5. Конвенция и российское общество
Вокруг Конвенции сшиблись обязательства страны и интересы общества.
Срок выполнения Конвенции по химоружию для России невелик — 2007 год, это на все про все. Или 2012 год, если удастся добиться продления на 5 лет. Такие сроки приемлемы для нормальной армии, которая понимает в том, за что берется, и которая понимает ответственность перед населением страны. У нас и армия иная и все остальное выглядит по-другому, так что понять, выполнит ли Россия Конвенцию в добровольно принятые сроки, можно лишь предметно сравнив положение дел в двух странах, обладающих мощнейшими арсеналами химоружия — России и США.
В России положение с выполнением первых двух задач Конвенции о химоружии, имеющих военно-политический характер, сравнительно понятно.
С 1996 года действует целевая (и, в соответствии с законом “Об экологической экспертизе”, нелегитимная) программа уничтожения химоружия, хранящегося на 7 объявленных складах нынешнего хранения. Программа вряд ли выполнимая, потому что задача ликвидации 40 тысяч тонн ОВ трудна для любой индустриальной державы, не говоря уж о такой хромой утке, как нынешняя Россия с ее безответственным генералитетом. В июле 2001 года программа была обновлена, оставаясь при этом столь же нелигитимной, как и первоначальная.
Долго и с муками в России готовятся документы, касающийся сноса цехов по производству химоружия. И это все.
Что касается третьей задачи, являющейся скорее не военно-политической, а экологической, и касающейся решения проблемы старого химоружия и приведения в безопасное состояние мест прошлых работ с ним, то этой задачи у армии России нет — они (и оружие, и места) пропали. Между тем вопросы, касающиеся экологических и медицинских последствий подготовки страны к химической войне, не были праздными в прошлые годы, когда встал вопрос об экологичном химическом разоружении. Не потеряли актуальности они и в наши дни, когда на арену вышла очередная властная (и безответственная) когорта. Забытое, потерянное и закопанное советскими военными химоружие столь же опасно, как и то, что дожидается своего часа на объявленных 7 военно-химических арсеналах. Причем опасно для ежедневного благополучия всего общества, а не в связи с угрозой “химического терроризма”, которым не ленятся попугать нас военные химики.
Прежде чем обратиться к опыту США, необходимо подчеркнуть, что Конвенция о химоружии обошлась мировому сообществу дорогой ценой. Поиск компромисса, длившийся несколько десятилетий, сопровождался утратой универсальности Конвенции — за бортом оказалось несколько типов химоружия.
Для экологов главное состоит в том, что с помощью компромисса ведущие “химические” державы пожертвовали экологическим благополучием человечества. Дело в том, что в последний момент ведущие державы мира и в первую очередь Советский Союз и США договорились скрыть от мирового сообщества факты захоронений и затоплений химоружия, осуществленных в послевоенные годы. Это зафиксировано в статьях III (п.2) и IV (п.17), где говорится, что государства не обязаны информировать мировое сообщество и предоставлять для контроля ОЗХО химоружие (подчеркнем еще раз: речь идет именно о химоружии, а не о старом химоружии), захороненное до 1 января 1977 года или сброшенное в море до 1 января 1985 года.
Этот сговор давал странам-обладательницам прошлых и/или настоящих запасов химоружия, у которых не развита культура гражданского общества, шансы на сокрытие тяжелых экологических последствий послевоенной военно-химической активности. А была она (активность), если подходить с нынешними экологическими мерами, просто варварской. Ведь именно в послевоенные годы ряд стран затопили в международных водах большие количества химоружия и потому были бы не прочь освободить себя от дипломатических осложнений, связанных с угрозой международной экологической безопасности.
Надо сказать, что сговор сговором, а обязательства перед собственным населением у стран с ответственным руководством остаются. По крайней мере для США. Вот почему армия США была обязана Конгрессом, который юридически абсолютно точно прочитал указанные ограничения (“по усмотрению государства-участника”), выполнить полный пересчет всех мест прошлых работ с химоружием на своей территории — и довоенных и, что особенно важно, послевоенных. И она проделала это довольно скрупулезно. А вот насчет того, где и что США затапливали в открытом море или закапывали на территории чужих для американского электората стран, например, в Германии после 1946 года, тут американские генералы успешно прикрываются Конвенцией, которая разрешала не отвечать на подобные вопросы.
Однако не будем показывать пальцем на других. Россия имеет собственное военно-химическое прошлое, и прошлое это было “грязным”. Достаточно хотя бы вспомнить 120 тысяч тонн ОВ, которые советские люди ценою своего здоровья и тысяч жизней создали за годы Отечественной войны и которые после 1946 года “исчезли”, то есть были закопаны и затоплены. Исчезли они потому, что наша армия решила пожертвовать еще одним поколением создателей химоружия и провести полное химическое перевооружение.
Из интервью генерала С.Петрова (1993 г.):
“Теперь ситуация иная. Мировое сообщество вплотную подошло не только к запрещению использования, но и к полному уничтожению химического оружия. Вот почему изменилось предназначение наших войск. Соответственно - и название. Они теперь - войска двойного предназначения. Так что войска РХБЗ без натяжек можно назвать экологическими”.
“Красная звезда”, 13 ноября 1993 года
В этом отношении процитированный пассаж генерала С.В.Петрова очень показателен. В свое время у нашего общества да и у самого генерала было такое ощущение, что химическим войскам не чуждо хотя бы понимание определенных экологических (внутренних по своей природе, да и согласно Конвенции) проблем страны. Когда генерал был вынужден обосновывать необходимость ратификации Конвенции, он указывал на это определенно. Во всяком случае в “аналитических материалах” по вопросу уничтожения российских запасов химоружия, которые С.В.Петров приложил к своему письму в Государственную Думу от 15 февраля 1996 года, было четко указано на “экологическую значимость уничтожения этих запасов”, после чего сделан вывод, что “решение проблемы уничтожения запасов химического оружия является не только задачей выполнения международных обязательств, но и актуальнейшей внутренней проблемой Российской Федерации”.
Впрочем, генерал С.В.Петров не одинок. Начальник Генерального Штаба ВС России генерал М.Колесников в своем письме от 24 марта 1995 года в адрес автора настоящей книги вынужден был поделиться очень важным откровением: “…поднимаемый вопрос об идентификации захоронений химического оружия прошлых лет никак не связан с вопросом ратификации Конвенции. Однако мы поддерживаем Вашу озабоченность об опасности мест прошлого уничтожения и согласны, что проблемы экологической безопасности непосредственно относятся к внутренним проблемам государства”.
Таким образом, имеет смысл отделить международные и внутренние аспекты проблемы химического разоружения. И отметить, что конвенциальные ограничения в отношении передачи в ОЗХО любой информации о послевоенных захоронениях и затоплениях химоружия не имеют отношения к внутренним делам и национальным интересам России — тут действует не международная Конвенция, а внутренние законы Российской Федерации.
Подчеркнем еще раз, что если в военном смысле химоружием является любое оружие, кроме старого, то в экологическом смысле опасно любое, в том числе закопанное и затопленное в годы, выведенные за скобки Конвенции. И общество должно быть о нем осведомлено в полном объеме. Если же власти России не намерены информировать об экологическом оружии своих зарубежных партнеров, это их международно-дипломатическое дело — к интересам жителей России подобное желание-нежелание прямого отношения не имеет.
Обращаясь к более подробному разговору о внутренних экологических аспектах химического разоружения, остановимся на позиции советского и российского генералитета, в первую очередь химического. Начиная с 1989 года, медленно просыпающаяся общественность страны множество раз обращалась к своей армии-защитнице в лице генералов С.В.Петрова, А.Д.Кунцевича и других с прямыми вопросами насчет военно-химического прошлого. При этом никогда речь не шла о военных секретах — имелись в виду лишь данные о прошлых работах с химоружием, без знания которых немыслимо конструировать экологичное будущее страны.
Еще раз подчеркнем, что экологи хотели получить ответы на точно такие вопросы, которые они задают власти всегда в подобных случаях, — где, когда, чего и сколько. К настоящему моменту кое-какие ответы на эти вопросы уже есть (см. выше), однако получены они не от армии. Что касается нашего химического генералитета с его браконьерским менталитетом, то от него общество получало лишь один значащий ответ — “меньше знаешь — лучше спишь”. Именно так озвучил генерал С.В.Петров свое официально-должностное отношение к праву общества на экологическую информацию о последствиях игр с химоружием.
Генерал С.В.Петров - Гринпису
(ноябрь 1994 года):
“Ваше обращение с просьбой о предоставлении информации по номенклатурам и количествам боевых ОВ, захороненных в Советском Союзе, рассмотрено. По мнению минобороны РФ для решения проблем прошлых захоронений химического оружия необходимо специальное постановление Правительства России. В соответствии с положениями Конвенции 1993 года, Россия не обязана предоставлять объявления о химическом оружии, которое было захоронено на его территории до 1 января 1977 года или которое было сброшено в море до 1 января 1985 года”.
Что касается международных аспектов бесстыдства наших генералов, то после вышеупомянутого конвенциального сговора каждый раз, когда вставал вопрос о судьбе советского химоружия, созданного после 1946 года, генерал С.В.Петров выпячивал грудь и заявлял, что Россия не обязана отвечать на эти вопросы. Не будем придираться к нескромному химическому генералу, не раз и не два путавшему себя с Россией. Речь идет совсем о другом, о явной правовой неграмотности наших генералов-адмиралов, путающих два абсолютно разных юридических термина (химоружие и старое химоружие) и два абсолютно разных вида обязательств — перед международные сообществом и перед собственным населением.
Повторимся, что в соответствии с Конвенцией о химоружии, наш ВХК и в самом деле не обязан отвечать на вопросы о затопленном и закопанном химоружии со стороны международного сообщества (это происходит лишь “по усмотрению государства-участника”). Однако никакая Конвенция не снимает с ВХК и властей России экологических обязательств перед населением своей страны. Жители России имеют полное право и должны знать все и о старом химоружии, и о тех территориях, где армия занималась экологически преступной деятельностью (по нынешним понятиям, захоронения и затопления химоружия квалифицировать как-то иначе невозможно).
Повторимся, что в послевоенные годы Советский Союз производил интенсивные захоронения химоружия на собственной территории и затопления в зоне собственных экономических интересов. Поэтому нет никаких причин для сокрытия подобных действий ВХК от своего населения. Обществу нет дела до психологического раздвоения властей России.
Как уже говорилось, не получив от своих химических генералов ни слова правды о прошлых играх с химоружием, экологические активисты приняли вызов и предприняли собственный поиск. Он был двоякий. Некоторые данные о практике закапывания химоружия в предвоенные годы были разысканы в архиве, хотя генералитет принял недюжинные усилия, чтобы этому помешать. Что до мест послевоенного уничтожения химоружия, то и тут есть некоторые успехи.
В Пензенской области поиск экологических активистов был настолько успешным, что места уничтожения были определены с точностью до метров. Это позволило официальным и околоофициальным экологическим кругам провести успешные измерения. Силами экологических активистов теперь прояснены места послевоенного уничтожения химоружия во многих иных местах — в Удмуртии, Самарской, Кировской, Курганской областях, ну и т.д. Ясны стали и некоторые места послевоенного затопления химоружия.
Что до ОВ под названием иприт, то это “старое” химоружие было найдено непосредственно в Москве в том самом месте, где армия не стала возобновлять его поиски в 1938 году. И во многих других местах России закопанный иприт (по данным науки, — жесточайший мутаген) тоже жив — в Чапаевске и Дзержинске, под Пензой и в Курганской области… (далее по списку).
Ясно, однако, и другое — весь этот экологический бандитизм армии еще аукнется всем нам, всему обществу, причем аукнется не раз.
Захотят ли российские генералы вспомнить об обязательствах перед своей собственной страной? Или они уповают на то, что господам в ОЗХО в Гааге это неинтересно?
| « Назад | Оглавление | Вперед » |