«Где в России искать закопанное химическое оружие? (химическое разоружение по-русски)»

 

1. Конвенция — о старом химическом оружии

Люди или стреляют или договариваются — третьего не дано.

К современным соглашениям по химическому оружию мир пришел лишь с третьей попытки.

В первый раз договоренность об отказе от химоружия была достигнута еще 29 июля 1899 года на Гаагской конференции, когда 27 стран декларировали международно-правовую регламентацию правил ведения войны. Среди прочего они “выразили согласие воздерживаться от использования боеприпасов, основное действие которых состоит в распространении удушливых или вредоносных газов”. Тем не менее первая мировая война 1914-1918 годов была войной в значительной мере химической — Гаагская декларация этому не помешала.

Вторая попытка договориться о мире без химоружия состоялась 17 июня 1925 года в Женеве. Тогда представители 38 государств подписали “Протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств”. Советский Союз присоединился к этому протоколу лишь 2 декабря 1927 года, а правительство СССР ратифицировало его 5 апреля 1928 года. И немедленно приступило к нарушению договоренности, равно как и остальные — “цивилизованные” — страны.

В рамках третьей попытки, предпринятой после Второй мировой войны, были проведены многолетние переговоры, которые вовлекли в свою орбиту множество стран. Разумеется, наиболее важным в этом процессе было сближение позиций стран-обладательниц основных запасов химоружия — США и СССР.

Именно в струе этого сближения 23 сентября 1989 года в Джексон Хоул (Вайоминг, США) министр иностранных дел Советского Союза Э.А.Шеварднадзе (сейчас он работает президентом независимой Грузии) подписал с представителем США “Меморандум о понимании между правительством СССР и правительством США относительно двустороннего эксперимента по контролю и обмена данными в связи с запрещением химического оружия”.

По этому меморандуму, две страны-обладательницы наибольших запасов химоружия должны были обменяться данными о своем химоружии, причем в два этапа. На первом, не позднее 31 декабря 1989 года, необходимо было обменяться информацией о точном расположении баз хранения химоружия (п.II.4), а также о специфических типах химоружия и устройств для его применения (п.II.5). До 30 июня 1990 года все это надлежало показать друг другу в натуре. Меморандумы о понимании не требуют ратификации, и все было исполнено в обусловленные сроки. Данными поделились 29 декабря 1989 года, визитами — чуть позже. А летом 1994 года состоялся полный обмен информацией, предусматривавшийся вторым этапом меморандума.

Что касается российской общественности, то ни на первом, ни на втором этапе ее ни о чем не извещали.

    Гласность по генералу И.Б.Евстафьеву (1992 г.):

             “Вопрос. Раз уж договорились быть откровенными, можете ли вы  назвать все точки хранения химического оружия на территории России?

Ответ. Американцам мы их назвали, вам - не могу”.

“Российская газета”, 8 апреля 1992 года

Очередной шаг Э.А.Шеварднадзе сделал 26 сентября 1989 года, заявив в ООН от имени СССР о готовности договориться с США на двухсторонней основе о прекращении производства химоружия, в том числе бинарного типа. Выстрел этот, впрочем, оказался холостым — США уже много лет не производили обычного химоружия, а СССР делал вид, что не производит бинарного.

Серьезный шаг произошел в следующем году, когда 1 июня 1990 года состоялось подписание двустороннего “Соглашения между СССР и США об уничтожении и непроизводстве химического оружия и о мерах по содействию многосторонней Конвенции о запрещении химического оружия”. В историю оно вошло как соглашение Буш-Горбачев по химоружию.

Этот документ содержал немало примечательных моментов. Один из них — это то, что каждая сторона, в соответствии с п.IV.1, должна была ограничить запасы своего химоружия до 5 000 тонн отравляющих веществ (ОВ), причем дальнейшее снижение не предусматривалось. Интересен также п.IV.6а, по которому каждая сторона должна была передать другой информацию о своем химоружии, в том числе дать “указание мест его хранения, его типов и количества”. Соглашение осталось нератифицированным ни Советским Союзом, ни Россией. Однако это не могло помешать обмену информацией — он состоялся еще в конце 1989 года на основании Вайомингского меморандума.

Соглашение Буш-Горбачев растворилось в истории — ныне оно забыто.

И, наконец, 13 января 1993 года произошло главное событие — подписание министром иностранных дел России А.В.Козыревым в Париже многосторонней “Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении”. В этой процедуре Россия выступала как правопреемница СССР в делах, связанных с химоружием.

Начала работать Конвенция о химоружии, однако, не сразу.

Для всего мира она вступила в силу и стала действовать 29 апреля 1997 года — в тот день начался отсчет 10-летнего срока выполнения Конвенции. В том числе для России, хотя она завершила процесс ратификации Конвенции лишь 6 ноября 1997 года, когда президент Б.Н.Ельцин подписал соответствующий закон.

Заключение Конвенции о химоружии мировое сообщество встретило с энтузиазмом. Тем самым цивилизация вышла на финишную прямую марафона, приведшего к созданию правовой базы необратимого химического разоружения. Необходимо было учесть печальный опыт женевского протокола 1925 года, который так и не обеспечил существования мира без химоружия.

Цели, зафиксированные в самом названии Конвенции о химическом оружии, очевидны. В целом речь идет орешении трех национальных задач:

  • уничтожить наличные запасы химического оружия (ст. I),
  • уничтожить объекты по производству химического оружия (ст. I),
  • решить проблему старого химического оружия (п.6 части IV В) Приложения).

Во избежание разночтений в статье II Конвенции были даны необходимые определения.

Химическим оружием считаются токсичные вещества (ОВ), боеприпасы, а также устройства для применения, “предназначенные для смертельного поражения или причинения иного вреда за счет токсических свойств” химических веществ. Характер воздействия этих веществ прописан достаточно определенно — химическое “воздействие на жизненные процессы”, которое “может вызвать летальный исход, временный инкапаситирующий эффект или причинить постоянный вред человеку или животным”. Во избежание недоразумений подчеркнем, что речь идет о любом химоружии, которое было произведено после 1925 года и которое все еще пригодно к использованию именно в качестве химоружия, как это определено выше. Конечно, дипломаты не были бы дипломатами, если бы не оставили в тексте документа минных полей. Одним из таких подводных камней является указание пунктов III.2 и IV.17 о том, что положения этой статьи государством “не применяются к химическому оружию, которое было захоронено на его территории до 1 января 1977 года и остается захороненным или которое было сброшено в море до 1 января 1985 года”. Однако и это ограничение не является обязательным, а вступает в действие лишь “по усмотрению государства-участника”.

Объект по производству химического оружия - это любое оборудование и здание с соответствующим оборудованием для производства ОВ и вообще химоружия, “которое было предназначено, построено или использовано в любое время после 1 января 1946 года”.

Старое химическое оружие означает: “а) химическое оружие, произведенное до 1925 года; или б) химическое оружие, произведенное в период между 1925 и 1946 годами, которое ухудшилось в такой степени, что оно уже не может быть использовано в качестве химического оружия”. Как и в случае самого химоружия, для старого химоружия Конвенцией не определено место его расположения на территории: оно может находиться на поверхности земли, быть закопанным (затопленным) или же просто забытым где-то. Другими словами, старое химоружие если и остается таковым, то не для массового поражения людей, а практически как экологическое оружие против людей и природы. Однако здесь таится и неопределенность, поскольку оружие, способное “причинить постоянный вред человеку или животным” может считаться не только старым, но и боевым химическим оружием. Следует подчеркнуть также, что на старое химоружие не распространяется ограничение пункта 2 статьи III “Объявления” о том, что положения этой статьи (по существу режим полной открытости) “не применяются к химическому оружию, которое было захоронено на его территории до 1 января 1977 года и остается захороненным или которое было сброшено в море до 1 января 1985 года”. Это ограничение касается лишь самого химоружия, но не старого химоружия.

В Конвенции о химоружии не были забыты и другие объекты, которые использовались государствами для подготовки к химической войне. В пункте1.d статьи III на сей счет указывается, что каждое государство “указывает точное местонахождение, характер и общую сферу деятельности любого объекта или учреждения,.. предназначенного, построенного или использовавшегося с 1 января 1946 года преимущественно для разработки химического оружия. В такое объявление включаются, среди прочего, лаборатории и полигоны и испытательные площадки”.

Выполнением целей Конвенции о химоружии должен быть решен только международный (военный и политический) аспект проблемы выхода из многолетнего химического противостояния. Что касается внутренних аспектов, которые связаны в основном с экологическими и медицинскими последствиями подготовки к химической войне, то они относятся к внутренней компетенции государств-участников и обычно не затрагиваются международным сообществом.

К числу внутренних аспектов, мало интересующих мировое сообщество, относится проблема старого химоружия, рассматриваемого в качестве токсичных отходов и являющегося экологической бедой каждого государства, у которого эта проблема существует. Подписав и ратифицировав Конвенцию о химоружии, Россия взяла на себя обязательства, касающиеся старого химоружия.

Ибо прошлое может отравить настоящее.

В соответствии со статьей III Конвенции, Россия должна была сделать немедленно (в течение 30 дней, то есть еще до исхода 1997 года) серию информационных сообщений международной организации по запрещению химоружия (ОЗХО). Данные, которые необходимо было представить в ОЗХО в Гаагу, касаются трех национальных вопросов:

а) в отношении самого химического оружия;

b) в отношении старого химического оружия;

c) в отношении объектов по производству химического оружия.

По пунктам a) и c) вопрос сравнительно ясен. Химоружие (объявленный объем — 40 000 тонн ОВ) было собрано на 7 складах в 6 регионах России и предъявлено мировому сообществу. Уничтоженные и сохранившиеся объекты по выпуску ОВ, перечисленных в Конвенции о химоружии, также стали объектом международного контроля (всего 24 объекта, которые расположены в Чапаевске, Дзержинске, Волгограде, Березниках и Новочебоксарске).

А вот в отношении пункта b) необходимо пояснение. Его расшифровка выполнена в статье III Конвенции вполне определенно — каждое государство в течение 30 дней после вступления в силу Конвенции о химоружии должно было объявить, имеет ли оно на своей территории старое химоружие,

Дальнейшая судьба старого химоружия прописана в Конвенции подробно и недвусмысленно. В части IV В) Приложения по проверке Конвенции установлен “Режим”, который включает следующее:

3. Государство-обладатель старого химоружия в течение 30 дней обязано сообщить в ОЗХО “всю имеющуюся соответствующую информацию, включая, по мере возможности, местонахождение, вид, количество и нынешнее состояние этого старого химического оружия”.

4. Государство-обладатель старого химоружия обязано сообщить в ОЗХО данные о старом химоружии, обнаруженном “после вступления для него в силу” Конвенции; это необходимо сделать “не позднее, чем через 180 дней после обнаружения”.

5. ОЗХО проводит “первоначальную инспекцию и любые последующие инспекции” для проверки информации пп.3 и 4.

6. Государство-обладатель информирует ОЗХО “о предпринимаемых шагах по уничтожению или удалению иным образом” старого химического оружия.

7. Государство-обладатель “уничтожает старое химическое оружие”. Сроки и порядок подлежат обсуждению с ОЗХО.

Ничего из тех обязательств, которые Россия должна была выполнить в отношении старого химоружия еще в 1997 году, Правительство России от имени своей страны делать не стало. Потому что этого не захотел Военно-химический комплекс (ВХК) и в первую очередь армейский генералитет.

В связи с этим общество вынуждено разбирать подробнее, не оставила ли России ее армия-защитница старое химоружие на долгую и недобрую память?

« Назад Оглавление Вперед »