7.5. ТОРЖЕСТВО ВОЕННО -ХИМИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА
Как уже констатировалось выше, к концу 30-х гг. в Советском Союзе сложился Военно-химический комплекс (ВХК). Это оказалось мощное и хорошо структурированное содружество трех сил — армии, химической промышленности, а также обслуживавшей их спецмедицины (время от времени туда привлекали и «большую науку» — когда в ней возникала нужда). Эти силы сплотились вокруг общего для них дела — подготовки к ненужной для страны наступательной химической войне. Разумеется, управляли сложившимся ВХК пока еще из коридоров Кремля, а приглядывали — с Лубянки.
Силу предвоенного ВХК легко видеть на примере неудачных попыток выселить подальше от Москвы головной завод-институт и военно-химический полигон в Кузьминках (НИХП).
В отношении химзавода № 51 вопрос был очевиден. Иметь в столице великой миролюбивой социалистической страны мощное предприятие по разработке химоружия и его опытно-промышленному выпуску — не самая безобидная епитимья. Поэтому попытки выселения этого заведения из Москвы предпринимались неоднократно. Еще в феврале 1936 г. вышло постановление СТО СССР за подписью В.М. Молотова о выведении из Москвы химического завода № 51. Мотивация простая: только что появился первый генеральный план развития Москвы, и этот завод там никак не смотрелся. В мае 1936 г. очередным постановлением СТО СССР была даже утверждена площадка для будущего «Экспериментального исследовательского института ОВ и опытного завода» — территория комбината № 96 (Горьковский край)[415]. Был определен и срок начала строительства — 1 января 1937 г. Впрочем, дела «обороны» оказались важнее, и те постановления никто выполнять не стал. Равно как и множество других. Так что промышленный и опытный выпуск химоружия продолжался на заводе № 51, переименованном для удобства его обитателей в НИИ-42 (нынешний ГСНИИОХТ), вплоть до начала Отечественной войны.
С химполигоном события протекали по аналогичному сценарию. Первая попытка закрытия полигона случилась в 1930 г. в связи с переносом многих испытаний химоружия, особенно войсковых, в Шиханы (Саратовская обл.). НИХП как отдельная боевая единица и квартировавший на нем отдельный химический батальон были переброшены тогда из Кузьминок в Шиханы. Однако сам полигон все же устоял — его лишь переназвали в «полевой отдел» и включали в разные столичные военно-химические учреждения. Чтобы не отсвечивал.
Повторение произошло в конце 30-х гг. и было инициировано постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 10 июля 1935 г. «О генеральном плане реконструкции Москвы». В результате планировавшегося изменения границ столицы СССР рассматривалось включение в нее участков области, в том числе Кузьминок. Нарком К.Е. Ворошилов попытался закрыть полигон в Кузьминках своей властью, и… — вновь неудача. Вскоре К.Е. Ворошилов перестал быть наркомом, затем началась война. А военно-химический полигон продолжал жить возле Москвы своей активной боевой жизнью.
Великую Отечественную войну ВХК закончил вполне благополучно. Несмотря на то, что его продукция так и не понадобилась и человеческие жертвы были принесены на алтарь войны напрасно, ВХК в течение войны не только ничего не потерял, но и серьезно укрепил свои позиции. И эти позиции были сохранены даже в первые две послевоенные пятилетки, когда у страны не было физической возможности прокормить всех одновременно. То есть прокормить не только создателей атомной и водородной бомб и борцов за их прямую доставку в адрес империалистических агрессоров с помощью ракет и тяжелых бомбардировщиков, но и находившихся до поры в засаде «химиков». И с середины 50-х гг. ВХК снова пошел в гору, проведя полное химическое перевооружение страны.
Показателем уровня влияния ВХК в послевоенные годы вновь может служить статус полигона в Кузьминках. После войны планы его вывода из Москвы не возобновлялись, а вот работы с химоружием продолжились. Именно в те годы были выполнены многочисленные эксперименты с ФОВ, том числе с табуном, зарином, зоманом, V-газами. Фактически этот полигон прекратил работы с химоружием лишь в 1961 г., когда его территория вошла в черту столицы, а часть ее была даже отдана под жилую застройку. Соответственно, срочные опыты для столичных военно-химических организаций перешли в Московскую обл. в район Бунькова, а масштабные — в Саратовскую обл. на полигон в Шиханах.
Выше уже подробно рассматривалось развитие двух ветвей триумвирата советского ВХК — военная и промышленная. Что касается третьей — медицинской — ветви, которая истово обслуживала власть в предвоенные, военные и первые послевоенные годы, то в 60-х гг. произошло фактическое размежевание.
После смены власти, случившейся в 1964 г., советская санитарно-эпидемиологическая служба попыталась в 1965–1967 гг. хотя бы декоративно исполнять правила надзора за особо опасными производствами, в том числе производствами химоружия. Соответственно, это коснулось реализации проектов как действующего завода в Волгограде[808], так и будущих заводов химоружия в Чувашии и Казахстане[588,598]. К сожалению, ничего из этого не вышло.
Даже пассивное участие санитарно-эпидемиологической службы Минздрава в делах подготовки к химической войне не устраивало власти. Тем более их не устраивали проявившиеся в 1965–1967 гг. элементы надзорной активности. И были «приняты меры». Лучше всего это характеризует постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 17 августа 1967 г.[117], в котором подробно обсуждено расширение фронта работ по поиску новых ОВ, новых химических боеприпасов и ускорению создания новых мобилизационных мощностей. А чтобы официальная медицина в лице ГСИ Минздрава СССР не могла осуществлять даже скромного, хотя и обязательного, участия в этом процессе, МХП СССР получил разрешение утверждать техдокументацию на производства химоружия без согласования с санинспекцией Минздрава СССР.
Через год было оформлено и организационное решение. Именно тогда постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 2 сентября 1968 г. надзор за безопасностью людей на производствах химоружия был вообще снят с санитарно-эпидемиологической службы СССР и передан в Третье главное управление при Минздраве СССР[118]. К тому времени этот секретный главк существовал уже более 20 лет — он был образован еще осенью 1947 г. и первоначально имел своей целью сокрытие от и так не очень любопытного врачебного сообщества страны самого факта ведущихся работ по созданию атомного оружия и связанных с этим радиационных поражений людей. В частности, на совести «врачей» из этого главка были последствия для ничего не подозревавших жителей Челябинской обл. в связи с аварией на П/О «Маяк» в 1957 г. Вскоре это ведомство тайной медицины получило контроль над всеми работами по ракетному оружию, а затем — и биологическому. И вот в 1968 г. дело дошло и до установления контроля над работами по химоружию. Вот так, начиная с 1968 г., надзор за проектированием, строительством и экологическим состоянием производств химоружия силами ленинского ЦК КПСС и послушного ему СМ СССР из санитарно-эпидемиологической службы Минздрава СССР был передан в ведомство секретной медицины — Третье главное управление при Минздраве СССР[118].
Соответственно, при рассмотрении очередных планов развития секретного химического подполья не забывались и нужды развития спецмедицины. Для нее, в частности, было предусмотрено развертывание в Волгограде специального Института гигиены, профпатологии и токсикологии, который должен был провести токсикологическое обобщение действия ФОВ на живые организмы и, наконец-то, обеспечить гигиеническое нормирование ВСД в воздухе рабочих помещений местного завода химоружия[732]. Ведь к 1970 г. выпуск зарина и зомана на заводе № 91 уже осуществлялся много лет, и рабочие травились этими ФОВ и другими ВСД без должного пригляда со стороны «медицинской науки». Теперь он (пригляд) появился, так что новая токсикологическая информация перестала пропадать впустую, а шла в дело химической войны — на защиту секретных токсикологических диссертаций.
По линии спецмедицины проходили и другие проблемы — не столько химические, сколько химико-разведывательные. Так, например, постановление СМ СССР от 9 апреля 1970 г. касалось нового подхода к проведению систематики физиологически активных веществ (которые в принципе можно приспособить к нуждам химической войны)[208]. Минздраву СССР совместно с Минобороны и КГБ было поручено создать информационный токсикологический центр. Тем самым у разведывательного сообщества страны (ГРУ Минобороны и КГБ) появился коллега-помощник. Так возник НИИ «Медстатистика» — секретный информ-центр в области физиологически активных веществ (то есть химоружия всех возможных видов). И уже постановлением СМ СССР от 13 января 1972 г. решались практические вопросы — тот самый новый НИИ «Медстатистика» был введен в структуру Третьего главного управления при Минздраве СССР. На него были возложены сбор и обобщение данных в СССР о всех физиологически активных веществах, а также сбор и анализ открытых (и закрытых — спасибо доблестной разведке) зарубежных данных об этих веществах, которые могли бы быть использованы в качестве ОВ (ВСД) самого различного назначения[208].
Собранный «информационным» центром под названием «Медстатистика» массив данных, за исключением скупой информации о пестицидах, опубликован не был. И вряд ли когда-либо он будет опубликован. Потому что собирались эти данные вовсе не для общества, его вскормившего. Во всяком случае книгу одного из руководителей «Медстатистики»[8] вряд ли можно считать искомым отчетом перед обществом. Там действительно кое-что написано о психотомиметиках (симпатомиметиках, гликолатах, каннабинолах, «диссоциативных анестетиках»), физикантах (тремогенах, эметиках, нейролептиках, наркотических анальгетиках), а также веществах калечащего действия. Однако это перечисление — вовсе не та информация, которая могла бы дать представление о реальной опасности этих групп токсичных химических веществ.
Возвращаясь к общим проблемам ВХК, отметим, что с 60-х гг. там был изобретен еще один фокус. В гигантском секретном подполье, которое советский ВПК создал для своих надобностей на территории СССР, ВХК и ВБК сформировали специальное пространство «Ф». Именно в этом и поныне мало кому известном пространстве и существовала совокупность масштабных программ по подготовке к тотальным войнам с применением оружия массового поражения — химического и биологического. Разумеется, только для посвященных из ВХК и ВБК, хотя и за счет ограбления всего народа[47].
Первой программой из группы «Ф», о которой общество узнало в 1992 г., была программа «Фолиант». Эта обширная система мероприятий была нацелена на подготовку к химической войне с помощью смертельного химоружия третьего поколения. В ее рамках многие годы кормились, в основном, спецработники Минхимпрома и «приобщенные» сотрудники других ведомств[47].
Те же работники Минхимпрома и Минлесхоза, кто зарабатывал на жизнь подготовкой к химической войне против растительности «вероятного противника», жили по законам программы «Флора», которая была учреждена постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 5 января 1973 г.[730] (не будет лишним процитировать в связи с этим не очень искренние стенания образца 2005 г. наших военных экологов: «к сожалению, некоторыми военными специалистами за рубежом вынашиваются мысли о возможном применении в военных целях определенных групп химических веществ против различных растительных видов»[663]).
Хорошо заселенное «специалистами» и мало известное гражданам страны Третье главное управление при Минздраве СССР не только обеспечивало надзор и защиту сограждан при работах по созданию оружия массового поражения (химического, биологического, ядерного, ракетного), но и кормилось из ложечки программы «Флейта», то есть программы создания нового вида химико-биологического оружия — психотропного[770]. А разный люд, спрятавшийся под неприметной крышей секретной части Главмикробиопрома при СМ СССР, доил державу подготовкой к тотальной биологической войне по обширной программе «Фермент» и ряду других, столь же масштабных.
А еще были программы «Фуэтэ», «Фагот», «Фляга», «Фактор»… Пространство «Ф» начало создаваться более тридцати лет назад большой когортой энтузиастов — любителей получения жирных денег за не нужную обществу работу. В качестве предлога в те годы удобнее всего было использовать «американских империалистов». В середине 60-х гг., еще до возникновения волны протестов против «химической войны США во Вьетнаме», подпольщики из советских ВХК и ВБК смекнули, насколько прибыльно пугать малограмотных и идеологически зацикленных обитателей ЦК КПСС опасностью тайного химико-биологического нападения империалистов на СССР. В ЦК КПСС непрерывно засылались «записки» заинтересованных лиц, вслед за которыми рождались многочисленные постановления инстанций (одним из первых решений такого рода было, например, постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 17 августа 1967 г., давшее толчок работам по созданию новых ОВ, химических боеприпасов и ускорению создания мобилизационных мощностей по ним)[117].
Так появился не известный нашему обществу и поныне клондайк — букет программ, целых направлений, институтов и даже ведомств. Их целью было не столько «противодействие агрессивным планам империалистических агрессоров», как декларировалось в бумагах, сколько создание богатейших кормушек в рамках подготовки к нападению на иные («империалистические») страны с применением всех видов химического и биологического оружия.
Остается подчеркнуть, что именно в эпоху химического перевооружения 1957—1970 гг., в Советском Союзе закончилось время, когда советская промышленность химоружия, хотя бы формально, подчинялась советским законам. Именно тогда советский ВХ К достиг полной независимости от страны, на шее у которой он прочно угнездился.
В подтверждение укажем на принципиальные события тех лет.
Как известно, в период «оттепели» в стране начала устанавливаться, наконец, общегосударственная пенсионная система. Однако те работники, кто относился к производствам ОВ, были от нее отлучены. Решением от 24 сентября 1957 г. СМ СССР пересмотрел размеры пенсий профинвалидам специальных производств, однако из-за высочайшей секретности проблемы правительство решило, что комиссия по назначению пенсий будет работать в Госхимкомитете СССР самостоятельно, без участия органов социального обеспечения. И до наших дней наследники тех самых органов так и не возьмут в толк, что им тоже следует участвовать в судьбе тех немногих работников производств иприта и люизита, которые смогли дожить до третьего тысячелетия[48].
Этого ВХК показалось мало, и он добился от Н.С. Хрущева новой свободы. Постановлением СМ СССР 4 мая 1963 г. Госхимкомитету СССР было предоставлено право утверждения проектов и смет на строительство особо секретных производств химоружия без обязательного участия Госстроя. Событие это не было известно в стране никому. И дело не в том, что его затмил полет В.В. Терешковой в космос (16 июня 1963 г.). Просто таков был наглый нрав нашего ВХК — не обращать внимания на юридические нормы своей страны.
В ту же эпоху секретные химики устроили себе и полную свободу рук от контроля со стороны Министерства финансов СССР. Это легко видеть на примере создания нового промышленного института химической войны, воплотившегося впоследствии в нынешний ГИТОС (Шиханы, Саратовская обл.). В 1958–1959 гг., когда в секретном подполье шла активная переписка о создании института, авторы не забывали указывать в проектах директивных документов два момента. Первый касался того, что финансирование строительства должно вестись через Госбанк СССР. А второй был прямо противоположного свойства — «освободить от регистрации в финансовых органах штаты объекта». И так было во всем.
Завершилось возведение автономной системы 17 августа 1967 г. В тот день Л.И. Брежнев и А.Н. Косыгин подписали постановление, в соответствии с которым МХП СССР получил право утверждать техническую документацию производств химоружия без обязательного согласования с Государственной санитарной инспекцией (ГСИ) Минздрава СССР[117].
После этих решений промышленность химической войны обрела полную экстерриториальность, аналогичную независимости армии. Она утратила связи с окружавшей ее страной, не оглядывалась ни на что и не учитывала ничего, кроме собственных потребностей.
Столь же независимой стала и обслуживающая ВХК спецмедицина.
Осталось поставить последний штрих на эту картину всевластия ВХК. Он материализовался в виде бесправия рядовых людей, волею судьбы оказавшихся внутри процесса производства химоружия. На этих объектах, как и на остальных военных и промышленных объектах ВПК, действовала спецюстиция, то есть спецсудьи, спецпрокуроры, спецадвокаты, спецнотариусы и даже спецорганы внутренних дел. И все это — «в целях охраны тайны и обеспечения установленного режима секретности»[809,810]. Вот так, с помощью подписанных Л.И. Брежневым и М.П. Георгадзе бумаг времен 1979 г. (а до того действовали другие) граждане страны, допущенные к тайнам в рамках своей производственной деятельности, при разрешении любой правовой коллизии были вырваны из нормальной жизни общества и отданы на усмотрение властной вертикали конгломерата секретных ведомств.
| « Назад | Оглавление | Вперед » |