НА КРУГИ СВОЯ
На рубеже 1937-1938 годов дела генплановские повернулись к военным химикам другим боком — в новых планах Кузьминки и Очаково остались вне Большой Москвы.
Как уже упоминалось, фактически раскапывание химического оружия в 1937 году закончено не было и перешло на 1938 год. Причем дополнительное раскапывание было необходимо не только для участков № 3 и № 6 («Подвесная дорога» и «Северный бугор»), на которых эти работы были запланированы, но и на всех остальных, которые в принципе нельзя было очистить за 2-3 осенне-зимних месяца 1937 года. Особенно потому, что большинство ям заранее не были известны и потому не были тогда найдены.
Однако так ничего и не началось. Более того, мы вынуждены напомнить запись, попавшую в акт обследования полигона, составленный в июне 1938 года, то есть через полгода после окончания «очистки». В том тексте было специально подчеркнуто, что «кроки площадок с вязкими ОВ не наносятся на карту и не ведется особого учета». Где он этот вязкий иприт закопан?
Конечно, первыми всполошились заводы химического оружия Москвы, которым просто некуда было девать отходы.
В начале января 1938 года Дорогомиловский химический завод обратился в ХИМУ РККА с просьбой об уничтожении на полигоне 9 баллонов с фосгеном. На это новый начальник ХИМУ П.Г.Мельников «не возражал». В середине января Дербеневский химзавод пожелал уничтожить на полигоне «10-13 возов древесных отходов, зараженных мышьяком». П.Г.Мельников вновь согласился. А в феврале дошла очередь до завода № 93, у которого возникла срочная нужда избавиться от 2000 баллонов с хлором и неизвестными ОВ (именно так было записано в соответствующем договоре, который был заключен между химическим полигоном и заводом), причем обязательно до праздника 1 мая. И на это начальник ХИМУ отреагировал положительно.
Только полигон в тот раз из-за срочности вопроса слишком поторопился с выливанием ОВ прямо на снег, из-за чего один красноармеец отравился, когда нес службу возле тех баллонов с ОВ. И ХИМУ пришлось провести небольшое расследование, во время которого начальник полигона стал просить внести в вопрос определенность. Предварительно пояснив, что от своих организаций (НИХИ и ВХА им.Ворошилова) он принимает ОВ на уничтожение без каких-либо консультаций с ХИМУ, потому что считал «это прямой задачей».
Полный возврат к прошлому состоялся к осени 1938 года. Именно тогда полигон принял от НИИ-42 (это была новая форма существования Ольгинского химического завода, известного также и как завод № 1, и как завод № 51, и как нынешний ГОСНИИОХТ) несколько зараженных цистерн. Принял, разумеется, по телефонному звонку из ХИМУ РККА. Безо всяких бумаг.
В общем к 1939-1940 годам введенный маршалом К.Е.Ворошиловым в РККА запрет на закапывание ОВ и химических боеприпасов был успешно преодолен. И К.Е.Ворошилов лично участвовал в этом преодолении.
Во время своего визита на полигон 29 марта 1939 года К.Е.Ворошилов лично внес определенность в вопрос: на прямую просьбу разрешить продолжение уничтожения ОВ он разрешил столь же прямо («только без всяких последствий«), хотя мог бы и уклониться.
Остальное было делом техники. В том же марте 1939 года, когда гроза над военными химиками пронеслась, начальник ХИМУ РККА издал приказ о порядке поступления на «уничтожение» на военно-химический полигон в Кузьминках новых партий так называемых «некондиционных» ОВ.
Ну а в феврале 1940 году начальник ХИМУ РККА уже докладывал о том, что в Кузьминках «на опытном поле промышленность г.Москвы уничтожает ненужные отравляющие вещества… и тем самым очищают Москву».
«Народному комиссару обороны Союза ССР
маршалу Советского Союза тов.К.Е.Ворошилову
Полевой отдел химического управления Красной Армии, расположенный в Кузьминках, ни в какой степени не угрожает в химическом отношении ни Люберецкому гарнизону, ни окружающим жителям…
На опытном поле промышленность г.Москвы уничтожает ненужные отравляющие вещества, которые нельзя транспортировать на дальние расстояния, и тем самым очищает Москву.
Полевой отдел с опытным полем в Кузьминках должен существовать, он безопасен для окружающих, без него не может вестись научно-исследовательская работа в Москве, он имеет большое значение для промышленности г.Москвы, он жизненно необходим Химическому управлению Красной Армии.
комбриг П.Г.Мельников, 22 февраля 1940 года».
Остается добавить, что получателем этого доклада был все тот же нарком-эколог К.Е.Ворошилов, который еще в 1937 году сердито инициировал раскопки химического оружия и на полигоне в Кузьминках, и по стране и категорически запретил его закапывать в дальнейшем.
Как видим, все вернулось на круги своя и так продолжалось до 1961 года. Вместо раскапывания химического оружия пришла пора его закапывания на полигоне. И затапливания в «очищенное» озеро полигона.
«Болеслав Иосифович Грохольский:
- В 1944 — 1945 гг. я работал в пожарной команде полигона. Занимались в основном тем, что возле пруда копали траншеи метра полтора глубиной. На машинах подвозили тяжелые ящики, укладывали в траншеи и засыпали землей. Везли также спецовки, гимнастерки, химическую посуду всякую. Это тоже зарывали. Воняло это ужасно, все говорили — иприт, остатки иприта после испытаний, но работали без всяких средств защиты. Кто со мной был, сгинул давно, кто в 40, кто в 50 лет. Я один до старости дотянул.
Эдуард Ефимович Вилятицкий:
- Я служил здесь командиром роты с 1947-го по 1956-й и прекрасно помню, чем приходилось заниматься: все это время жгли, зарывали, топили и, само собой, испытывали. Со всей Москвы свозили все химически опасное. Сам черт не знает, что там было, в этих бочках. Что закапывали, что в воду кидали… Полигон был большой, я только в одном углу его работал, что делалось в других, не знаю. Говорили, если землю чуть оросить ипритом, а потом посадить картошку, здорово растет, потому что все вредители дохнут».
Фактически военно-химический полигон в Кузьминках и прилегающая к нему территория стали объектом гигантского опыта над природной средой. Равно как и две другие территории — военно-химического института на Богородском валу и военно-химического склада в Очакове.
Стоит рассмотреть эту проблему поподробнее.
| « Назад | Оглавление | Вперед » |