«История похожа на картинную галерею,
где мало оригиналов и много копий».
Алексис де Токвиль
17. БЕСПРАВИЕ КАК НОРМА ХИМИЧЕСКОГО РАЗОРУЖЕНИЯ
Права и интересы рядовых граждан — это для российской бюрократии даже на рубеже веков по-прежнему что-то вроде китайской грамоты.
Законы о химоружии были приняты в жестокой борьбе, и общественные организации так и не смогли убедить руководство страны внести в их проекты оптимальный набор норм, которые бы обеспечивали населению минимальный круг прав. Разумеется, ВХК экономил и экономит на всем и в первую очередь на правах сограждан. Однако кое-что все же было закреплено законодательно361,366.
Рассмотрим, как на деле реализуются декларированные права жителей, имеющих несчастье жить возле опасных объектов. Те права, которые записаны в законах361,366 и в которые были переплавлены некоторые социальные обещания властей. К сожалению, ВХК оказался неспособен исполнить даже то немногое, о чем имел договор с обществом в принятых компромиссных законах. Нарушения прав людей при работах с химоружием оказались столь вопиющими, а подмена законов, правил, процедур на обычную целесообразность — столь очевидной, что этим пришлось заниматься Комиссии по правам человека при президенте РФ.
Соответствующий доклад Л.А.Федорова «О соблюдении прав граждан Российской Федерации при исполнении Конвенции об уничтожении химического оружия» был представлен ей 26 февраля 2004 года715.
То было удивительная встреча. Вела ее председатель Э.А.Памфилова, присутствовал только что назначенный уполномоченный по правам человека (омбудсмен) В.П.Лукин. А участниками были многочисленные правозащитники — члены Комиссии и приглашенные. От имени Росбоеприпасов оппонировал статс-секретарь В.Н.Кулебякин. Как и ожидалось, он перевел вопрос в финансовую плоскость (В.П.Лукин не упустил возможности улыбнуться насчет начальства, охочего до чужих денег). А в тех случаях, когда он все-таки обращался к теме, то говорил в основном неправду. Пикироваться с В.Н.Кулебякиным смысла не было — это вылилось бы в базар.
Удивительна была и атмосфера того заседания. Как и 30, и 20 лет назад в воздухе висел обычный призыв правозащитников к власти - «выполняйте Ваши законы!». Как оказалось, наша государственная бюрократия так и не научилась ничему по прошествии стольких лет, прошедших с демонстрации 5 декабря 1965 года в Москве у памятника А.С.Пушкину.
А список нарушений, представленный в докладе, был слишком велик715.
17.1. ПЛАТА ЗА СТРАХ («ПРЕД РОДИНОЙ ВЕЧНО В ДОЛГУ…»)
Жизнь у нашего начальства не так уж сложна — нужно время от времени обещать людям что-то социальное. Во всяком случае так думает само начальство.
Реальность, конечно, совсем иная. Успех всего химического разоружения в России в принципиальной степени зависит от взаимопонимания органов власти и общества. Причем зависит в значительно большей мере, чем в случае оружия ядерного. Одна из причин этой разницы заключается в исторических различиях в самой подготовки к двум войнам — химической и ядерной468.
Химоружие производилось у нас в открытых для населения городах «большой химии» — Москве и Чапаевске, Дзержинске и Сталинграде, Березниках и Новочебоксарске. Хранилось в прежние годы и хранится сейчас это оружие в «медвежьих углах», где во многих случаях до наших дней отсутствует социальная инфраструктура, достойная людей цивилизованной страны (газ, водопровод, канализация и т.п.). В них сознательно, на уровне госплановских решений, тормозилось развитие серьезной индустрии, поскольку в случае аварий с химоружием она (инфраструктура; о людях речи не было вообще) оказывалась под избыточным риском. При этом само химоружие находится в настоящее время возле людей — в нескольких сотнях метров жилищ и других сооружений. И лишь режим драконовской секретности спасал государственный режим и армию от обвинений в неоправданном риске, которому подвергались жители страны в течение полувека работ с запасами смертельного химоружия468.
С другой стороны, ядерное оружие разрабатывалось и производилось в закрытых и в бытовом отношении благополучных спецпоселениях, в них же происходят работы по разборке ядерных боеприпасов. Достаток жителей этих городов был сознательно установлен выше, чем в целом по стране. И это положение сохранится по крайней мере до конца эпохи ядерного разоружения468.
Вот эти исторические и промышленные различия в статусе химического и ядерного оружия задают тот уровень сопротивления, которое население может оказать процессу химического разоружения, в отличие от ядерного. В случае, если это различие не будет понято и учтено властями. А этого, судя, по откату назад после времен Чапаевского протеста, пока не предвидится.
Другими словами, речь идет о двух вещах. Во-первых, о «плате за страх», то есть о том, способна ли власть заплатить жителям, квартировавшим долгие годы под заборами складов опасного химоружия, за десятилетия неоправданного риска. И, во-вторых, способна ли власть оставить людей, живущих ныне возле складов химоружия и объектов по его уничтожению, в достаточно комфортных условиях после окончания программы химического разоружения.
Чтобы ответить на эти вопросы, стоит обратиться к истокам.
Как уже упоминалось, построенный в районе Чапаевска опытный завод по уничтожению химоружия был закрыт постановлением правительства в сентябре 1989 года339. А причиной была неудовлетворенность жителей тем, как власть захотела с ними расплатиться за ад прошлых лет. В качестве курьеза отметим, что одновременно тем властным решением было предусмотрено осуществление «мер, направленных на увеличение объемов жилищно-гражданского строительства, осуществление природоохранных мероприятий». Впоследствии об этих самых «мерах» никто в высоких сферах — от ЦК КПСС до напрочь забытой ассоциации «Агрохим» — больше не вспоминал. А потом не стало и всей советской системы.
«Где строить, тогда выбиралось запросто. И выбрали (назначили) Чапаевск. Думаю, это ошибка. Там и без нас неуютная экологическая обстановка, попросту — дышать нечем. Но завод был построен.»296
Для нашего рассмотрения Чапаевский эпизод важен и в том отношении, что он служит показателем того, где именно противоречия по линии власть-общество могут быть особенно острыми. Этот фронт — социальный.
К сожалению, в новую историческую эпоху, наставшую на рубеже 1991-1992 годов, в стране мало что изменилось.
Конечно, поначалу со стороны властей новой России была явлена фигура гуманизма по отношению к кровным интересам людей, затрагиваемым работами по уничтожению химоружия. И тон задал первый президент России Б.Н.Ельцин. Причем с подачи армии604 (кстати, тот текст прислал в Верховный Совет РСФСР человек по фамилии В.И.Холстов), причем через неделю после крушения СССР.
В упоминавшемся распоряжении президента РФ от 12 июня 1992 года342 есть удивительная запись. Среди прочего, в числе мер социальной защиты жителей было «введение обязательного государственного страхования личности, движимого и недвижимого имущества граждан, проживающих в 15-километровой зоне вокруг объектов по уничтожению химического оружия, с возмещением полного ущерба, обусловленного аварийными ситуациями». Понять происхождение этой записи можно — впереди были трудные переговоры новой властной бюрократии с жителями регионов хранения химоружия, с тем чтобы они дали согласие на работы по его уничтожению под стенами своих жилищ.
В будущем также не было недостатка в таких симпатичных декларациях. Во всяком случае в заявлении президента РФ Б.Н.Ельцина 1993 года263 регионам, среди прочего, было обещано, что «значительная часть средств» готовившейся программы уничтожения химоружия «будет направлена на решение региональных проблем охраны здоровья населения, охрану материнства и детства, строительство жилья, объектов соцкультбыта, дорог и другой инженерной инфраструктуры». Впрочем, недолго музыка играла. Уже в то время был ясно виден откат от прежних обещаний. Во всяком случае вряд ли можно удивляться тому, что в окончательный текст заявления не вошла фраза насчет гарантий безопасности — в черновике она занимала почетное место: «Правительство Российской Федерации гарантирует безопасность населения и обеспечивает страхование жизни, имущества, жилья, объектов коммунального хозяйства и инфраструктуры населенных пунктов и природы от возможного ущерба, в том числе от социального ущерба, связанного с проживанием в зоне повышенного риска».
«И сегодня, считает Анатолий Кунцевич, надо сначала обеспечить социальные гарантии населению тех областей и районов, где будут строиться объекты химического разоружения, выделить дополнительные средства на развитие инфраструктуры, создание социально-бытового сектора, возведение школ, больниц, других зданий, провести переговоры с людьми, убедить их в абсолютной безопасности разработанных технологий и только потом начинать работу.» «Век», Москва, 5 марта 1993 года.
Впоследствии о гарантиях и тем более о страховании жизни и имущества власти постарались не вспоминать. Закона на эту тему не существует поныне. Что касается федеральных программ уничтожения химоружия, то в программе 1996 года384 слово страхование просто отсутствует. Ну а в программе 2001 года397 оно попадается в никого ничему не обязывающем контексте — среди перечисления мероприятий, которые «в рамках Программы предполагается осуществить». Там таких мер записано очень много, однако же в законы и постановления они не переплавлены и пока никто не собирается это делать.
К сожалению, и вопрос о направлении части средств на охрану здоровья и развитие социальной сферы в дальнейшем существовал скорее на вербальном уровне — к реальной жизни это имело лишь отдаленное отношение. Однако сама динамика вербальных сообщений заслуживает анализа.
Так, при оценке проекта первой, еще советской, программы уничтожения химоружия 1990 года, эксперты тех лет не могли пройти мимо очевидного: «в программе необходимо предусмотреть финансирование разработки проекта законодательного акта, регламентирующего порядок материальной компенсации вынужденного риска населения в связи с возможными нештатными ситуациями»605. И проект программы уничтожения химоружия 1992 года имел богатые социальные намерения. Помимо объектов уничтожения химоружия предусматривалось также направить часть средств на «жилищное и коммунальное строительство, сооружение объектов здравоохранения, народного образования, а также на социальное развитие близлежащих сел и деревень в районах размещения объектов по уничтожению химического оружия»607. На все это планировалось выделить около 13% расходов всей программы.
Потом это число стало последовательно ужиматься.
Авторы программы 1993 года, касавшейся первоочередных мероприятий по уничтожения химоружия608, тоже назвали конкретное число: «предусмотрено финансирование мероприятий по улучшению социально-бытовых условий и развитию инфраструктуры в районах размещения объектов по уничтожению химического оружия — 12%». Тот же процент ассигнований на социальные нужды от общих расходов предусматривался в концепциях уничтожения химоружия, которые были обсуждены в Государственной Думе в 1994 году — генеральской и конвенциальной609,610.
Ну а к 1996 году, когда регионы хранения химоружия уже дали согласие на уничтожение химоружия на своих землях, власти стали скупее на обещания. Конечно, в программе 1996 года декларировалось вполне симпатичное заявление: «осуществлять развитие инфраструктуры регионов, на территории которых будут размещены объекты по уничтожению химического оружия, опережающими темпами»384. Однако, хотя провозглашалась необходимость «снятия социально-психологической напряженности у населения из-за риска длительного хранения химического оружия», конкретных цифр приведено не было. Зато было указано, что перечни объектов социальной инфраструктуры и инженерных коммуникаций и сроки их возведения и ввода в строй должны определяться в ТЭО. Ну а вопросы создания ТЭО регулировали в то время не власти, а армия, руководствующаяся обычно своими эгоистическими интересами.
Новая программа, утвержденная в 2001 году397, также предусматривала не только социальную защиту и улучшение социально-бытовых условий граждан, проживающих в ЗЗМ объектов химоружия, но даже «опережающее развитие социальной инфраструктуры в районах размещения объектов по уничтожению химического оружия». Впрочем, когда дошло до дела, программа провозгласила своей целью «оптимизацию расходов на развитие социальной инфраструктуры и сокращение трудозатрат за счет организации вахтового метода эксплуатации объектов по уничтожению химического оружия»397. В переводе на язык родных осин это значало, что мечты о серьезном улучшении социальной инфраструктуры в районах работ с химоружием следовало бы оставить. Однако, цифра была все же названа: «затраты на опережающее развитие социальной инфраструктуры в районах размещения объектов по уничтожению химического оружия и выделение на эти цели средств в объеме до 10 процентов капитальных вложений, предусмотренных на строительство этих объектов».
Разумеется, фактическое наполнение всех этих процентов содержанием, осталось за теми лицами, кто определяет идеологию ТЭО, то есть за химическим и иным генералитетом. А социальные права и интересы рядовых жителей возле объектов химоружия — это последнее, чем наши начальники занимают свое время. Рассмотрим этот вопрос подробнее.
| « Назад | Оглавление | Вперед » |