II. Экология химического вооружения. Заводы
В историческом плане подготовка к химической войне — лишь отдельный эпизод на пути человечества к самоуничтожению. Однако этот эпизод оказался не менее тяжелым, чем подготовка к термоядерной войне, и, возможно, необратимым по последствиям. Во всяком случае следствия химического вооружения и подготовки к химической войне для здоровья людей и природы заслуживают не менее подробного и пристрастного разбора, чем вопросы уничтожения химического оружия, на которые обычно сбиваются при обсуждении проблем выхода из многолетнего химического противостояния.
Факты, относящиеся к воздействию ОВ на здоровье людей и природы при подготовке к химической войне, только начали публиковаться. Приведем некоторые из них, имея в виду выполнить ниже несколько интегральных оценок — в различных системах координат.
Серьезное воздействие на экологическое благополучие природы и здоровье людей оказало производство химического оружия. При этом отрицательные экологические последствия производств различных ОВ в первую очередь связаны с самими технологиями этих производств.
На масштабное производство химического оружия был выделен бассейн Волги98, хотя попытки расширения географии11,107 известны. Фактически химическое оружие выпускалось исключительно на берегах полноводных и в прошлом чистых рек — Волги, Оки и Камы. Речные воды использовались для производственных нужд и для поглощения сбросов98,101,197. И хотя иногда упоминается об очистке в 30-40-х гг. сточных вод производств ОВ, действительная ситуация выглядела иначе. Лишь 31 мая 1947 г., готовясь к включению волжского региона в план возведения великих сталинских строек коммунизма, СМ СССР принял постановление “О мерах по ликвидации загрязнения и санитарной охране водных источников”. По этому документу, очистные сооружения планировалось построить на заводах N 102 (Чапаевск), N 96, N 148 и ЧХЗ (Дзержинск), N 91 (Сталинсград), N 756 (Кинешма), Воскресенском химкомбинате и т.д. Заметим, чтоочистные сооружения планировалось возвести в 1947-1950 гг., то есть не до, а после окончания массового выпуска ОВ.
Промышленное производство ОВ сопровождалось значительным объемом брака. Он в армию не передавался, а обычно уничтожался непосредственно на территории заводов101.
Производства ОВ и особенно стойких ОВ кожно-нарывного действия, функционировавшие в 20-40-х гг. — это пример варварского отношения к людям, вызванного ошибочной технической политикой. Нельзя забывать и сокрытия санитарными и иными контрольными службами последствий неверной технической политики для здоровья и благополучия людей. Многие недостатки перешли в 50-70-е гг., когда формировались производства еще более токсичных фосфорных ОВ.
В годы войны произошел военно-политический провал. Страна не смогла выйти на плановую мощность по выпуску стойких ОВ даже при напряжении всех сил, а производство продукции сопровождалось массовым выходом из строя персонала заводов. Причины провала коренятся в технических решениях, принятых еще в 20-е гг.
В те годы промышленность Советского Союза еще могла внедрить техничские решения, которые помогли бы избежать будущих катастрофических последствий производства стойких ОВ в военные годы. В частности, уже имелся опыт проектирования производств, где процессы идут под высоким давлением, при высокой температуре и при больших скоростях. В них нарушение герметичности и ненадежность работы оборудования угрожали разрушением целых цехов и одномоментной гибелью больших количеств людей.
Тем не менее для производств ОВ был избран путь удешевления и связанного с этим использования наипростейших, по существу браконьерских решений, никак не согласующихся с понятием технической культуры. В производствах стойких ОВ нарушение герметичности аппаратуры и продуктовых сетей не сопровождалось выходом из строя одновременно всего персонала. Отравление развивалось постепенно, что позволяло продолжать работу. Этотэффект отсроченной катастрофы создавал иллюзию благополучия даже тогда, когда происходило отравление больших масс людей.
В технологических схемах заводов, производивших иприт и люизит в 20-40-е гг., не была учтена специфика, связанная с особенностями конечного продукта — высокая стойкость и токсичность, замедленное действие малых количеств. На мощные крупнотоннажные установки был перенесен ограниченный опыт, полученный на небольших опытных или же лабораторных установках. Впоследствии, когда ничего нельзя было изменить, оказалось, что оборудование и коммуникации для работы со стойкими ОВ были абсолютно непригоды для этих целей. Сейчас трудно себе представить, что иприт и люизит передавались под давлением по свинцовым трубам в железной броне с обычными свинцовыми разбортовками и свинцовыми прокладками. Это не подходит даже для многих обычных химических цехов, а тем более для производств токсичнейших иприта и люизита.
Нельзя забывать и о том, что ремонт и дегазация оборудования по выпуску стойких ОВ осуществлялись вручную, без применения технических средств. Необходимость дегазации не предусматривалась и при проектировании самих зданий цехов, их полов и стен, при сооружении канализации и очистных сооружений.
К сожалению, даже скорбный опыт войны не был ни обобщен, ни учтен. И в 50-70-е гг., на новом этапе, когда высокая токсичность современных ОВ в принципе не допускала низкой технической культуры, случались многочисленные попытки удешевления выпуска ОВ за счет людей и природы.
Ниже приводятся примеры экологических и медицинских последствий при производстве ОВ в отдельных городах России.
II.1. МОСКВА
Опасна была деятельность московских заводов, связанная с производством ОВ и иной спецхимии. В одной из справок, например, упоминалось, что выпуск хлорацетофенона на Угрешском заводе (завод N 93, ГНИИЭЗ-93, нынешний ГосНИИхлорпроект) происходит без очистки сточных вод, из-за чего Моссовет был вынужден запретить его с 1 апреля 1937 г.198.
Из документа 1951 г.:
“Исследования, произведенные в 1950 году СЭС г.Москвы на расстоянии 200-300 м от ГНИИЭЗ-93, показали наличие хлора в атмосферном воздухе в концентрации от 0,19 до 4,0 мг/л (средние пробы), что превышает предельно допустимые средние нормы в 6-133 раз”.
«Трудности» испытывал и Дербеневский завод, который при выпуске дифенилхлорарсина не имел второй очистки для улавливания мышьяка из сточных вод и мог, по мнению властей тех лет, отравить всю Москву199.
Описан случай затопления в осенние дни 1941 г. на дно рек Москвы и Сетуни запасов фосгена14. Почему это произошло, догадаться нетрудно, имея в виду многолетний выпуск фосгена как боевого ОВ на Дорогомиловском химическом заводе им.М.В.Фрунзе. Извлечение состоялось спустя два года. О его полноте не сообщается.
Большая экологическая история Москвы связана с деятельностью комплекса ГСНИИОХТ и не отделимого от него опытного завода.
От 1942 г. в воспоминаниях очевидцев остались два события — пожар на складе мобилизационного запаса и авария на технологической установке. Их экологические последствия не оценивались.
Результатом войны и послевоенной деятельности для института стал прогрессирующий рост числа профинвалидов: с 1.1.48 г. до 1.1.49 г. их число возросло с 137 до 159. Частично это связано с работой людей на выпуске иприта на заводах NN 102 и 96 в годы войны, однако немалое число сотрудников стало профинвалидами в результате поражения малыми дозами ОВ на рабочем месте.
В 1964 в институте погиб (7 октября 1964 г.) научный сотрудник института в результате отравления, случившегося при синтезе перхлорметилмеркаптана. В 1965 году СЭС Москвы отказала институту в возобновлении разрешения на ведение на его территории работ с фосгеном, доставлявшимся через всю Москву с подмосковного склада не в баллонах, а непосредственно в оболочках химических авиабомб.
Среди событий последних лет укажем пожар, случившийся в ГСНИИОХТ в феврале 1980 г. Тогда «испарилось» несколько сот граммов V-газа, с которыми в это время велись работы96.
Любимый город может спать спокойно:
“В феврале 1980 г. случился пожар в главном лабораторном корпусе. Профессор Г.И.Дрозд со своими сотрудниками проводил опыты. Пять ампул по 100 г вещества они поставили в термостат. И- для ускорения опыта — оставили его включенным на ночь. Прибор перегорел, институтская пожарная команда, как всегда, спала. Прохожие позвонили по “01”. Приехавших не пускали на территорию — они сняли охрану. Огонь тушили водой, которая — всесте с дымом и паром — попадала на людей. Что с ними стало, никто не знает. Из 400 г вещества в термостате не было найдено ни одного. Это никого не интересовало”415.
Об опасности, пронесшейся над значительной частью города, москвичи не узнали. Контрольная служба, призванная осуществлять надзор (с 1968 г. — Третье Главное управление при Минздраве СССР), утверждает, что она не была оснащена соответствующей аппаратурой. А до 1968 г. этим надзором столь же эффективно “занималась” санитарно-эпидемиологическая служба.
Между тем именно в эти годы в лабораториях и на опытном заводе ГСНИИОХТ шли интенсивные разработки и производство партий самых современных ОВ.
Из газеты:
“Инженерный отдел загружал реакторы килограммами вещества, предназначенного к уничтожению. А так как лаборатории института не обеспечены фильтрами, препятствующими выбросу ОВ в атмосферу, любые манипуляции с ОВ приводят к утечке”200.
В 1987 г. при работе с бинарным ОВ получил отравление сотрудник ГСНИИОХТ А.Н.Железняков201. В 1994 г. умерли две жертвы отравления, связанного с разработкой новейших видов химического оружия — А.Н.Железняков и Л.А.Липасов202.
| « Назад | Оглавление | Вперед » |