8.4. ИНТРИГИ ВМЕСТО ХИМИЧЕСКОГО РАЗОРУЖЕНИЯ
(окончание)
В докладе были описаны 34 точки в 20 штатах США, которые ныне уже не используются армией, авиацией и флотом для своих целей и возвращены государству. Среди них упоминался военно-химический полигон, который в 1918 г. действовал на территории столицы США г.Вашингтон. Описаны также и 48 точек в 28 штатах, которые ныне используются армией в нехимических целях. В докладе были названы также серьезные суммы, которые предполагалось использовать при реабилитации этих территорий.
А еще в том же 1993 г. армия США доложила обществу обо всех случаях утечки ОВ из химических боеприпасов за последние 11 лет[650]. Всего в 1982–1992 гг. случилось 1471 событие такого рода. Назовем основные: 907 утечек зарина из реактивных снарядов M55 к пусковой установке М91, 273 утечки иприта, зарина и V-газа из 155 мм артснарядов, 141 утечка иприта, зарина и V-газа из емкостей для хранения ОВ, 46 утечек зарина из 750 фунтовых авиахимбомб MC-1.
В России в 1993 г. события развивались иначе. Химический полковник В.К. Соловьев объявил, что за 33 года службы в армии он «впервые слышит» о существовании военно-химического полигона на территории Москвы. Генерал А.Д. Кунцевич послал в г.Новочебоксарск комиссию во главе с полковником В.П. Зубрилиным для «поиска» V-газа в окружающей среде города. Искать собрались без использования инструментальных методов. Токсичные продукты трансформации V-газа в окружающей среде искать не собирались. Реабилитация территории и здоровье людей комиссию тоже не интересовали. V-газ «не нашли». В свою очередь, парламент Чувашии образовал комиссию по комплексной оценке влияния производств ОВ на «Химпроме» на здоровье людей и состояние территории[872]. Однако вновь образованная вскоре исполнительная власть Чувашии и юрист, ее возглавляющий, не поддержали эту инициативу. Дело то закончилось ничем.
В 1993 г. химоружие продолжало напоминать о себе.
В марте в Москве предполагалось осуществить выкуривание с помощью хлорпикрина вышедших из-под контроля президента России парламентариев с места их работы.
В 1993 г. было, наконец, официально сообщено о мощном пожаре, который случился на заводе химоружия в Чувашии еще в 1974 г. И даже названа причина[868]. О судьбе ядовитого могильника не сообщалось.
Летом-осенью 1993 г. у жителей региона Вольск-Шиханы появились многочисленные поражения, в частности, дерматозные поражения кожи, от «не установленных» причин. Они могли быть вызваны действием веществ, образовавшихся от ОВ, которые уничтожались в это время (и ранее) на военно-химическом полигоне методом открытого подрыва химических боеприпасов.
В 1993 г. произошла авария на ж/д перегоне пос.Кизнер (Удмуртия), недалеко от того места, где находится склад артхимбоеприпасов[43,870]. Сообщать стране о той беде ТАСС уполномочен не был.
В конце года в прессе России было впервые сформулировано и описано такое понятие, как военно-химический комплекс (ВХК)[12,43].
В 1994 г. раскачка военных химиков России продолжалась.
В январе российское общество впервые официально оповестили о всех семи местах складирования химоружия (поименно)[852]. До объяснения причин, почему число складов сократилось (раньше их называли 817), не снизошли.
В феврале на заседании МНТС при генерале А.Д. Кунцевиче состоялось прямое столкновение подходов к химическому разоружению (и стоящих за этим химических генералов). Позиции сторон были предельно обнажены. С одной стороны, армия в лице генерала Ю.В. Тарасевича уже была готова проводить уничтожение химоружия на только что объявленных 7 складах его хранения. У генерала А.Д. Кунцевич была иная позиция. А еще в процессе обсуждения руководителю «ФГУП Базальт» (бывшего артиллерийского завода «Мастяжарт», впоследствии ГСКБ-47) пришлось долго объяснять военным химикам, что они не совсем в курсе дела и что уничтожение химических боеприпасов кассетного типа — это очень серьезное и опасное дело. А те почему-то и в мыслях не держали специально планировать опасные работы с кассетными боеприпасами в своих концепциях уничтожения химоружия[914].
24 марта вновь избранная Государственная Дума РФ провела слушания об участии России в международных соглашениях о ликвидации химоружия. То был общий разговор, далекий от экологии и конкретной практики. Поскольку на слушаниях выступили конкурирующие химические генералы (А.Д. Кунцевич и Ю.В. Тарасевич) с двумя разными концепциями уничтожения химоружия, им был дан совет подготовить согласованный документ. Среди прочего слушания рекомендовали президенту и правительству подготовить проект закона «Об обязательном государственном страховании граждан, их собственности от аварий на объектах по хранению и уничтожению химического оружия». Проект тот не появился, да и в будущем парламентарии уже не опускались до такого «гуманизма». Были на слушаниях и откровения. В ответ на ложь генерала А.Д. Кунцевича (будто бы на заводе химоружия в Новочебоксарске «показатели по уровню травматизма в цехе, где производилось химическое оружие, в 10 раз ниже по сравнению со средним уровнем по химической промышленности») секретные медики сообщили вслух уже известное — о возможности возникновения у людей острых последствий в результате хронических отравлений малыми дозами ОВ, которые могут проявиться через 5–10 лет. Деятель ведомства охраны природы РФ признался, что данными о местах захоронения и затопления химоружия он не располагает и (это было видно) обладать не стремится. Тогда же граждане узнали о наличии на складах в стране кассетных химических боеприпасов — генерал Ю.В. Тарасевич был вынужден почти прямо отвечать на прямо поставленные вопросы[44,825].
Летом завершилось полное информирование США о химоружии России, подлежавшем уничтожению[828]. Какие-то информационные крохи перепали и собственным гражданам. Именно в том году количество имевшихся в стране запасов ОВ без объяснения причин было снижено с ранее объявленных 50 тыс. т[837] до 40 тыс. т[825]. Впрочем, и без высочайших объяснений было ясно — излишек решили тайно от всех сжечь (как это армия проделывала и раньше[664]). И сожгли[53]. На рис.3 приведен один из многих объектов, где это происходило[951]. Так называемая «химическая баня» в районе пос.Мирный (ст.Марадыковский) в 1985–1991 гг. активно (тайно) уничтожала иприт-люизитные смеси (называют по крайней мере 700 т) на варварской установке. Жители называют также тайное уничтожение 200 т зарина. В результате этого местность в воинской части и вокруг нее оказалась на долгие годы зараженной. Возникла также группа людей, заболевших и погибших вследствие именно этого химического произвола армии.
Рис.3. Объект в пос.Мирный (ст.Марадыковский) в Кировской обл., где происходило тайное уничтожение не подлежавших объявлению излишков химоружия
США как-то попытались помочь ВХК России найти себя в обществе. Во всяком случае в 1994 г. Центр Генри Стимсона (США) подготовил, перевел на русский язык и разослал высшим учреждениям России откровенный доклад об опыте США по работе с гражданским населением в связи с деятельностью военно-химических объектов по химическому разоружению[943]. Документ тот характеризует различия в менталитете властей двух стран. Среди прочего там говорилось о «гражданах, которые… имеют возможность анализировать результаты, входить в диспетчерскую и сидеть в ней круглые сутки, если это необходимо». Вряд ли поняли российские химические генералы и их полковники ценность американского документа для их работы, и он так же исчез в недрах ВХК, как и великое множество остальных бумаг. Без последствий. Во всяком случае и в 1996 г. советский химический генерал С.В. Петров истово выступал (и, будучи руководителем, действовал) против знакомства своих сограждан хоть с чем-нибудь, что бы касалось функционирования объектов химоружия[849].
Мартовские слушания в Государственной Думе РФ о делах в химическом разоружении[44,825] даром не прошли — армия перешла в жесткое контрнаступление.
В апреле утратил свой пост химический генерал А.Д. Кунцевич, а генерал С.В. Петров стал лидером химического разоружения. От его «руководства» страна освободилась лишь через 5 лет.
В мае 1994 г. вице-премьер правительства РФ О.Н. Сосковец посетил Чувашию и попытался организовать сохранение потенциала по производству химоружия на ЧПО «Химпром» (заодно надавав много неисполнимых обещаний)[882]. В июне чиновник Государственной Думы РФ В.Н. Трофимов объявил, что хотя химоружие будет поражать мирное население, «следовало бы еще раз подумать, правильно ли отказываться от такого эффективного и относительно дешевого оружия»[845]. Вот так, озвучив армейский заказ, ВХК захотел сохранить военно-химическое превосходство над партнерами по переговорам о химическом разоружении[44,871]. А в сентябре химический генерал Ю.В. Тарасевич поделился со страной стенаниями на тему, «не ослабит ли ликвидация химического оружия обороноспособности России». Попутно солгав насчет уровня опасности (будто бы в химбоеприпасах на складах «нет взрывателей и взрывных зарядов»)[29]. Это он так скрывал наличие кассетных химических боеприпасов. И во время слушаний в Государственной Думе РФ 11 октября у ВХК трудностей уже не было — представители Генштаба добились откладывания ратификации Россией Конвенции о запрещении химоружия, так что ждать пришлось еще 3 года[58]. В свою очередь, общественные организации предупредили общество о заговоре медных касок России против химического разоружения[876,878]. А также о необходимости ратифицировать Конвенцию о запрещении химоружия и о выполнении ее таким образом, чтобы на первом плане была химическая безопасность людей и чтобы последнее слово при исполнении конвенции было за жителями регионов, где находится химоружие[44]. Что до лоббиста В.Н. Трофимова, то «взяли» его много позже и не на химических, а на ядерных делах (9 лет колонии строгого режима).
В декабре в Чувашии побывали американские эксперты для проведения инспекции объектов, связанных с производством и хранением химоружия на «Химпроме». Впоследствии министр безопасности Чувашии объявил через газету: «группа инспекторов США подтвердила, что цех № 83 химического оружия не производит с 1987 г., в нем нет складов с какими-либо запасами ОВ». Странно, что американцы должны были подтверждать факт отсутствия склада в цехе № 83, если информированные люди знали (но, похоже, не американцы), что решение о создании подземного склада химбоеприпасов[209] был реализовано при цехе № 74.
В том же декабре распоряжением президента России[917] (как и в 1992 г.[911]) был запрещен вывоз из страны полупродукта американского VX, а не изготавливавшегося в Чувашии советского V-газа. Не иначе как продолжалось сокрытие от США настоящей формулы этого ОВ.
В 1994 г. не забывались и вопросы безопасности.
В январе полковник А.Д. Горбовский официально сообщил через прессу, что ни на одном из арсеналов химоружия будто бы «не было зарегистрировано случаев утечки» ОВ[844]. А в феврале пресса уточнила, что на складах артхимвооружения в г.Щучье (Курганская обл.) и в пос.Кизнер (Удмуртия) в принципе отсутствуют системы автоматического определения и сигнализации для паров ОВ в воздухе. Так что регистрировать утечки нечем, даже если бы они и были[873]. И если бы полковник вообще бывал на складе химоружия в г.Щучье.
В ноябре группа исследователей во главе с С.М. Решетниковым (Удмуртия) сообщила, что содержание мышьяка в почвах вокруг химсклада в Камбарке будто бы ниже ПДК[952]. На самом деле серьезного исследования они не проводили — их тянуло на разговоры о железе, меди, цинке. К тому же авторы допустили научный подлог — значение ПДК для почв было завышено в 10 раз: они использовали 20 мг/кг вместо официальной цифры 2 мг/кг[887].
А в Москве в 1994 г. сотрудники Института минералогии, геохимии и кристаллохимии редкоземельных элементов при плановом исследовании почв Юго-Восточного округа нашли «пятна» мышьяка в лесу по соседству с жилым кварталом на улице Головачева[659]. Они не знали, что раньше здесь, в лесопарке Кузьминки, существовал военно-химический полигон и закапывалось ненужное химоружие и потому не стали скрывать, что превышения фоновых концентраций мышьяка были гигантскими.
В 1994 г. группа авторов, в том числе химические генералы В.И. Холстов, В.И. Данилкин и Ю.В. Тарасевич, впервые открыто сообщила стране о возможности образования токсичных веществ при гидролизе ОВ типа V-газов (в случае не названного ими советского V-газа речь идет об образовании окси-S-2-(диэтиламиноэтил)метилтиофосфоната, который образуется при разрыве связи P-O)[819]. Об уже известной[651] высокой устойчивости этих токсичных веществ в окружающей среде они не сообщили, равно как и о существующем загрязнении токсичным веществом, образующимся при гидролизе советского V-газа, территории г.Новочебоксарска возле цеха № 83 «Химпрома» (после пожара 1974 г.[38,40] и после аварии 1978 г.). И даже в XXI веке датская фирма COWI разыскивать это токсичное вещество в почвах Новочебоксарска не собирается[651].
В 1994 г. было сообщено о факте масштабных затоплений советского химоружия. Оно происходило не только в 40-х, но и в 50-х, 60-х, 70-х гг. И осуществлялось не только в Балтийском море, но и в других морях, омывающих берега России — Белом, Карском, Баренцовом, Охотском, Японском… Все это происходило в зоне экономических интересов России[874,879].
22 сентября распоряжением президента России № 489-рп ведомствам было предписано ускорить процесс снятия грифа тайны с архивных фондов, особенно тех, срок секретности которых (30 лет) истек. Установлено, что срок хранения документов свыше 30 лет может быть продлен лишь в исключительных случаях по решению межведомственных комиссий.
В октябре были опубликованы трудовые биографии времен Отечественной войны тружеников химической каторги — ипритного фронта завода химоружия в Чапаевске. Тогда же выяснилось, что власти отказались признать всех этих выживших профинвалидов «инвалидами войны»[877]. Были опубликованы и более подробные данные о судьбе этих людей[46,875].
В целом в 1994 г. власти было не до химического разоружения.
В феврале президент РФ Б.Н. Ельцин установил двусмысленный «порядок привлечения воинских частей и учреждений Вооруженных сил Российской Федерации для проведения мероприятий по реализации международных обязательств России в области химического разоружения»[915]. В рамках войск РХБЗ по-прежнему действовали лишь два склада со старыми ОВ — ипритом и люизитом: в пос.Горный (Саратовская обл.) и в г.Камбарка (Удмуртия). А вот остальные пять складов с боеприпасами в снаряжении ФОВ оставались в иных армейских ведомствах. Они были переданы военным химикам лишь через 4 года[935] — пока же их ФОВ никто ликвидировать не собирался, они были «в игре».
В июле вышло постановление правительства, которым именно армии, а не конвенциальному комитету было поручено создать новую, третью по счету, программу уничтожения химоружия[916].
Летом состоялся «открытый» конкурс по выбору метода ликвидации люизита. 16 июня генерал С.В. Петров утвердил «Положение о порядке проведения экспертной оценки… », создал комиссию и рабочую группу при ней. Во главе конкурсной комиссии был поставлен генерал Ю.В. Тарасевич — заместитель начальника войск РХБ защиты. Его заместителями были определены генерал В.И. Холстов, а также А.С. Иванов, многие годы отдавший химии нападения в МХП и в «оборонном» отделе ЦК КПСС. На рабочую группу тоже были поставлены свои — во главе И.С. Максимов, среди заместителей — «общественник» В.С. Петросян. По результатам «конкурса» из четырех методов ликвидации люизита «победил» тот, который был разработан в ГСНИИОХТе, а именно — щелочной гидролиз люизита с последующим электролизом реакционных масс. Этот результат утвердил большой знаток вопросов химической технологии — начальник войск РХБ защиты генерал С.В. Петров[882]. Отчитываясь об этой стороне своей деятельности перед обществом, С.В. Петров сообщил «о порядке дальнейшего прохождения НИР и ОКР по вопросам утилизации люизита»[820]. То есть никакой технологии создано не было, если еще предстояло проводить не только ОКР (опытно конструкторские работы), но даже НИР (научно-исследовательские работы). Во всяком случае объект в Камбарке начал в марте 2006 г. ликвидацию своих запасов люизита совсем не по этому методу.
В декабре 1994 г. появилось постановление правительства о создании в пос. Горный опытно-промышленного объекта по уничтожению хранившихся там запасов иприта, люизита и их смесей[918]. Его промышленная зона размером 22,6 га была размещена северо-западнее склада химоружия.
В 1995 г. в России предпосылок к прогрессу поначалу не чувствовалось.
В январе экологическая комиссия СБ РФ (руководитель — А.В. Яблоков) обсудила проблему старого химоружия[665]. На вопрос, когда же армия представит обществу информацию о местах прошлой своей деятельности с химоружием, генерал С.В. Петров не постеснялся отреагировать вопросом: «А зачем вам это знать?». Тем не менее принятое СБ России решение содержало требование «о рассекречивании экологической и медицинской информации, относящейся к производству, хранению, захоронению, затоплению и уничтожению химического оружия». В нем было указано также на необходимость создания специального регистра и ведение экологического мониторинга «потенциально опасных для населения и окружающей среды мест прошлого производства, хранения, захоронения (в том числе затопления) и уничтожения химического оружия на территории России». Армия отказалась исполнить то решение — в ответном письме от 29 июля 1995 г. лицо, называвшее себя в то время начальником Генерального штаба армии России, сообщило, что решение СБ РФ «не отражает мнения заинтересованных министерств и ведомств, и в этой связи на настоящем этапе не могут быть предложены приемлемые подходы для их приемлемого решения». Таким образом, в отличие от США[757] в России отсутствует программа выявления и реабилитации опасных для населения мест прошлых работ с химоружием. Такая вот в России армия-защитница[891,889].
Между тем именно в 1995 г. в Пензенской обл. были обнаружены места массовой ликвидации авиахимбоеприпасов, в том числе в снаряжении иприт-люизитной смесью, фосгеном, синильной кислотой. Методов два — затопление и сжигание. Ликвидация производилась на химических площадках в лесу, недалеко от склада химоружия в Леонидовке, и в озере Моховое. Места тех работ были найдены по воспоминаниям участников событий активистом союза «За химическую безопасность» Ю.В. Вобликовым.
17 февраля Президент России Б.Н. Ельцин издал указ «О подготовке и издании официального сборника архивных документов по истории создания ядерного оружия в СССР». Об издании документов по истории создания в СССР химического и биологического оружия ни один государственный деятель России ничего не указывал.
Возможно, в 1995 г. власти России продолжали бы почивать, если бы не событие 20 марта. В тот день в Токио разыгралась химическая трагедия, связанная с применением в метро религиозной сектой одного из ФОВ — зарина. И отставленный генерал А.Д. Кунцевич принялся решать свои личные вопросы[30].
22 марта появилось постановление правительства, касавшееся организации уничтожения 6400 т люизита на складе в г.Камбарка (Удмуртия)[919].
24 марта появился Указ Президента России по вопросам регулирования подготовки страны к выполнению обязательств по химическому разоружению[920]. Среди прочего был установлен базовый принцип («запасы химического оружия… уничтожаются в районах (регионах) его хранения»), то есть была зафиксирована высокая опасность транспортировок химоружия. В том указе армия закрепила за собой право осуществлять деятельность, выходящую из сферы ее компетенции. В нем содержалось два ошибочных решения — армия должна осуществлять: 1) «выбор оптимальных технологий уничтожения химического оружия», а также 2) «организацию проектирования… объектов по уничтожению запасов химического оружия». В целом указ был далек от совершенства[881]. Он не решал и даже не ставил вопроса о решении большинства острейших проблем. В первую очередь — о создании правовой среды химического разоружения. Однако по прошествии 10 лет после принятия первых (тогда еще секретных) решений об уничтожении химоружия даже несовершенный указ сделал первый шаг в нужном направлении.
Следствием указа[920] было определение того, кто делает политику. Армия к тому времени убедила президента, что конвенциальный комитет не справлялся с координационной функцией, и для координации работы органов исполнительной власти по реализации общей политики в области химического разоружения по предложению армии была создана межведомственная комиссия по химическому разоружению во главе с кремлевским фаворитом тех лет Ю.М. Батуриным[923]. Впрочем, поначалу вся «политика» Ю.М. Батурина свелась к обычному дележу денег — в отношении общей политики ничего путного он не сообщил[853] и не сделал, а вскоре после первых заседаний[927] комиссия и вовсе затихла (не будем забывать, что доктор исторических наук Ю.М. Батурин даже в 2008 году не нашел в себе мужества не скрывать от общества истинную цель первого полета человека в космос, запланированного постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 11 октября 1960 г. за № 1110–462 и реализованного 12 апреля 1961 г.).
21 апреля правительство определило порядок участия воинских частей и учреждений в процессе разоружения[921] — уничтожение химбоеприпасов с ФОВ в местах хранения требовало установления организационного механизма. Затем последовал приказ министра обороны от 11 июля 1995 г.. Воинские части, предназначавшиеся для химического разоружения, были сохранены, и они продолжали состоять в армии, но вне ее общей численности. К ним относились не только химсклады, но и научные и учебные заведения и подразделения охраны и чрезвычайного реагирования на случай аварии.
В июне появилось сообщение, что в стране, вставшей на путь химического разоружения, нет официально утвержденной системы норм ПДК на ОВ[884].
Уничтожение советских ОВ стало предметом совместного рассмотрения специалистов США и России: в мае-августе 1995 г. — в США, в октябре-ноябре — в России[925]. За тот эксперимент США заплатили ВХК России 6,371 млн. долларов. Опыты были проведены в обычных лабораторных установках («в стекле»), а количества ФОВ, которые использовались в опытах, практически во всех случаях составляли 50 г. Данных о переносе на опытно-промышленные и промышленные масштабы нет. Российские опыты были выполнены с ФОВ практически втемную, на боевых рецептурах, данные о составе которых отсутствуют. США в работе пользовались настоящей формулой советского V-газа. Достоянием граждан России отчет[925] о российско-американских совместных работах не стал. Зато им сообщили с помощью «Красной звезды», что будто бы «технология надежна»[847].
14 октября общественная конференция «Дни Волги-95» сформулировала, вынесла на суд общества и передала в органы власти общественную концепцию уничтожения химоружия в России. Среди прочего в ней ставился вопрос о заключении гражданских соглашений между территориями и Центром по вопросам уничтожения химоружия и решения необходимых социальных вопросов (под территориями имелись в виду и местные органы власти, и неправительственные общественные экологические организации)[857]. Ничто из предложений общественности услышано властями не было и не вошло в принятую в следующем году программу уничтожения химоружия[926].
В августе в Волгограде была задержана группа японских тележурналистов, находившихся вне территории завода, потенциал химического нападения которого был ликвидирован. Старались сыскари, впрочем, напрасно — прекрасные снимки ВПО «Химпром» из космоса были опубликованы еще в 1985 г.[35]. Кстати, к августу 1995 г. американцы побывали внутри того завода трижды, в том числе для проведения всеобъемлющих контрольных измерений.
В 1995 г. в прессе на многочисленных примерах было сформулировано чисто советское явление, причинявшее и продолжающее причинять множество бед стране — государственный химический терроризм[887]. В дальнейшем примеры увеличились — и в связи с практикой работы химической промышленности, и в процессе химического разоружения[890].
В 1995 г. пресса сообщила о так называемом «чапаевском синдроме» — вырождении детского населения Чапаевска в связи с прошлым производством химоружия[883,885]. Было обнародовано и то, что специалисты знали давно. Как оказалось, лучшие армейские приборы не были способны определять V-газ в концентрации на уровне ПДК (еще официально не утвержденной) для рабочей зоны. Что касается атмосферного воздуха населенных мест, то чувствительность тех армейских приборов была хуже необходимого в 1000 раз[885].
В октябре председатель Центризбиркома РФ обнародовал информацию ФСБ. Химический генерал А.Д. Кунцевич был обвинен в контрабандном вывозе в некоторые ближневосточные страны боевых ОВ. Интерес Центризбиркома был связан с тем, что генерал баллотировался в Государственную Думу от ЛДПР[888].
В октябре же генерал С.В. Петров насмешил жителей пос.Речица Почепского района Брянской обл., где очень много лет размещается советский склад авиационных химических боеприпасов (19-й арсенал), сообщив, что «в пос.Речица Брянской области нет и не было объектов, связанных с хранением или уничтожением химического оружия»[891].
В октябре группа «экспертов» под командованием кандидата технических наук С.В. Петрова отобрала приемлемые, на их взгляд, методы уничтожения боеприпасов в снаряжении ФОВ (методы «для создания опытных установок»). «Победил» двухстадийный метод, предложенный создателями химоружия из института ГСНИИОХТ[922]. А чтобы не было осечки, химические генералы С.В. Петров и В.И. Холстов и их соавторы задолго до конкурса сообщили для общего сведения «основы методологической оценки технологий уничтожения химоружия»[819,820], после чего «чужие» победить в том конкурсе уже не могли. Разумеется, «победивший» в конкурсе метод не представлялся на обязательную государственную экологическую экспертизу[891]. Первым ФОВ, которое начали уничтожать в сентябре 2006 г. в Мирном-Марадыковском, стал советский V-газ. Его ликвидировали вовсе не тем способом, который «победил» в 1995 г.
В 1996 г. ВХК России по-прежнему находился в состоянии раскачки.
В январе химический генерал С.В. Петров провозгласил очевидный вздор: «Технологии по уничтожению химического оружия выбраны. Приступаем к созданию пилотных установок»[849]. Лицу в звании кандидата технических наук и в голову не пришло, что пока выбраны лишь методы (способы), которые могут превратиться в технологии только после (а не до) отработки на пилотных установках. Фактически и после этой декларации работы по созданию технологий уничтожения химоружия не начались несколько лет. Заодно генерал С.В. Петров сообщил о своей неспособности организовать работу в архивах («Отравляющие вещества активно производились при Берии, в условиях тотальной секретности. Все это настолько тщательно скрывалось, что даже сейчас в архивах невозможно найти какие бы то ни было следы»).
В феврале генерал С.В. Петров представил в Государственную Думу РФ справку[924] в связи с предстоящей ратификацией Конвенции о запрещении химоружия. Выяснилось, что вверенные его попечению склады «не в полной мере обеспечивают безопасность хранения в случае стихийных бедствий, пожаров, прострелов и других аварийных ситуаций» и требуют срочной реконструкции. А еще он сообщил, что склады хранения иприта-люизита не обеспечены системами газосигнализации, так что население в случае утечки предупреждено не будет. Когда же дошло дело до разговора о размещении будущих объектов уничтожения химоружия, выяснилось, что «главы администраций и общественность этих регионов требуют проведения обследования здоровья населения, экологической экспертизы территорий…, создания законодательной базы». А ведь все это ему открытым текстом объясняли жители Чапаевска еще в 1989 г. Не дошло.
В марте после многочисленных попыток появилась, наконец, программа уничтожения химоружия России[926]. Экологическую экспертизу программа не проходила[893]. С гражданами и общественностью (как в США[818]) не обсуждалась. Из нее граждане впервые узнали общие данные о количествах ОВ, хранившихся на каждом из семи складов химоружия. А вот более подробных данных о советском химоружии (аналогичных данным об американском химоружии, сообщенных властями США своим гражданам[724]) общественность не получила. В программе был зафиксирован набор рецептур ОВ, причем шестерка ОВ (VX, зарин, зоман, иприт, люизит, смесь иприта с люизитом) была дополнена ранее скрывавшимся фосгеном. И этот набор не имел отношения к реальности, так как для жителей страны важно знание всех экологически существенных (при уничтожении) рецептур, то есть не только обычных ОВ, но и вязких ОВ, а также смесей ОВ. А с учетом этого число реально имевшихся рецептур ОВ возрастает до 13: ФОВ (обычный советский V-газ, вязкий V-газ, обычный зоман, вязкий зоман, зарин), кожно-нарывные ОВ (иприт, люизит, вязкий люизит, смесь иприт-люизит, вязкая смесь иприт-люизит), удушающие ОВ (фосген) и ирританты (хлорацетофенон и газ CS). Впрочем, страну к началу уничтожения химоружия программа[926] не приблизила. Во всяком случае ее соисполнители — министерства и ведомства — не заспешили готовить планы практических мероприятий.
В апреле генерал С.В. Петров уже не мог скрыть от общества, что «мировой ратификационный процесс выходит на завершающую стадию»[927]. На тот момент Конвенцию о запрещении химоружия[57] ратифицировала 51 страна мира. 31 октября 1996 г. включился отсчет часов, когда в ООН была сдана на хранение 65-я по счету ратификационная грамота. В тот день начался отсчет 180-дневного срока до теперь уже необратимого дня вступления Конвенции в силу — с Россией или без России — дня 29 апреля 1997 г.
В мае Государственная Дума РФ провела слушания «Об экологической безопасности уничтожения химического оружия»[928] в Комитете по экологии. Председатель комитета Т.В. Злотникова отметила, что правительство приняло программу уничтожения химоружия без обязательной экологической экспертизы. Слушания шли противоречиво — экологическим активистам пришлось спорить с представителями власти[891]. Тогда же была озвучена свежая идея — придумать псевдообщественные организации, чтобы с их помощью власти могли отодвинуть подальше организации, настаивающие на экологизации химического разоружения. Этим занялись генералы А.Д. Кунцевич и А.М. Макашов (последнему показался особенно люб «Зеленый крест, в котором видно сотрудничество»)[928]. Однако решение тех парламентских слушаний было вполне экологичным. Президенту страны было рекомендовано приостановить исполнение программы уничтожения химоружия до получения положительного заключения государственной экологической экспертизы. А Министерству охраны окружающей среды было поручено обеспечить проведение общественной экологической экспертизы программы, проведение которой было рекомендовано поручить Союзу «За химическую безопасность». Было решено также экологизировать проект закона «Об уничтожении химического оружия». Правительству было поручено обеспечить разработку в 1996–1997 гг. «наиболее полной системы экологических и санитарно-гигиенических стандартов безопасности при работе с химическим оружием» и «экологических паспортов хранилищ запасов химического оружия»[928].
Впрочем, чтобы экологическая общественность не расслаблялась, были приняты меры. В связи с изданием книги, демонстрировавшей неспособность армии руководить реальным химическим разоружением[1], на ее защиту была брошена всегда готовая «Красная звезда»[827,848]. Цель — очистить светлый образ военных химиков в связи с незаконным утверждением программы химического разоружения[926], где им отводилась ключевая роль. Сначала в адрес злокозненных экологов начал палить обычный наймит[848], а потом дошло дело и до химического генерала А.Н. Калитаева[827]. И оба себя во вранье и подтасовках не стесняли.
В июне правительство России утвердило федеральную программу по социально-экологической реабилитации Чапаевска и охране здоровья его населения. Цель — доведение социально-экологической ситуации в городе до нормативного уровня, улучшение условий проживания и здоровья населения. На исполнение были выделены очень большие деньги[929]. И пресса подробно описала экологические бедствия города (содержание мышьяка и его токсичных соединений на поверхности почвы бывших цехов химоружия составляло 8000 ПДК, статистика по здоровью детей была ужасающей)[895]. Деньги те были потрачены, а реабилитация города так и не состоялась.
Об уровне ожидавшихся реальных трудностей свидетельствуют 2 пожара 1996 г. Первый произошел 6 мая у поселка Мирный и от него пострадал торфобрикетный завод, причем не перекинулся на авиахимсклад Марадыковский тот пожар лишь по счастливой случайности. О пожаре, случившемся 30 сентября на одном из сооружений склада люизита в г.Камбарке, власти — и гражданские, и военные — не сообщали гражданам в течение недели. Соответственно, никто эвакуировать граждан из опасной зоны в обоих случаях не собирался[893]. Так что февральское предсказание генерала С.В. Петрова[924] вполне состоялось.
1997 г. был для химического разоружения в России особенно трудный.
29 апреля Конвенция о запрещении химоружия[57] вступила в силу во всем мире. Но не в России. Бюрократия России — обладательницы самого мощного военно-химического арсенала, — проснулась только после этого и, наконец, пропустила в жизнь страны два необходимых закона. Закон РФ об уничтожении химоружия[930] появился в мае, а закон о ратификации Конвенции о запрещении химоружия[58], завершивший процесс вхождения России в число стран — участниц конвенции, — в ноябре.
В тот же день на митинге жители Почепского района (Брянская обл.), наученные горьким опытом предыдущих контактов, предложили армии заключить гражданское соглашение, которое бы определяло взаимные обязательства при предстоящем уничтожении химоружия[858]. Несмотря на риск для здоровья и жизни, жители разрешали армии «проведение работ» при условии, что армия будет предоставлять им полную информацию о проводимых работах и будет учитывать нужды населения при возведении объектов социальной инфраструктуры. Реакция армии была предсказуема — химический генералитет не ответил на предложение населения. Тем самым армия сама направила на себя заключительное положение документа, принятого на митинге 29 апреля 1997 г.: «В случае игнорирования Министерством обороны любого положения настоящего соглашения жители района оставляют за собой право на осуществление препятствования любым работам на объекте хранения химического оружия, в том числе с привлечением международных организаций».
В мае принятием закона об уничтожении химоружия[930] завершилась длительная игра. Среди поправок была и такая, которая в интересах безопасности жителей требовала их отселения из зон защитных мероприятий (ЗЗМ). Поправка была отклонена, поскольку генерал С.В. Петров по-солдатски определенно указал, что отселение «потребует расходования значительных финансовых средств». В ст.20 закона декларировано право граждан на получение информации об операциях по хранению, транспортировке и уничтожению химоружия. Разумеется, в полном объеме эта юридическая норма не выполнялась никогда. В целом, несмотря на красивые слова, закон оказался слабым — он не установил механизма взаимодействия властей и населения в экологически трудном процессе. К тому же и легитимности у него не было — проект закона не проходил обязательной государственной экологической экспертизы.
В сентябре в Чебоксарах (Чувашия) состоялась общественная конференция экологических активистов России по химоружию «Медицинские и экологические последствия производства, хранения, испытания и ликвидации химического оружия. Защита населения при уничтожении химического оружия». Гвоздем конференции стал доклад, который сделали создатели химоружия об условиях их тяжелейшей работы при выпуске и разливке по химическим боеприпасам советского V-газа, а также о медицинских и экологических последствиях. Конференция предложила властям страны программу мер по преодолению экологических и медицинских последствий долгой подготовки Советского Союза к химической войне[859]. Эти предложения прошли мимо сознания органов власти России — они просто не расслышали того, о чем шла речь на конференции.
В 1997 г. вошел в силу новый Уголовный кодекс РФ. Нашлись, однако, силы, которые позаботилась о том, чтобы норма уголовной ответственности за разработку и накопление оружия массового уничтожения в нем отсутствовала. Таким образом, кодекс не соответствовал Конвенции о запрещении химоружия[57]. Армия и здесь оставила для себя щелочку для возможности разработки нового химоружия, а также для упрятывания его в свои тайные захоронки[892].
Обнаружила армия и иные следы. В октябре 1997 г. Счетная палата РФ информировала Государственную Думу о результатах проверки использования бюджетных средств в 1994–1996 гг., выделенных на исполнение обязательств страны по уничтожению химоружия. Как оказалось, армия потратила 5,8 млрд. руб. на строительство объектов, не предусмотренных программой уничтожения химоружия[926]. В том же письме председатель Счетной палаты констатировал: «До настоящего времени Министерством обороны Российской Федерации не завершен комплекс НИОКР по разработке технологии уничтожения химического оружия». Между тем с времен Чапаевского протеста прошло уже 8 лет.
Среди практических дел укажем на экспертизу технико-экономического обоснования (ТЭО) будущего объекта в пос.Горный (Саратовская обл.). Выяснилось, что раздел ОВОС (оценки воздействия на окружающую среду) не содержал прогноза экологического риска, а также определения степени влияния склада ОВ на здоровье населения и на объекты окружающей природной среды. Не было оценено влияние опасных выбросов от источников на приземные слои воздуха прилегающей территории. Не были представлены продукты разложения и метаболизма иприта и люизита в окружающей среде, данные об их токсичности и методах определения в различных средах. Не был дан расчет потенциального риска для населения и персонала объектов с точки зрения экономики, предусматривающей обязательное страхование людей и имущества[931].
1998 г. был по-прежнему богат подковерной мышиной возней, хотя до полного уничтожения запасов химоружия России оставалось лишь 9 лет, а практические работы по реализации обязательств так и не начались.
21 марта, перед освобождением от обязанностей премьер-министра, В.С. Черномырдин утвердил план мероприятий[933] по реализации двух законов России, принятых годом раньше[58,930]. Важным заданием того плана была подготовка к июню 1998 г. «проекта Указа Президента Российской Федерации о распределении обязанностей между федеральными органами исполнительной власти при реализации конвенции…». Поскольку исполнить его должны были 9 министерств и ведомств, этого занятия им хватило надолго. В июне срок пришлось продлить до сентября. Появился на свет сам документ лишь в ноябре, но не 1998, а 2000 г. И произошло это не только после смены обширнейшей плеяды премьер-министров, но и при новом президенте страны.
Пока же ни строить объекты, ни тем более уничтожать химоружие в 1998 г. никто не собирался. И только актом отчаяния и непониманием положения дел в делах химического разоружения можно квалифицировать подписание новым главой правительства С.В. Кириенко постановления от 17 апреля[934]. Армии было предписано завершить, наконец, подготовку ТЭО строительства объектов по ликвидации хранящегося в стране химоружия. Юный премьер совершил к тому же редкое беззаконие — разрешил вести первоочередные работы по строительству объектов без утверждения обоснования строительства объектов в целом — по рабочим чертежам и сметам на отдельные виды работ. Впрочем, С.В. Кириенко напрасно надеялся на ускорение проектирования объектов уничтожения химоружия — норм проектирования еще не существовало.
3 февраля председатель Госкомэкологии В.И. Данилов-Данильян утвердил заключение комиссии по государственной экологической экспертизе обоснования инвестиций для объекта уничтожения химоружия в Курганской обл.[894,932]. Оснований не было никаких — документ был столь слаб, что члены комиссии, представлявшие Курганскую обл., выразили особое мнение. Председателем той комиссии был действующий офицер — кандидат военных наук, вряд ли имевший представление о существе химических методов уничтожения ОВ (еще членом комиссии был доктор военных наук). А на запрос о предоставлении дополнительной технической документации для прояснения уровня пригодности документов для будущей опасной работы вместо материалов от проектантов автор настоящей книги (член той комиссии) получил от химического генерала В.А. Ульянова наглое извещение, что знакомиться члену комиссии с дополнительными материалами нецелесообразно. Спесь и некомпетентность того генерала особенно выявились при обсуждении. На заданный вопрос он бесхитростно сообщил, что «оценка риска, связанного с пожаром, не производилась» (а уж тем более оценка риска таких событий, как падение самолета; между тем в США еще в 1988 г. оценивался риск таких событий, как авиационные катастрофы, замлетрясения и смерчи и, как показал опыт, это не было напрасным: после 1988 г. поблизости от мест хранения химоружия США разбились три самолета — в Аннистоне, Абердине и Пуэбло[943]). А на вопрос о возможности взрыва в процессе расснаряжения кассетных химических боеприпасов генерал просто солгал («химические боеприпасы, подлежащие уничтожению на объекте в г.Щучье, взрывчатых веществ не содержат. В связи с этим взрыв в процессе расснаряжения отсутствует»). Осталось добавить, что тот проект был изготовлен на американские деньги (1,187 млн. долларов)[894].
Случались в 1998 г. и события в сфере безопасности.
7 марта в ответ на инициативу генерала С.В. Петрова о сокращении размеров СЗЗ для объектов уничтожения химоружия главный государственный санитарный врач Г.Г. Онищенко подтвердил величину для них в размере 3 км.
В 1998 г. советские химические генералы И.Б. Евстафьев и В.И. Холстов, начитавшись сообщений с демократического Запада, известили граждан России, что «объекты по уничтожению химического оружия должны быть удалены от населенных пунктов на 25-75 км (в зависимости от численности населения); от нефте-, газо-, продуктопроводов, магистральных железных дорог, газо-, нефтехранилищ — на 10–20 км» (Химическая энциклопедия. Т.5., Москва, 1998).
Среди практических дел, которые армия все-таки была вынуждена начать делать в 1998 г., укажем на действия по выбору мест для создания объектов уничтожения химоружия (саботаж принятого решения[913] продолжался 5 лет).
В мае кировский губернатор В.Н. Сергеенков по требованию армии определил участок под будущий объект уничтожения химоружия. «Выбранный» участок — самое неудачное место из всех возможных: в нескольких сотнях метров проходит железная дорога федерального значения (Киров-Кострома и Киров-Нижний Новгород), в 400 м находятся крайние жилые дома пос.Мирный, рядом река Вятка (в период обычного половодья вода подходит почти к границам склада химоружия). Зато «выбранный» участок примыкает к складу химоружия, так что не нужно создавать ЗЗМ (она совпадет с ЗЗМ склада). От экологически осмысленного участка в 12 км к югу от нынешнего химсклада власти отказались по экономическим соображениям (тратиться на прокладку транспортного пути между складом химоружия и объектом его уничтожения не хотелось, а англичане тратить свои фунты отказались)[953]. Разумеется, губернатор В.Н. Сергеенков ничего не слышал о высказанном в том же году указании генерала В.И. Холстова о том, что «объекты по уничтожению химического оружия должны быть удалены от … магистральных железных дорог… — на 10–20 км».
В июне было определено место размещения объекта уничтожения химоружия в Курганской обл. Был выбран участок к северу от самого склада химоружия. Выбор потребовал строительства специальной ж/д ветки длиной порядка 20 км. Решили ее строить — американские деньги на это были обещаны.
Единственное, что армия сделала путного в тот смутный 1998 г., — это не смогла помешать подписанию Б.Н. Ельциным августовского указа[935], которым все склады химоружия были, наконец, организационно собраны в одном месте. Управлению ликвидации химоружия, созданному еще в 1992 г., были, наконец, переданы пять складов химоружия из ВВС и ГРАУ, что не помешало «химикам» в 1992–1998 гг. пыжиться перед страной, как если бы именно они всегда держали бога за бороду.
В начале октября, через 80 лет после образования первого советского военно-химического полигона, автор настоящей книги и журналистка Е.Б. Субботина нашли живой (негидролизованный) иприт в Москве, в земле, на берегу лесного озера на территории того самого, теперь уже бывшего, полигона в лесопарке Кузьминки (измерения выполнил Е.С. Бродский)[659]. Иприт и другие ОВ, а также химические боеприпасы по-прежнему находятся в закопанном состоянии там, где их бросили при ликвидации полигона в 1962 г. Возглавляющий Москву Ю.М. Лужков сделал вид, что ничего «не заметил».
25 ноября Дума Курганской обл. была вынуждена принять удивительно редкое и откровенное решение: «Признать действия Минобороны РФ в отношении законодательного органа государственной власти Курганской области как нарушение нормы федерального законодательства и ущемляющие права и полномочия Курганской областной Думы».
В последние дни 1998 г. был подписан в печать журнал с сообщением генерала С.В. Петрова о химоружии, закопанном в районе пос.Леонидовка (Пензенская обл.) («На настойчивые вопросы о Леонидовке генерал Петров ответил, что там, возможно, находится оружие, оставленное отступающими германскими войсками во время Второй мировой войны»)[954]. В Костромском военно-химическом училище, в которое в 1956 г. поступил этот знаток химоружия России, такому вздору, как немцы в районе Пензы, не учили. Автор настоящей книги знает это доподлинно, потому как заканчивал в 1956 г. то самое училище, так что учился у тех же преподавателей.
30 декабря появилось заявление 79 общественных экологических организаций России. Было подчеркнуто, что события в сфере химического разоружения походили больше на агонию, чем на деловой эволюционный процесс. Общественность указала на бедлам, сложившийся из-за носорожьего упрямства генералитета, и ставила принципиальные вопросы установления иного организационного механизма уничтожения химоружия, равно как и установления властями режима открытости в отношениях с заинтересованным населением, легитимного разрешения возникающих социальных, экологических, финансовых, технических, юридических и организационных проблем при соблюдении интересов граждан, которые уже пострадали от многолетнего тайного химического вооружения страны. Последними словами заявления экологического сообщества были: «В деле химического разоружения нам нужны не столько чужие деньги, сколько ответственная власть в собственной стране»[860].
1999 г., как и предыдущий, начался неспешно.
Практически ничего из того, что было поручено армии, сделано не было, хотя до окончательного расставания с химическим арсеналом осталось лишь 8 лет. Поэтому когда вслед за экологической сообществом[860] банкротство армии в делах химического разоружения стало очевидным даже лицам, рассевшимся на ветках властного бюрократического дерева России, начались поиски решения (во всяком случае 3 февраля автор настоящей книги были принят для разговора главой Администрации Президента РФ). Рецепт требовался нетривиальный — организовать химическое разоружение страны без руководящей и направляющей роли армии. Армия огрызалась отчаянно. И в ручной прессе прозвучали залпы крупным калибром — наймиты от журналистики палили по экологам, чтобы не бузили[850]. Исполнителями-впередсмотрящими выступили «Красная звезда» и «Российская газета». А чтобы было ясно, кто с кем, генерал В.А. Ульянов, командовавший химическим разоружением тех последних для армии месяцев, объявил Зеленый крест «основным помощником» Министерства обороны РФ[955].
В 1999 г. генерал В.П. Капашин и др. авторы популярной брошюры[956] не сообщили жителям о том, что хранящиеся на складе в районе Щучьего советский V-газ и зоман проникают через кожу людей столь же эффективно (в смысле смертельного поражения), как и через органы дыхания. В противном случае им бы пришлось объяснять людям, по какому праву они пренебрегли безопасностью жителей Щучанского района — ни в одном плане мероприятий по безопасности раздача средств защиты кожи жителям не была предусмотрена[957].
В марте генерал В.А. Ульянов объявил через газету («Сельская новь», Почепский район Брянской обл., 2 марта 1999 г.), что «за весь период хранения авиационных химических боеприпасов на арсенале, находящемся в Почепском районе Брянской области, случаев их разгерметизации не зафиксировано». То вранье вскрылось скоро. Когда спустя год химическим генералам было велено найти и уничтожить как можно больше «потекших» авиахимбоеприпасов с зарином, их немедленно сыскали на складах в Леонидовке и в Мирном (Марадыковском). Пензенские и кировские авиабомбы с зарином типа ОБАС-250—235П, которые после приказа немедленно «потекли», не отличаются от авиабомб того же типа в Речице (Почепе). Просто брянским химическим бомбам «течь» не было велено, чтобы не нарваться на общественное неприятие (15-летний мораторий на уничтожение химоружия вводился только в Брянской обл.). И они, вестимо, не потекли.
До 1999 г. в стране отсутствовали нормы проектирования объектов химоружия, которые армия взялась подготовить. А когда «Нормы специального проектирования…»[938], наконец, появились, было слишком поздно — процесс был так просрочен, что пришлось распрощаться с армией в качестве лидера, чтобы только начать дела. Среди прочего в том документе была подтверждена СЗЗ объектов хранения химоружия — 3 км от промплощадки до селитебной зоны населенных пунктов (п.7.4.). Конечно, это не 25–75 км, как вычитали генералы И.Б. Евстафьев и В.И. Холстов в заморских странах, но все же.
В 1999 г. в приказе по гражданскому ведомству — Госкомэкологии РФ[941] со ссылкой на армейский документ было записано, что будто бы «технология уничтожения ОВ принята по результатам конкурсной оценки альтернативных технологий уничтожения фосфорорганических ОВ». На самом деле в 1995 г. армия отбирала вовсе не технологии, а лишь методы «для создания опытных установок»[922]. Таким образом, с помощью обычной подтасовки Госкомэкология РФ канонизировала то, чего не было в природе, — технологии уничтожения ФОВ.
Между тем даже генерал С.В. Петров был вынужден писать в 1999 г. в Комитет по промышленности и транспорту Государственной Думы РФ не о технологиях уничтожения ФОВ, а лишь про «оптимизацию двухстадийного процесса уничтожения химоружия в г.Щучье Курганской области».
Отстранение армии от лидерства было осуществлено в несколько этапов.
В феврале 1999 г. очередной премьер-министр Е.М. Примаков подписал два документа, которые должны были появиться много раньше. 8 февраля появилось решение правительства о порядке посещения объектов химоружия[936], которым хотя бы формально был установлен порядок появления на них граждан «в ознакомительных целях». Фактически тот документ армия исполнять не стала (свое в высшей степени отрицательное отношение к появлению граждан России на объектах химоружия химический генерал С.В. Петров не скрывал никогда[849], и это его отношение не было личным, а умонастроением всей их самодовольной корпорации). А 24 февраля было утверждено подготовленное армией положение о ЗЗМ объектов химоружия[937], хотя определяться с ними надо было много раньше — ЗЗМ были декларированы в 1997 г. законом об уничтожении химоружия[930]. Исполнителем, вестимо, была определена армия.
Армия не стала представлять в правительство материалы об установлении ЗЗМ для всех складов химоружия к сентябрю, как было предписано. Вместо этого она сочинила 4 августа приказ об информационном обеспечении химического разоружения[939]. Приказ тот опоздал ровно на 10 лет. Именно столько времени прошло с августовского лагеря протеста 1989 г., разбитого в поле возле Чапаевска недалеко от первого и так и не заработавшего объекта уничтожения химоружия[812]. Минюст регистрировать тот приказ не стал за ненадобностью.
6 августа произошел «армейский дефолт». Очередной премьер-министр С.В. Степашин в качестве одного из своих последних действий на хлопотном посту подписал постановление, определявшее полномочия нового органа — Российского агентства по боеприпасам[940]. Было решено, что именно это гражданское ведомство, помимо исполнения иных обязанностей, явится также и «федеральным органом исполнительной власти, обеспечивающим реализацию государственной политики в области… химического разоружения». Тем самым, наконец, началось отставление армии от лидерства в химическом разоружении — она так и не смогла уразуметь, что при химическом разоружении надобно именно разоружаться, а не паразитировать на битвах под ковром.
15 сентября глава Росбоеприпасов З.П. Пак, пришедший на смену генералу С.В. Петрову в руководстве процессом уничтожения химоружия, уполномочил ТАСС сообщить, что не стоит ждать дешевого мышьяка в процессе переработки ОВ («овчинка выделки не стоит»).
Зато мышьяк и многое другое, в том числе общеизвестное ОВ иприт, были вновь найдены в ходе анализа почв с бывшего военно-химического полигона в Кузьминках (Москва). По настоянию газеты «Московская правда» исследование выполнили в конце 1999 г. военные химики из военно-химического университета (бывшая ВАХЗ, Москва)[659]. Таким образом, нахождение различных ОВ на этом полигоне, выполненное за год до этого, полностью подтвердилось. Однако и после этого кепка на голове руководителя Москвы не пошевелилась.
В конце октября 1999 г. генерал С.В. Петров был вынужден объяснять прессе суть событий в связи с неполучением денег США на российское химическое разоружение: «По договоренности американцы должны были строить промышленную зону, а мы — социальную инфраструктуру. Но мы ничего не строим, поэтому американцы сказали, что в 2000 г. приостанавливают свои работы»[851]. Паузу в выделении денег на уничтожение химоружия России конгресс США держал три года — в 2000–2002 гг. И заставил поунижаться российских официальных лиц по полной программе (в основном в подковерных битвах). Во всяком случае на «общественном» форуме-диалоге в 2002 г. прибывший в Москву американский экс-конгрессмен Г. Браудер не постеснялся прилюдно напомнить, что «конгресс США потерял терпение»[958].
« Начало главы 8.4 | Оглавление | Вперед » |