«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

23.2. ХИМИЧЕСКИЙ СЛЕДОПЫТ ВОРОШИЛОВ

Первым химическим сталкером Страны Советов был К.Е. Ворошилов. Причем не по доброй воле, а в силу исторических обстоятельств.

Выше уже неоднократно упоминались данные об объемах химоружия, которое было выделено армии на те или иные испытательные и учебные цели. Ясно, что детальная информация о том, как именно было израсходовано все это боевое имущество, найти в наши дни практически невозможно. Между тем с экологических позиций совсем непраздным выглядит интерес к тому, сколько именно иприта, люизита, артиллерийских химических снарядов, авиационных химических бомб, химических мин, химических фугасов и иных химбоеприпасов было израсходовано на обучение «воюющих сторон», а сколько просто-напросто потеряно, закопано или забыто. Ведь ОВ и химические боеприпасы заказывались сверх необходимого, да и дефицит существовал в 30-е гг. далеко не всегда. С другой стороны, если общество не способно получить от своей армии полные данные о расходе ОВ и боеприпасов при столь значительных масштабах их использования, то это путь к экологическому самоубийству, правда, не очень спешному и не всегда заметному. И никаких сроков давности быть не может.

В силу исторических обстоятельств ничтожные шаги в обозначенном направлении сделал в конце 30-х гг. нарком обороны К.Е. Ворошилов. Как уже упоминалось, осенью 1937 г., параллельно с пиком Большого Террора, в высших и чрезвычайно узких военных кругах СССР разразился большой скандал: в планировавшуюся Большую Москву не удавалось без явных неприятностей для высших военачальников включить химический полигон в Кузьминках, так как его территория была начинена, как «вдруг» оказалось, тысячами емкостей с ОВ.

Эти события, по существу, впервые (после начала работ в 1918-1923 гг.) высветили для энтузиастов наступательной химической войны обратную сторону медали — труднейшую проблему очень опасных для людей и природы военно-химических захоронений. Так что не очень удивителен факт появления перед самой Второй мировой войной секретных приказов наркома обороны о судьбе обширных территорий страны, которые были загублены военными химиками и скрыты от общества. А нам, живущим в XXI веке, это обстоятельство позволяет посмотреть, как и с какими результатами прошел тропой сталкера в далеких 1938-1940 гг. нарком обороны СССР маршал К.Е. Ворошилов с подачи своих проштрафившихся военно-химических подчиненных.

А потом повторить этот путь самим.

Итак, первый приказ появился 24 января 1938 г.⁴⁹⁹, сразу по окончании осенней стадии вынужденных раскопок на химическом полигоне в Кузьминках^617-626. В том приказе «ни о чем не догадывавшийся» нарком К.Е. Ворошилов грозно указывал нерадивым помощникам, что на протяжении ряда лет на полигоне в Кузьминках ОВ под видом уничтожения на самом деле просто закапывались в землю в различных емкостях: бочках, бутылях, снарядах, минах, баллонах, гранатах, авиабомбах и пр. В результате, по мнению К.Е. Ворошилова, вся обширная территория полигона оказалась зараженной и весьма опасной для людей. На этом маршал не остановился, а заглянул в корень. Он указал, что, оказывается, во всех наставлениях, инструкциях и учебных пособиях, которые были изданы Генеральным штабом РККА и ХИМУ, разрешалось уничтожение ОВ закапыванием их в землю, чем фактически узаконивалась возможность повсеместного заражения территории в местах расположения войск. И не только.

Разумеется, маршал понимал смысл того, что подписывал. Дело в том, что последнее «Руководство по хранению, осмотру и перевозкам военно-химического имущества» было утверждено Я.М. Фишманом в 1936 г.⁴⁹⁷, то есть, по существу, незадолго до его ареста и замены на другого начальника ХИМУ РККА. И этот текст, большим тиражом напечатанный в типографии НКО и разосланный по всей армии, содержал обычный сюжет про вырытые ямы для ненужного иприта и потому был удобен для инкриминирования арестованному «врагу народа» обычного для тех дней акта «вредительства». Ясно, что после такой серьезной констатации нарком К.Е. Ворошилов не мог не распорядиться очень определенно — зарывание в землю ОВ в каком бы то ни было виде категорически запрещается. Более того, он распорядился осуществить невозможное действие: проинспектировать в частях Красной Армии (разумеется, неназванных) фактическую практику уничтожения ненужного и испорченного химоружия.

Если бы приказ был выполнен всерьез, а места захоронений химоружия точно обозначены, предпринятая проверка должна была бы закончиться очисткой множества мест Советского Союза, зараженных ОВ: военных полигонов (химических, артиллерийских, авиационных), военных лагерей, стрельбищ, а также химических, артиллерийских и авиационных складов и опытных центров. Однако и «проверка», и тем более «очистка» никогда не были основным занятием нашей армии, поэтому очистные работы в тех нескольких точках (вместо сотен), где они на самом деле проводились, затянулись до конца 1939 г.

В остальном же, если учесть сознательную неопределенность инструкций наркома и неистребимую страсть наших военных к неправде, мероприятия по выполнению приказа в принципе не могли быть ни серьезно организованными, ни тем более сплошными. Да и вряд ли кого-то всерьез интересовали результаты «проверки». Были, однако, беды и похуже: во многих случаях приказ наркома К.Е. Ворошилова просто не был передан в те бесчисленные воинские части и разного рода склады и полигоны, которые должны были его исполнять. Причем делалось это сознательно: работники военно-химической системы «врага народа Фишмана» не могли истово разыскивать закопанное химоружие, если будущие неблагоприятные результаты могли стать обвинением против них самих.

Для примера того, как по-разному приказ К.Е. Ворошилова о проверке и очистке мест захоронений химоружия⁴⁹⁹ был понят и протранслирован в войска, приведем выдержки из нескольких приказов его подчиненных, которые командовали крупными войсковыми массами, начиная от известных широкой публике имен В.К. Блюхера и С.К. Тимошенко до ныне уже мало кому памятных.

Пожалуй, сравнительно подробно были перечислены места закапывания химоружия лишь в приказе командующего войсками ЛВО М.С. Хозина. Лица, его готовившие, перечислили различные типы складов (не только химические, но и артиллерийские, хотя склад № 54 все же пропустили) и разные типы лагерей и полигонов (не только химические, но и артиллерийские, ПВО и общевойсковые; про летчиков из Детского Села и ряда иных мест, впрочем, тоже запамятовали). Осталось только найти документы о фактическом исполнении приказа наркома об откапывании химоружия в 8 точках ЛВО, где оно, по мнению составителей приказа, закапывалось. О десятках остальных точек речь, конечно, не идет.

Командующий войсками УрВО также перечислил лагеря и полигоны, на которых происходило закапывание химоружия по окончании летних военных лагерных сборов и учений (забыл, правда, про военный лагерь 246 стрелкового полка недалеко от пристани Вишкиль на Вятке). Однако он вообще не упомянул каких-либо складов, и это было принципиальной ошибкой. В те первые годы самостоятельной жизни УрВО специального окружного склада ОВ действительно, возможно, еще не существовало, поскольку этот округ выделился из ПриВО не так давно до описываемых событий. Однако артиллерийские склады были (например, окружной артсклад № 59 в Перми, да и артсклад в Челябинске), они хранили химические боеприпасы и не могли не закапывать «потекшие» артхимснаряды и авиахимбомбы — таков был порядок. Таким образом, если мы и найдем документы об откапывании химоружия в 4-х лагерях и полигонах, где оно ранее было закопано (часто без документального оформления), в отношении склада № 59 и иных складов поиск документов бесперспективен: приказ на откапывание им просто не отдавался.

Командующий войсками БВО М.П. Ковалев (1897-1967) поступил точно так же. Он обозначил лишь 4 химических полигона — окружной («Суша») и три войсковых, входивших в состав военных лагерей (16 стрелкового корпуса и других соединений), хотя и не стал делать вид, что в документах все они, за исключением «Суши», числились не химическими, а артиллерийскими. Однако командующий совсем не обозначил остальных военных лагерей, а их в БВО было не 5, как в УрВО, а несколько десятков, и на всех них войска учились военному делу не с учебным, а с подлинным химоружием. К тому же М.П. Ковалев не обозначил Дретуньский артиллерийский полигон, где в «пограничном округе» проводились самые серьезные испытания артиллерийского и авиационного химоружия в войсках. И совсем удивительно то, что в приказе по войскам БВО совсем не были названы склады, где хранились ОВ и химические боеприпасы, а их в те годы было великое множество: не менее 16 складов артиллерийских боеприпасов (№№ 28,35,40,44,65,69,275, 388, 390,391, 454, 582, 838, 843, 847, 856), 5 складов авиационных боеприпасов (№№ 386, 389, 576, 577, 591, 899), а также три химических склада (№ 137, 833 и 840). Таким образом, даже если плановые раскопки в 4-х обозначенных точках и были выполнены, в отношении остальных десятков мест на территории ответственности БВО ответ на вопрос о судьбе закопанного химоружия совершенно очевиден: откапывания не было.

Особенно грустно обстоят дела с химоружием, которое было закопано на гигантском пространстве вдоль юго-восточной государственной границы СССР от Байкала до Владивостока. Командующий ОКДВА В.К. Блюхер отреагировал на приказ наркома и быстрее, и формальнее всех, ограничив свою активность при его исполнении в отношении территорий Амурской и Еврейской автономной обл., Хабаровского и Приморского краев только химическими складами. Командарм не упомянул ни многочисленные артиллерийские и авиационные склады, ни десятки военных лагерей, полигонов, стрельбищ, укрепрайонов.

Так что если в ОКДВА приказ и был исполнен на химических складах №№ 140 (Хабаровск-Красная речка), 148 (Свободный), 150 (Сунгач), 300 (Кнорринг), 301 (Воздвиженский), то артиллерийские, авиационные (№№ 6,23,31,73,74,77,85,

135,154,155,156,157,159,252,315,316,317,318,319,493,583 и другие) и многочисленные войсковые склады, где хранились химические боеприпасы, никаких указаний не получили. Не получили указаний и лагеря с полигонами. Между тем упомянутая в приказе химическая испытательная лаборатория № 2, например, захоранивала отходы от анализов иприта и люизита (а для нее было характерно «вопиющее безобразие в хранении, учете проб») не посреди Уссурийска, где она находилась, а на военно-химическом полигоне в Раздольном.

Кончилась преступная безответственность лиц, которыми окружил себя маршал В.К. Блюхер, печально (лично к нему претензии выдвигать вряд ли стоит, вскоре он был отозван в Москву и расстрелян, однако в рамках совсем иных дел). Мы можем констатировать, что десятки мест, где на территории ответственности ОКДВА до 1938 г. организованным порядком происходило крупномасштабное закапывание химоружия, так и не получили хотя бы формального приказа на его откапывание.

В качестве типичного «результата» безответственности лиц, готовивших приказ В.К. Блюхера, укажем на события лета 1939 г. на одном из упомянутых (нами, а не В.К. Блюхером) складов — на артскладе № 31, располагавшемся в Биробиджане в Еврейской автономной обл. Там хранились артиллерийские и авиационные химбоеприпасы. После преобразования ОКДВА в Дальневосточный фронт, который включал I ОКА и II ОКА, этот склад был подчинен II ОКА. Так вот, в рамках боевой активности тех лет начались большие строительные работы по расширению склада № 31. При их проведении 2 июля военные строители неожиданно выкопали, как указано в грозном приказе по II ОКА, «авиахимбомбы ХАБ-8, уничтоженные в 1934 и 1936 году». Далее, в приказе было отмечено, что из 100 обнаруженных бомб около 20 были снаряжены ипритом (XX)⁶³².

Оценка последующего хода событий различна. Сочинители приказов в Хабаровске указали, что в попытке скрыть факт от представителей НКВД и от назначенной для разбирательства комиссии многолетний начальник склада майор В. Чапаев не стал дожидаться комиссии, которая неизбежно вскрыла бы его личную вину за предыдущие захоронения химбоеприпасов и за невыполнение приказа на раскопки (если таковой был), и 4 июля попытался тайно уничтожить злополучную партию авиахимбомб. Сам майор В. Чапаев в своем письме на имя командующего II ОКА и будущего маршала И.С. Конева полагает, что он стал жертвой обстоятельств и что его просто подставили работники штаба II ОКА: ему по телефону поручили найти «решение» проблемы, чтобы не задерживать важное строительство, а о назначенной комиссии вовсе не упомянули. В любом случае результат был трагичен: 6 человек получили поражение ипритом, в том числе двое — тяжелые. Среди тяжелых оказался и майор В. Чапаев⁶³².

Этот прискорбный эпизод не получит должной завершенности, если не упомянуть еще одного обстоятельства. В суровом приказе, которым «отметили» проштрафившегося майора с артсклада № 31, было указано, что он злостно не выполнил последнего решения наркома обороны о «новом» порядке уничтожения химоружия⁴⁹⁹. На что майор письменно ответствовал командующему армии И.С. Коневу, что упомянутый приказ на его склад просто не поступал⁶³².

Так замкнулся круг безответственности. В 1938 г. на военные склады ОКДВА не только не поступали распоряжения наркома обороны об откапывании химоружия, но даже стандартные приказы о действующем порядке его уничтожения. Неудивительно, что обиженный майор В. Чапаев в своем письме на имя несправедливого руководства упомянул, что он не знал, что ипритные пары подействуют на людей «на таком расстоянии». Это значит, что ни один военный склад никогда не получал новейших данных о том, что пары иприта могут поражать людей на расстоянии нескольких км, а они (данные) уже были хорошо известны. Ясно, что ипритная захоронка находилась на краю склада № 31, скорее всего, не более чем в 1000 мот основных хранилищ — там, где как раз и были затеяны работы по расширению склада⁶³².

Пожалуй, самый безответственный приказ был издан командующим КВО С.К. Тимошенко. Люди, его готовившие, ограничились лишь упоминанием двух военно-химических полигонов (закрытого и забытого в Киеве Дарницкого полигона и вновь организованного в районе Черкасс — Ирдынского), попытка очистки которых, возможно, и была предпринята. Что до приказа наркома обороны К.Е. Ворошилова об уничтожении ОВ⁴⁹⁹, то он не был направлен будущим наркомом обороны С.К. Тимошенко ни на один из множества складов округа (химических, артиллерийских и авиационных), ни на один из многочисленных артиллерийских и авиационных полигонов и тем более ни в один из многочисленных лагерей. С последствиями этой безответственности жителям независимой ныне Украины еще предстоит встретиться. И не раз.

Для полноты картины приведем события, случившиеся в СибВО. Там приказ наркома обороны о поиске закопанного химоружия⁴⁹⁹ был транслирован вниз исполнителям с помощью директивы Военного совета округа. Как его исполнили получатели, мы не скажем, поскольку документы по той директиве до наших дней вопреки закону России недоступны исследователям. Однако один из основных исполнителей очевиден — военно-химический полигон возле г.Юрга (Кемеровская обл.), составлявший часть большого окружного артполигона. Как сказано в сердитом приказе по СибВО, который был выпущен годом позже К.Е. Ворошилова и подписан генералом М.Ф. Лукиным (1892-1970), начальник химического полигона «неправдиво донес Начхимвойск округа о выполнении вышеуказанных приказов и директивы и о безопасности полигона». Кончилось то «неправдивое» донесение о фактически невыполненных раскопках химоружия тем, что колхозники колхоза «Красный промысловец» Верх-Тайменского сельсовета при косьбе сена на химполигоне 22-23 июля 1939 г. не смогли разойтись с химическими фугасами, заполненными ипритом⁵³⁴. Как именно колхозники повидались с фугасами, понять трудно, потому что химические фугасы, в отличие от снарядов, бомб и мин, валяться не могут: им место или быть закопанными в земле (таково их боевое положение), или же покоиться на складе. Это сомнение представляется тем более справедливым, что ХИМУ в своей бумаге на сей счет приписало колхозникам совсем иное — нахождение какой-то «банки с ипритом». Однако, независимо от уровня правдивости описания тех печальных событий, причина писаний была одна: 6 колхозников получили поражение ипритом. Конечно, после столь скорбных событий генерал М.Ф. Лукин не мог не отдать распоряжение «командирам соединений и частей проверить и очистить химплощадки» по всему СибВО⁵³⁴. Только вряд ли кто стал выполнять безадресный приказ: сухопутные войска в то лето постигали военно-химическую премудрость не только на большом Юргинском полигоне, но также на множестве других (Ачинском, Барнаульском, Бердском, Бийском, Канском, Красноярском, Омском, Славгородском). А летчики учились военно-химическому мастерству на своих участках земли. И никто не будет в августе — посреди горячего боевого сезона — откапывать неизвестно где, когда и кем закопанное химоружие, если не получает прямого приказа это сделать.

Возвращаясь к наркому К.Е. Ворошилову, отдадим должное его стихийной экологической активности, явленной на переломе 1937-1938 гг. Нарком не ограничился разговорами о прошлых захоронениях, а приказом от 24 января 1938 г.⁴⁹⁹ ввел в действие «Временную инструкцию по уничтожению ОВ», подготовленную наследниками арестованного «врага народа» Я.М. Фишмана.

В той инструкции была сделана первая попытка как-то регламентировать опасные работы по ликвидации химоружия после того, как его закапывание было осуждено. Однако и этот документ не обошелся без фактического обмана, что не ускользнуло от внимания доносчиков (или «честных дураков»).

Дело в том, что в новой инструкции, несмотря на запрет закапывания ОВ, при ликвидации СОВ предусматривалось не новое, а очень старое техническое решение. То, которое практиковалось до запрета закапывания и было утверждено «вредителем» Я.М. Фишманом в 1936 г.⁴⁹⁷: выливание ОВ в яму, сжигание, засыпка хлорной известью и закапывание ямы. Таким образом, у исполнителей вновь создавались условия для пропуска операции сжигания (ограничившись простым закапыванием), например, в целях экономии топлива. Да и при честном выполнении этой операции ее эффективность была сомнительна.

Так появилась идея замены костра в яме для слитого иприта и люизита на костер во вкопанном в землю корыте с налитыми в него СОВ. И именно она была зафиксирована в очередном приказе наркома обороны от 10 августа того же 1938 г., который ввел новую «Временную инструкцию по уничтожению ОВ»⁵⁰⁰. Весь «порядок», таким образом, сводился к тому, что СОВ, ЯД-шашки, а также химические отбросы и остатки ОВ (именно такое выражение применялось для обозначения отходов выпуска ОВ, в первую очередь, отходов московских заводов химоружия) подлежали сжиганию. Места сжигания были известны: полигоны или отдельные участки местности, которые должны были находиться от человеческого жилья не ближе, чем в 3 км.

ЭВОЛЮЦИЯ ИНСТРУКЦИЙ В 1938 Г.:

24 января 1938 г.
«Временная инструкция по уничтожению ОВ
…1. Бочки с СОВ, подлежащие уничтожению, с принятием всех мер предосторожности сосредотачиваются на специальном участке, где проводится уничтожение ОВ.
Бочки с неоткрывающимися пробками простреливаются из винтовок…
2. Порядок уничтожения:
а) … Бочка ставится на торец («на попа«). Перед бочкой со стороны стреляющего вырывается яма 1х0,5х0,5 метра (в любом грунте земли, кроме песчаного).
Выстрел производится в верхнюю часть бочки, чтобы избежать выливания СОВ на землю.
Если попадание в бочку будет ниже уровня СОВ, то последнее, выливаясь струей, попадает в яму.
б) После прострела бочка переворачивается вниз пробкой или пробитым отверстием, и СОВ сливается в эту же яму.
После слива в яму добавляется хворост или другой горючий материал и поджигается факелом… с наветренной стороны…
д) После окончания дегазационных работ ямы присыпаются хлорной известью и засыпаются землей«⁴⁹⁹

10 августа 1938 г.
«Временная инструкция по уничтожению ОВ
… Бочки с СОВ, подлежащие уничтожению, с принятием всех мер предосторожности сосредотачиваются на специальном участке, где проводится уничтожение ОВ.
Бочки с неоткрывающимися пробками или ветхие проржавленные бочки простреливаются из винтовок…
Порядок уничтожения
Для уничтожения ОВ делается из железа корыто шириной 75-80 см, длиной до 2 м и глубиной до 70-80 см. Это корыто углубляется в землю почти заподлицо поверхности площадки (края корыта выступают выше поверхности на 10-15 см)…
Бочки с СОВ (не более 2 одновременно) подкатываются вплотную к корыту, свинчивается колпак, спускается давление через контрольную пробку и открывается пробка; потом выливается ОВ в корыто…
Если пробка бочки не открывается или опасно открывать из-за ветхости бочки.., такая бочка ставится на попа (на одно из днищ) рядом с корытом и простреливается около верхнего днища. При таком простреле не будет происходить выбрасывание ОВ…
После прострела… ОВ выливается в корыто…
Когда проведена эта подготовительная операция, в корыто, куда слито ОВ, сверху ОВ заливается 20-30 литров нефти.
…поджигается корыто с ОВ…
После того, как ОВ сгорит и остатки остынут, лопатой их перелопачивают, обливают нефтью, а также обливают нефтью и место вокруг корыта, где производился прострел, открывание пробок и выливание ОВ, потом все это поджигается. Когда горение прекратится, корыто очищается, остатки из корыта и земля вокруг корыта перекапывается и засыпается хлорной известью.«⁵⁰⁰

Инструкциями 1938 г. был, наконец, введен запрет на закапывание ОВ и вообще химоружия в землю, которое было нормой в 1919-1937 гг. Впрочем, этот пункт инструкции не выполнялся никогда, и закапывание ОВ, равно как и химбоеприпасов, продолжалось все последующие десятилетия, в том числе и в рамках официальных распоряжений. Что до формальной отмены приказа 1938 г. наркома К.Е. Ворошилова, которым вводилась инструкция, запрещавшая закапывание химоружия, это событие состоялось в 1957 г. трудами еще неснятого с поста министра обороны маршала Г.К. Жукова. Тогда Советская Армия начала готовиться к освобождению складов от химоружия первого поколения в ожидании поступлений химоружия второго поколения. А сжечь десятки тыс. т ОВ вряд ли было возможно — пришлось закапывать и затапливать⁴.

Конечно, как уже неоднократно говорилось, ОВ, и вообще химоружие, к тому времени расползлись не только по Красной Армии, но и по всей стране. И лишь в инструкции 1938 г. было указано достаточно определенно, что «Если ОВ пришло в негодность, то таковое уничтожается (не в черте города, если уничтожению подлежит количество более 100 г)»⁵⁰².

Так были, наконец, официально освящены пути избавления от ставших ненужными ОВ, а также от отходов, связанных с работами с ОВ.

Скорее всего, слишком поздно.

Итак, ясно, что, с общих позиций, мест закапывания химоружия на территории России, Белоруссии, Украины, Казахстана и других стран, ранее составлявших Советский Союз, может быть более 500.

Что касается более точного перечисления возможных мест, то подходы к принципиальному установлению этих сотен точек таковы. Во-первых, как уже говорилось, это территории множества военных складов (артиллерийских, авиационных, химических), где в предвоенные годы армия хранила химические боеприпасы и ОВ: не только трофейные, но и изготовленные в советские времена, не только артиллерийские, но также и авиационные, не только НОВ (фосген и пр.), но и СОВ. Во-вторых, это территории бесконечного множества военных полигонов (химических, артиллерийских, авиационных, бронетанковых), лагерей, стрельбищ — всех тех обширных территорий Советской страны, на которых армия оттачивала свое боевое мастерство и где попутно закапывала ненужные ей химбоеприпасы и различные емкости с ОВ.

Конечно, мы не можем утверждать однозначно, что искать надо только лишь в этих двух группах мест. Были в немалом количестве и другие. В порядке экзотики напомним, что в феврале 1924 г. из ВСНХ в ГАУ РККА пришло письмо с сообщением, что «на складах завода «Фосген № 3″ (бывш. Беккель) находится 150 штук 3-дм снарядов с удушающим газом и 3 ящика запальных стаканов с синильной кислотой». Хотя авторы того письма обращались с конкретной просьбой о вывозе опасного наследия царского режима, конец того эпизода из жизни будущего московского завода химоружия № 1 (№ 51, то есть нынешнего института ГСНИИОХТ) растворился в неизвестности. А для нас он является недвусмысленным указанием на богатство возможностей для тех, кто всерьез озаботится проблемой закопанного химоружия.

В следующих двух разделах мы займемся перечислением более подробно, попытавшись вторично пройти тропой сталкера там, где уже вроде бы побывали руководители военно-химической и других военных служб СССР под предводительством советского маршала К.Е. Ворошилова (к сожалению, без долженствующей этому случаю дотошности и ответственности перед будущими поколениями страны). Имея в виду, однако, что до 1934 г. учет химоружия в армии просто отсутствовал⁴⁷¹, а в последующие годы совершался формально, что заложило основу для множества непредвиденных экологических бед.

« Назад

Оглавление

Вперед »