не во время, а до начала масштабной операции, чего начальники из штаба ФСБ не предусмотрели, а жрецы от военной токсикологии никогда не хотели. Ясно, что их спорадические попытки задействовать к себе в помощь прямо во время штурма две другие когорты (уже находившийся в зале спецназ когорты захвата, а также «спасателей», проникших в зал много после токсикологов и пригодных разве что для переноски людей) успеха не имели и иметь не могли: у каждого были свои дела.
Таким образом, лишь единицам из числа пострадавших вкололи налоксон (налорфин), который в общем случае считался официальным средством помощи людям после наркотического отравления. Подчеркнем, что это было не специфическое средство против отравления конкретным ОВ (его вообще не существовало), а всего лишь симптоматическое (профилактическое) средство. Однако и это импортное средство могло сберечь множество людских жизней, если бы военные токсикологи использовали его для спасения пострадавших прямо в зале, а не только для профилактики «своих» (персонала группы захвата).
«… почему-то вслед за нами, сразу после штурма, бежали не спасатели и не просто врачи, а врачи в погонах. Они несли ящики с антидотами и сразу говорили, куда, кому и сколько колоть. А «альфовцы«, которые обездвиживали террористов, выносили раненых. Из эмчеэсовцев я сразу после штурма видел только одного. Он бегал с камерой и снимал, как другие работают…«
«Известия«, Москва, 23 октября 2003 г.
Естественно, московские спасатели ограничились только лишь тем, чему их всегда учили, — хватать и оттаскивать. Вызволение из зала безжизненных тел отравленных зрителей было осуществлено ими в рамках стандартного сценария эвакуации пострадавших. Соответственно, операция по выносу тел из зрительного зала на улицу была осуществлена без оказания на месте всем без исключения срочной токсикологической помощи: спасателей на это штаб операции во главе с генералом ФСБ просто не ориентировал. Да и вообще предвидел ли он такое?
В отношении гражданских врачей власти и, в первую очередь, штаб операции были в своем репертуаре. Они твердо решили не информировать о «несмертельном» ОВ не только все общество, но даже группу врачей города Москвы, которые были привлечены как для эвакуации пострадавших зрителей, так и для лечения тех, кого смогли довезти до больниц живыми.
Вся страна с изумлением наблюдала за тем, как врачи нынешней России были поставлены в столь же беспомощное положение, в котором оказались врачи России царской в 1915-1916 гг. во время первых немецких газовых атак. Как будто советские военные химики и военные токсикологи не потратили много десятилетий и бездну народных денег на подготовку страны к «защите» от «вражеских» химических атак.
«… с медицинской помощью при катастрофах у нас дело обстоит плохо. Ведь когда был теракт на Дубровке, многие погибли не от рук террористов. Телекадры «Дубровки« страшны показом дикой неподготовленности (после этого уже журналистов к катастрофам не подпускали)… Погибли-то многие уже вне здания из-за неорганизованной эвакуации, из-за госпитализации только в «свои« больницы городского подчинения. Ни в одну клинику федерального подчинения, в институты Академии медицинских наук — а самые квалифицированные именно эти — ни одного пострадавшего не положили. На пол складывали, но в больницы другого ведомства не везли… Может быть, люди, которые руководили операцией, не понимали медицинских последствий?… Минздрав не был привлечен к оказанию помощи, так как беда случилась в Москве, а это другое ведомство. Никакого анализа нет, никаких медицинских публикаций нет, никакой профилактики, чтобы не повторилось, нет«.
Андрей И. Воробьев, академик РАМН (Lenta.Ru, 28 декабря 2004 г.)
В результате в тот момент, когда руководитель службы здравоохранения Москвы посылал кавалькаду из 50 машин «скорой помощи» для эвакуации пострадавших, он не знал ни о факте применения ОВ, ни тем более о самом ОВ: он собирался спасать людей от огнестрельных и иных ранений, связанных с перестрелкой и подрывом здания. Фактически отравленным людям помогали не машины городской «скорой помощи», не оборудованные для оказания экстренной токсикологической помощи, а обычные автобусы ограждения. Именно с их помощью по больницам были развезены сотни отравленных людей (и живых, и уже погибших), которых спасатели просто вынесли на улицу и разложили по тротуару у здания клуба. Причем из многочисленных задействованных больниц специализированной была лишь одна — токсикологическое отделение Института скорой помощи им.Склифосовского.
Не будет лишним сказать и о том, что в данном трагическом случае история улыбнулась редчайшим образом. Дело в том, что документ, касающийся обеспечения готовности к лечению острых химических отравлений, был выпущен в правительстве Москвы за несколько дней до трагических событий на Дубровке — 17 октября1056. И в нем было названо много больниц столицы (а не только лишь один Институт им.Склифосовского), которые были обязаны иметь для этих целей неснижаемый запас антидотов на случай самых разных видов отравлений. И к документу был приложен обширный перечень тех самых антидотов. И был среди них, вестимо, налоксон. Одна незадача — служба здравоохранения Москвы не собиралась заниматься ликвидацией последствий массового отравления людей, когда направляла свою медицинскую армаду на Дубровку после штурма.
Вот такой бюрократией наградила история нашу страну.
«Мне представляется, что власть дала отчетливый ответ на вопрос о своих приоритетах. Жизнь граждан, судя по всему, не первый приоритет. Государственные амбиции оказались выше, чем забота о спасении жизней заложников«.
С.А. Ковалев, «Новое время«, Москва, 3 ноября 2002 г.
«Какой газ был применен при штурме меня, как и врачей, не волнует. Потому что врачи в медицине катастроф работают по протоколу, в котором предусмотрено все«.
Министр здравоохранения Ю.Л. Шевченко, «Новое время«, 10 ноября 2002 г.
«Основной причиной увеличения числе жертв среди спасенных в ходе штурма заложников стала халатность должностных лиц, которые отвечали за организацию первой помощи пострадавшим, их транспортировку в стационары, а также за общую координацию действий по спасению людей после штурма«.
Б.Е. Немцов, «Московские новости«, 26 ноября 2002 г.
Осталось назвать число. Впоследствии спасшиеся люди проанализировали данные о вскрытии тел 60 погибших, которые имелись в деле о проводившемся прокуратурой расследовании. Оказалось, что в 40 случаях из документов о смерти следует, что медицинская помощь этим людям не оказывалась. Иными словами, в отношении, по крайней мере, половины погибших факт очевиден — «спасатели» просто не пытались их спасать («Новая газета», 1 декабря 2005 г.).
| « Назад | Оглавление | Вперед » |