Лагерная активность
Лагери в Советском Союзе были двух сортов. В лагерях НКВД сидели, в лагерях РККА служили.
Мы будем говорить о вторых, поскольку из-за них резко возрастает география возможностей «утрат» химического оружия. Во «Временной инструкции по уничтожению ОВ«, которую нарком обороны СССР маршал К.Е.Ворошилов утвердил 24 января 1938 года, вопрос рассматривался просто: «Местом уничтожения должны быть полигоны, стрельбища или отдельные участки местности, находящиеся не менее 3-х километров от населенной местности». А до 1938 года не было и таких указаний.
Итак, каким образом армия тратила созданное страной химическое богатство в течение летних сезонов в лагерях и на полигонах? Первый же поиск, к сожалению, показал, что речь идет о нескольких сотнях участков Советского Союза, где армия активно закапывала химическое оружие до 1938 года и где она продолжала «уничтожать» это оружие и после 1938 года.
Таким образом, если в XXI веке встать на следопытский путь, так неудачно пройденный в 1938-1940-х К.Е.Ворошиловым, придется осуществить поиск основных военных лагерей, полигонов и стрельбищ, где в 1930-е годы армия активно использовала химическое оружие в учебных и опытных целях и где она расставалась с ненужными ей бочками с ипритом, шашками с адамситом и баллонами с синильной кислотой. И можно пожалеть о гигантских масштабах этой лагерно-полигонной активности Красной Армии, которая к тому же все предвоенные годы не снижалась, а росла из года в год.
Обсуждение этой стороны дела начнем с двух фактов, относящихся к 1933 году. В тот год не только была «перевыполнена» пятилетка и завершен разгром крестьянства в Советского Союза, в 1933 году химическое оружие впервые вышло на широкие просторы страны. На 1 января 1933 года у армии имелось 280 тонн иприта. А 21 апреля 1933 года приказом РВС за подписью будущего маршала М.Н.Тухачевского был объявлен план армейских учений РККА на 1932/1933 учебный год. Войскам было предписано летние учения в военных лагерях проводить с действительными ОВ.
Подчеркнем, что приказ М.Н.Тухачевского относился ко всемвоинским частям, которые выводились в летние лагеря и он касался всех военных округов и флотов. И к его выполнению воинские части отнеслись серьезно и тотально.
Особенно активно работа армии с действительными ОВ происходила в Приволжском военном округе (ПриВО). При выводе войск этого округа в летние лагеря 1933 года (а было их по всему округу 26 — от Чебаркуля на Урале до окрестностей Оренбурга) начальникам лагерных сборов было предписано «отвести и оборудовать под химические городки земельные участки не менее трех квадратных километров, удаленные от жилых построек и населенных пунктов не менее 1,5-2 километров«.
Земли отвели, городки возвели. Некоторые дивизии организовали даже постоянные участки химического заражения, которые войска преодолевали по пути на стрельбище и обратно. В общем по итогам летней подготовки 1933 года ПриВО вышел на первое место в Красной Армии по химической подготовке с использованием действительных ОВ.
Одним из итогов этой активности лета 1933 года были о многочисленные случаи поражения военнослужащих ипритом — в 1-м Оренбургском, 1-м Казанском, Уфимском, Аракчинском, Тоцком и других военных лагерях.
Сам факт поражений в первое же лето активного применения войсками реальных ОВ свидетельствует, что во всех военных лагерях ПриВО летом 1933 года действительно оперировали с действительным ипритом. Соответственно, не могли не закапывать на территориях специальных химических городков «потекшие», полупустые, а также «списанные» (например, будто бы израсходованные) бочки с ипритом.
Поэтому мы должные перечислить все 26 военных лагерей ПриВО, где вся эта химическая активность происходила: Аракчинский (Татария), Астраханский, Бершетский (ст.Юг, Пермская область), Винновский (в районе Ульяновска), Вольский (г.Вольск, Саратовская область), 1-й Казанский, 2-й Казанский, Камышловский (ст.Пышминская, Свердловская область), 1-й Оренбургский, 2-й Оренбургский, Пензенский (ст.Селикса, Пензенская область), Пермский, Поливинский (в районе Ульяновска), Причернавский (пос.Шиханы, Саратовская область), Прудбойский им.К.Е.Ворошилова (ст.Прудбой, Волгоградская область), Саратовский, Сердовинский (г.Сызрань, Самарская область), Сталинградский, Сызранский (г.Сызрань, Самарская область), 1-й Татищевский (ст. Татищево, Саратовская область), 2-й Татищевский (разъезд Разбойщина), 3-й Татищевский (ст.Татищево, дер.Елховка), Тоцкий им.С.С.Каменева (ст.Тоцкое, недалеко от Самары), Уфимский, Чебаркульский (ст.Чебаркуль, Челябинская область), Энгельский (г.Энгельс, Саратовская область).
В Ленинградском военном округе (ЛВО) в 1933 году войска тоже учились работе с ипритом в военных лагерях. Их было не менее 12 — Карамышево (аэродром, Псковская область), Красноармейский, Красногородский, Кущубский (ст.Кущуба, Вологодская область), Лебяжский (ст.Лебяжье, Ленинградская область), Левашевский (ст.Левашово, Ленинградская область), Лужский (г.Луга, Ленинградская область), Новоселицы (аэродром), Ново-Токсовский (ст.Токсово, Ленинградская область), Олонецкий (ст.Олонец, Карелия), Псковский (район Пскова), Старо-Токсовский (ст.Токсово, Ленинградская область).
Работы с действительными ОВ в ЛВО сопровождались таким количеством поражений людей, что командующий округом был вынужден издать 31 июля 1933 года специальный приказ по войскам округа, где «начальникам лагерных сборов округа и командирам частей» напоминалось о необходимости работы «с боевыми ОВ, тщательно соблюдая меры безопасности«. Отделение в приказе командиров частей от начальников лагерных сборов было далеко не лишним — в то лето многие воинские части работали с ипритом вне перечисленных 12 лагерей, то есть непосредственно в районе своих расположений. В частности, летчики 3-й авиабригады особого назначения оперировали с ипритом на летней площадке аэродрома Детское Село столь активно, что забывали дегазировать зараженные ими поля. Бочки они «хранили» непосредственно на своем поле. Соответственно, среди работавших на соседних полях работниц совхоза «Красный авиатор», который был создан специально для кормления военных летчиков, появилось 4 случая поражения ипритом (они были официально зафиксированы). А летчики 253 авиапарка завезенные к ним бочки с ипритом и не израсходованные в 1933 году оставили на хранение на своем складе. Не будучи профессионалами-химиками и занятые другими делами летчики просто забыли выполнять обязательные операции по выпуску давления из этих бочек.
Кстати, в то лето 1933 года в ЛВО произошли неординарные события. В иногороднем отделе склада N 54 (основной склад располагался в Ленинграде, а его отдел был вынесен непосредственно в Левашовский лагерь, ближе к войскам) произошел взрыв бочки с ипритом. При разборе выяснилось, что партия из 34 бочек с ипритом, полученных еще в 1932 году, хранилась небрежно. Кончилось тем, что одна из бочек с «некондиционным ипритом» взорвалась. Судьбу и бочки, и остатков иприта предугадать нетрудно — по действовавшим в те годы правилам они были просто закопаны на территории лагеря.
Прискорбное событие 1933 года, случившееся в ЛВО, высветило еще одну сторону проблемы. Во время подрыва почему-то неразорвавшихся химических фугасов, которые с случае нормального подрыва должны были создать участок зараженной местности, пострадало двое военнослужащих, один из них погиб. Разбор события показал регулярность этого явления, которое было связано с ненадежностью подрывных устройств. Таким образом, немало химических фугасов, до подрыва предварительно закопанных в 1930-х годах в земли многочисленных лагерей и полигонов, до наших дней лежат в тех землях.
В Московском военном округе (МВО) в 1933 году войска и военные учебные заведения провели «летние каникулы» в не менее чем в 26 лагерях. Места их размещения были определены в приказе командующего округа А.И.Корка — Воронежский, Голутвинский, Гороховецкий (ст.Ильино, Нижегородская область; город Гороховец, Воронежская область), Икорецкий (ст.Икорец, Воронежская область), Калининский, Калужский (Калуга), Каржавинский (Тула), Ковровский (Владимирская область), Коротоякский, Костромской, Костеревский, Котельнический (Кировская область), Кунцевский (ст.Кунцево, Московская область), Липецкий, Монинский (ст.Монино, Московская область), Нарофоминский (Нарофоминск, Московская область), Нахабинский (ст.Нахабино, Московская область), Новохоперский (ст.Новохоперск, Воронежская область), Октябрьский (Москва, Ходынское поле), Орловский, Рязанский, Сенежский, Тамбовский, Тульский, Филинский и др.
Однако работы с действительными ОВ начались в МВО не в первые недели лагерного сбора. Это вскрылось при проверке, осуществленной в Калининском, Ковровском, Котельничском. Нарофоминском, Орловском, Рязанском, Сенежском и других лагерях. Кончилось тем, что специальным приказом по округу от 13 августа 1933 года войскам было велено этот «недочет» изжить «в ближайший срок».
О том, что войска МВО и в самом деле постарались изжить «недочет», легко судить по тому факту, что только в районе подъездных путей Гороховецкого военного лагеря (именно там был военно-химический полигон МВО Фролищи) за три месяца лагерного сбора 1933 года произошло 13 аварий и крушений (пострадало 25 красноармейцев). Работы на полигонах и стрельбищах велись столь неаккуратно, что к началу следующего «летнего сезона» командующий округом был вынужден издать специальный приказ «об осмотре артполигонов и уничтожении стреляных неразорвавшихся снарядов«, оставшихся от предыдущих сезонов — летнего и зимнего.
В остальных военных округах СССР происходило то же самое.
В июльском приказе по Среднеазиатскому военному округу (САВО) было отмечено, что несмотря на то, что войскам были даны необходимые указания, «в Округе отмечены отдельные случаи поражений ОВ» — эпитимья увлечения ОВ не обошла и эту окраину.
На одном из полигонов в Сибирском военном округе (СибВО) летом произошел разрыв бочки с ипритом, что неизбежно должно было закончиться ее закапыванием. В ОКДВА было выявлено, что «в цистернах БХМ систематически накопляются остатки» ОВ, а это означает, что общей системы ликвидации опасного имущества там просто не было.
К сожалению, данные о военных лагерях, действовавших в 1933 году в Белорусском и Украинском военных округах (БВО и УкрВО), пока привести невозможно. Хотя они, в соответствии с законом России, не могут быть секретными и к тому же относятся к территориям, ныне не имеющим отношения к территории России, архив нынешней России продолжает держать их в закрытом доступе. Можно лишь предполагать, что число военных лагерей в Белорусском и Украинском военных округах, где летом 1933 года происходили работы с ипритом (включая закапывание), достигает примерно 40-60. Однако разыскивать и сами лагеря, и закопанные бочки с ипритом придется уже не нам, а экологам ныне независимых государств Украины и Беларуси.
Экскурс в историю опытов с ипритом в военных лагерях должен быть продолжен.
В 1934 году на учебную практику войск, научно-исследовательские работы и опытные учения было выделено немалое военно-химическое богатство: 205 тонн иприта в бочках, 21500 химических мин, 1875 химических фугасов, 60000 шашек ядовитого дыма.
Прежде чем распорядиться новым химическим богатством, командующий войсками ПриВО до начала летнего сезона 1934 года распорядился провести очистку полигонов от неразорвавшихся снарядов, которые в его «передовом» округе следовало найти и обезвредить еще осенью прошлого года.
В ЛВО летом 1934 года войска учились работе с ипритом не в 12, а в более чем 20 военных лагерях. Особенно много новых лагерей было образовано для летчиков — Сиверский авиалагсбор (ст.Сиверская, Ленинградская область), Красногвардейский авиалагсбор, Гореловский авиалагсбор (Ленинград), Детско-Сельский авиалагсбор (Детское Село, Ленинградская область), Парголово (Ленинградская область) и т.д. Один из лагерей — это Веленский окружной химический полигон в районе станции Струги красные (Псковская область), где собирались в свой лагерь химические части.
Как именно обращались тем летом с ипритом и другими ОВ легко видеть из сердитого приказа командующего ЛВО от 22 декабря 1934 года. В нем была дана оценка действиям командования 20-й стрелковой дивизии, которое, выведя из Ново-Токсовского лагеря войска на маневры, оставило в самом лагере бочки с ипритом без какой-либо охраны. Кстати, в том приказе упоминается и о бочке с ипритом, которая в силу испорченности была ликвидирована. Несложно догадаться, как именно. Вся система работы тех лет была нацелена на то, чтобы ничего за собой не оставлять. Команда 20-й дивизии, просто бросившая в военном лагере излишние 11 емкостей с ипритом, 15 баллонов с хлорфосгеном и 13 артхимснарядов, поступила вопреки традиционной линии поведения — остальные команды в десятках других лагерей нашли время закопать излишки заказанного на летний сезон химического имущества.
В МВО список из 26 лагерей, куда выходили войска, расширился в 1934 году еще на 13. К упомянутым выше прибавились Каширский, Корневский, Костромской, Кубинский (Кубинка, Московская область), Курский (ст.Клюква, Курская область), Люблинский (Люблино, Московская область), Мытищинский (Мытищи, Московская область), Новогиреевский (Новогиреево, Московская область), Радинский (ст.Рада, Тамбовская область), Сеймовский (ст.Сейма, Нижегородская область), Селецкий (ст.Дивово, Рязанская область), Сенежский (ст.Подсолнечная, Московская область), Серпуховский (Серпухов, Московская область), Ундольский (ст.Ундол, Владимирская область).
В СибВО командующий округом был вынужден разбирать ранение красноармейца, случившееся при подрыве химического фугаса. Выяснилось, что химические фугасы по-прежнему ненадежны. С той лишь разницей, что, в отличие от событий в ЛВО в 1933 году, в этом случае фугас после закапывания взорвался «преждевременно». Таким образом, остается неясность в отношении судьбы многочисленных химических фугасов, которые были закопаны в учебных целях в земли лагерей и полигонов, и не взорвались.
Среди других событий такого рода укажем, что 6-я стрелковая дивизия, регулярно выходившая в Орловский военный лагерь, отправила летом 1934 года по железной дороге на склад N 136 в Москву 18 бочек, не очищенных от остатков иприта. И бочки, и иприт были столь низкого качества, что из 18 бочек 12 войскам пришлось простреливать, чтобы извлечь из них загустевший иприт для полевых работ с «действительными ОВ». Поскольку в приказе, посвященном этому событию, было отмечено, что «имеют место случаи порчи металлической тары простреливанием«, судьба всех бочек с загустевшим ипритом была решена — если нельзя простреливать и хотя бы частично опорожнить, значит приходилось закапывать без опорожнения.
В 1935 году по состоянию на апрель было выделено еще 75 тонн иприта, 2,5 тонн люизита, 1,2 тонны синильной кислоты, 1,4 тонны дифосгена, 37,3 тонн фосгена, 2000 химических мин, 750 химических фугасов и 8000 шашек ядовитого дыма.
Приказом по войскам ПриВО на летний сезон 1935 года командующий войсками вновь распорядился «во всех лагерях иметь вполне оборудованные химгородки с отгороженными площадками для работ с СОВ«. Было предписано провести во всех лагерях дивизионные спецсборы с задачей отработки химическими взводами работ с действительными ОВ, в особенности в ночных условиях. Кроме того, было специально предписано автобронетанковым войскам проводить занятия по преодолению зараженных ОВ участков на боевых машинах. Однако, командующий смягчил требования к размещению химических площадок: они могли находиться лишь в 1 км от палаток и жилых построек (вместо 1,5-2 км, указывавшихся в 1933 году). Вряд ли эта «рационализация» помогла, иначе в приказе на летний лагерный сезон 1937 года командующий округом не был бы вынужден вернуться к требованию о размещении «химгородков… не ближе 2 км от палаточного лагеря и жилых построек«.
В Харьковском военном округе (ХВО), который был выделен из УкрВО, в 1935 году многие воинские части, выходившие в летние лагеря, уже имели свои химические городки. Часть из них устраивала «ипритные площадки» на путях движения войск на стрельбища.
Руководители военных округов не забывали и об опасности обстрелянных полей. Ближе к концу летнего сезона 1935 года командующий войсками только что образовавшегося Забайкальского военного округа (ЗабВО) был вынужден издать традиционный приказ «произвести тщательную поверку полигонов и стрельбищ с точки зрения безопасности производства стрельб на них«. Хотя вряд ли это могло чему-то помочь, поскольку лишь немногие войсковые части были выведены на лето в военных лагерях (химические — на химический полигон на разъезде N 73, артиллерийские — на артполигон в районе ст.Ага и т.д.). В основном же войска округа провели свое боевое лето на переднем крае борьбы с «вражеской угрозой» — в местах постоянного размещения: 93 стрелковая дивизия — на ст.Мальта, 15 кавалерийская дивизия — на ст.Даурия, 36 стрелковая дивизия — на окраине Читы, 57 стрелковая дивизия — на ст.Оловянная, 1 кавалерийская дивизия — в Забайкальском УР, 101 авиабригада — на ст.Бада, 202 авиабригада — на ст.Домно, 29 авиабригада — в Нерчинске и т.д. И вряд ли кого-то интересовала безопасность обращения с артхимснарядами и с ипритными бочками.
К 1936 году Красная Армия «разбогатела». В тот год для обеспечения только лишь сборов высшего командного и начальствующего состава было выделено: на полигон в Шиханах — 8 тонн иприта, 3 тонны люизита, 3,6 тонн синильной кислоты, 45 химических фугасов; на военно-химический полигон в Раздольном (Приморский край) — 5 тонн иприта, 1 тонна люизита, 15 химических фугасов; ну и т.д. Много было выделено и для работ в обычных военных лагерях и полигонах.
В это лето войска выделившегося из ПриВО Уральского военного округа (УрВО) учились химическому делу в 5 лагерях — Бершетском, Камышловском, Котельничском (пристань Вишкиль, Кировская область), Уфимском, Чебаркульском. И командующий округом распорядился «по прибытии в лагерь иметь вполне оборудованные химгородки и камеры окуривания для отработки нормативов СОВ с отгороженными площадками для работ с ними«.
Что до учета расходования военно-химического богатства, то приведем такой факт. Во время стрельб 122 мм химическими снарядами с СОВ, которые были выполнены в августе 1936 года на Чебаркульском окружном артиллерийским полигоне было израсходовано 280 снарядов. Авторы отчета упоминают о том, что 20 снарядов не разорвались, однако не приводят каких-либо данных о том, разыскивались ли эти снаряды вообще или же были оставлены лежать на полях до очередной беды. Этот факт высвечивает еще один путь «утилизации» — закапывалось в землю лагерей и полигонов далеко не все, остальное просто бросалось.
Летом 1937 года, года Большого Террора, особо важных новостей на военно-химическом фронте не случилось. Иприта для учений было выделено достаточно, и войска ПриВО, МВО, ЛВО, УрВО и других военных округов вышли в свои обычные лагеря и по-прежнему работали с химическим оружием — создавали полосы заражения, стреляли артхимснарядами, сбрасывали авиахимбомбы. В частности, в ХВО в тот год учились военному делу, в том числе химическому, в 15 лагерях и на одном полигоне. Перечислим эти места: Альматамакский лагерь (Севастополь), Ангарский (Симферополь), Ахтырский (ст.Ахтырка, Полтавская область), Безлюдовский (ст.Рогань недалеко от Харькова), Евпаторийский (Евпатория), Ереськовский (Полтава), Змиевский (Змиев, недалеко от Харькова), Криворожский, Лубенский (Миргород-Лубны, Полтавская область), Никопольский, Новомосковский лагерь (Новомосковск-Днепровский, Днепропетровская область), Новомосковский окружной артполигон (Новомосковск-Днепровский), Павлоградский (Павлоград, Днепропетровская область), Полтавский, Святогорский (Артемовск, Донецкая область), Чугуевский (Чугуев, недалеко от Харькова).
В указания по химической подготовке на летний сезон 1937 года войскам ПриВО предписывалось «особо обратить внимание: 1. На пропуск всего личного состава через упражнения с боевыми ОВ…» А когда осенью выяснилось, что в 1-м Татищевском лагере в 61-й стрелковой дивизии «не проводились занятий с применением боевых ОВ (нарушение приказа НКО N 106 1937 года)», только что назначенный командующий округом был вынужден резко отреагировать.
Кстати, в марте 1937 года предыдущий командующий П.Е.Дыбенко, ПриВО старавшийся поменьше вникать в «химические» дела, был вынужден разбираться с тем, что партия бочек с ипритом, которая была отправлена в 1-й Казанский лагерь для обеспечения летних учений 86 стрелковой дивизии, не была оформлена как «особо опасный» груз, требующий специального обращения и необходимого сопровождения. Закончилось все тем, что разгрузка бочек с ипритом, на которых к тому же не было наклеек, была проведена на товарной станции Казань без соблюдения мер предосторожностей. Часть иприта была просто разлита.
Эти прискорбные события не были исключением. Командующий ЗабВО издал в октябре 1937 года приказ «Об оставлении частями иприта без охраны«. Как оказалось, одна из эскадрилий 109 авиабригады покинула место своего размещения в районе разъезда N 111 (ныне станция Степь Читинской области), бросив без охраны 15 тонн иприта. А танковый батальон 93 стрелковой дивизии убыл из Иркутска в другое место, оставив на месте 1,5 тонны иприта. Конечно, командующий округом квалифицировал эти события достаточно резко («Такое безответственное преступное отношение командования частей к боевым ОВ свидетельствует от притуплении воинской бдительности, что могло привести к тяжелым последствиям«), однако вряд ли можно отстроиться от мысли, что подобного рода события относятся исключительно к нерадивым военным руководителям — «радивые» остатки ОВ просто закапывали, чтобы не подставляться под грозные приказы.
Особенностью 1938 года были специальные авиационно-химические учения в САВО в Голодной степи. Для их обеспечения было направлено: со склада N 137 (Ржаница) — 24 тонны люизита, со склада N 405 (Ильино) — 47 тонн иприта. Немало досталось и более рядовым работам. Вот, например, сколько иприта потребовалось ВВС РККА для обеспечения учебно-боевой подготовки в 1938 году: в СибВО и ЗабВО — по 8 тонн, в ЛВО, БВО и КВО — по 6 тонн, в ХВО, Приморской группе и ОКДВА — по 2 тонны, в САВО, МВО и СКВО — по 1 тонне. А еще на проведение специальных сборов химизированных авиабригад на ЦВХП в Шиханах потребовалось 40 тонн. А для ВВС флотов иприт был запрошен отдельно: Тихоокеанскому и Балтийскому — по 5 тонн, Черноморскому — 4 тонны.
Чтобы оценить, как проходила ипритно-люизитная учеба в ЗабВО, где в 1938 году значительная часть войск не выходила в летние лагеря, достаточно ознакомиться с докладом окружного военно-химического руководителя. С одной стороны, он констатировал, что «большинство химических подразделений и других родов войск… прошли большую практическую подготовку по работе с действительными ОВ«. С другой стороны он сообщал факт, который не может не насторожить современного эколога: «В соединениях отсутствуют специальные химические городки для возможности работы с боевыми ОВ и отработки боевых упражнений«. Получается, что мы не сможем судить, где именно войска ЗабВО (36-я, 57-я и 93-я стрелковые дивизии, 15-я и 22-я кавалерийские дивизии, 6-я и 32-я механизированные бригады, а также 29-я, 64-я, 73-я, 101-я, 109-я авиабригады) разливали СОВ и где они могли захоронить или бросить ненужное. В местах своего постоянного расположения или, напротив, в местах временных учений? Отметим в связи с этим, что в одном из документов указывалось, что во время майских учений соединений 1-го стрелкового корпуса в 1938 году временный химический склад, развернутый на разъезде 111 (ныне ст.Степь, Читинская область), был готов передать для обучения каждой из его дивизий (36-й, 57-й и 93-й) необходимое количество СОВ и ядовито-дымных шашек.
В 1939 году на летние учения было выделено иприта столько, что в директиву начальника Генерального Штаба РККА Б.М.Шапошников (1882-1945) попала следующая запись: «В течение текущего года все проводимые полевые учения наземных войск (марши, тактические занятия от батальона и выше, дивизионные и корпусные учения и т.п.) организовать в условиях высотных поливок СОВ авиацией«. К сожалению, теперь мы уже не можем решать задачу на поиск иприта в полном объеме. Возможно, мы сможем отыскать адреса лагерей и полигонов, где в то лето маневрировали войска Красной Армии. Однако же самолеты заправлялись ипритом на временных складах своих аэродромов и там же закапывали отходы и остатки ОВ. А адреса этих аэродромов (Красноярск, Детское Село, Воронеж, Гомель…) вряд возможно установить с достаточной полнотой. Тем более разыскивать места временных ям для закапывания ОВ.
Так военно-химическая служба по существу загнала армию и страну в экологическую ловушку — чем больше страна выделяла армии ОВ для летнего лагерного обучения, тем труднее потом было освобождаться от излишков этой отравы. И тем труднее найти в наши дни все места летних работ с ипритом и другими ОВ.
К этому пессимистическому выводу побуждает прискорбный эпизод, случившийся в Юргинском лагере СибВО летом 1939 года. Там пять колхозников получила поражение ипритом во время сенокоса на химическом полигоне Юргинского лагерного сбора после того, как они познакомились с бесхозной емкостью с ипритом. Событие получило огласку и достигло московских военных коридоров.
При расследовании выяснилось, однако, что на самом деле проблема более серьезна, чем рядовой эпизод. Как показалось авторам разгромного приказания, этот полигон будто бы «неудовлетворительно» очищается от ОВ и зараженной тары после работ с химическим оружием. На самом же деле колхозники из СибВО встретились с безответственной и по существу преступной системой. Они были отравлены потому, что встретились с бочками с ипритом на земле, которая по докладам и сводкам уже будто бы была обезврежена, просто исполнители по каким-то причинам не успели закопать (или закопать с сожжением, как делалось после 1938 года) опасное и уже ненужное имущество.
Аналогичные события произошли летом 1939 года в лагере Селикса (тогда Пензенская область входила в сферу ответственности ПриВО): 526 стрелковый полк покинул свой военный лагерь, бросив бочку из-под иприта и 399 ядовито-дымных шашек на «растаскивание» местным населением. А две бочки с ипритом в 112 дивизии (УрВО) находились без охраны. Ну и т.д.
Конечно, получив все эти сведения, ХИМУ РККА изобразило фигуру активности. В январе 1940 года оно распорядилось провести проверку того, как «приводятся в порядок химгородки в лагерях с переездом на зимние квартиры, приняв меры, чтобы все БХВ были сданы в охраняемые склады, а местность тщательно продегазирована«. К сожалению, исполнить подобные запоздалые распоряжения вряд ли было возможно. И не только потому, что уже наступила глубокая зима. Просто с 1933 года, с начала сплошного внедрения ОВ в учебную практику Красной Армии, они расползлись по нескольким сотням точек.
В 1940 году — последнем мирном году - летняя учеба войск, как и прежде, предусматривала широкое применение СОВ. Приказом НКО N 090 от 30 июня 1940 года войскам было предписано организовать широкое проведение показных учений по преодолению «действительных участков заражения» в каждой части.
Где все это происходило? Укажем на распределение военных лагерей и полигонов для округов, которые ранее не упоминались. В частности, войска Северо-Кавказского военного округа (СКВО) вновь вышли в 1940 году в многочисленные лагеря. Артиллеристы стреляли на артиллерийских полигонах: Саратовском окружном, Астраханском, Бело-Калитвенском (Белая Калитва, Ростовская область), Персиановском, Прудбойском. Военные летчики учились своему делу в многочисленных авиационных лагерях: Волкорезовском, Воропоновском, Гумракском (Гумрак, Волгоградская область), Злодейском, Крымском (Крымск, Краснодарский край), Куликовском, Нахичеванском, Пластуновском, Таганрогском (Таганрог, Ростовская область). А стрелковые, кавалерийские и горно-стрелковые дивизии вышли в свои традиционные лагеря: Абинский (Абинская, Краснодарский край), Анапский (Анапа, Краснодарский край), Астраханский, Бело-Калитвенский, Буйнакский (Буйнакск, Дагестан), Грознинский (Грозный, Чечня), Краснодарский, Ленинградский, Майкопский (Адыгея), Махачкалинский (Махачкала, Дагестан), Моздокский (Моздок, Северная Осетия), Новороссийский (Новороссийск, Краснодарский край), Орджоникидзевский (Владикавказ, Северная Осетия), Персиановский, Прохладненский (Прохладная, Кабардино-Балкария), Прудбойский, Саратовский, Славянский, Сочинский (Сочи, Краснодарский край), Туапсинский (Туапсе, Краснодарский край), Урупский, Урюпинский (Урюпинск, Волгоградская область), Шелковской (Шелковская, Чечня). И в том, что там активно работали с СОВ, сомнений нет.
Чтобы понять, как приказ о работе с действительными ОВ реализовался в тех территориях, где войска не выходили в летние лагеря (они были «на переднем крае борьбы»), достаточно заглянуть в письмо начальника химической службы Забайкальского военного округа (ЗабВО) от 15 июня 1940 года. Автор извещал начальников химической службы трех дивизий, располагавшихся тогда на территории нынешней Читинской области — 15-й кавалерийской (ст.Даурия), а также 65-й (ст.Мациевская) и 109-й стрелковых (ст.Харанор), — что в их распоряжение «для отработки занятий по преодолению участка заражения действительными ОВ» выделено по 4 бочки иприта. Однако вряд ли кому-либо пришло в голову выводить части только лишь для работ с ОВ на специальные полигоны. Показные учения проводились прямо в местах расположения частей: 15-я Кубанская кавалерийская дивизия провела свои учения с ипритом в августе 1940 года в районе ст.Даурия, 109-я стрелковая дивизия — в районе ст. Харанор, 22 кавалерийская дивизия — на ст.Хадабулак (они закончились поражением одного химинструктора), 152 стрелковая дивизия — на ст.Чиндант, 114 стрелковая дивизия — на ст.Дивизионная (недалеко от Улан-Удэ), 93 стрелковая дивизия — на ст.Антипиха (недалеко от Читы), ну и т.д. Однако израсходовала 15-я кавалерийская дивизия не 4, а лишь одну бочку иприта, равно как и 109-я стрелковая дивизия потратила не более одной бочки (остальное осталось «под охраной часовых при 544 стрелковом полку»). Следует подчеркнуть, что в принципе эти 12 бочек иприта могла ждать несколько более определенная судьба, чем тысячи предыдущих их сестер, однако жизнь по-прежнему оказалась сложнее схем — на будущий 1941 год «спущенные» со складов непосредственно в войска и оставшиеся не израсходованными бочки с ипритом скорее всего уже не были потрачены на обучение. Они, как и многое другое, по существу растворились в истории. Так что вряд ли можно сыскать их следы в документах, зато в качестве экологического оружия они показали и еще покажут себя не один раз.
Кстати, при оценке степени растаскивания химического оружия в те годы, следует иметь в виду, что реальная обстановка на ДВФ, как и в ЗабВО, не располагали к работе с СОВ в постоянных военных лагерях. Военно-химическая активность I КА осуществлялась в основном непосредственно в местах дислокации войсковых частей. Одно из мест, где получили поражение от СОВ 5 красноармейцев, был так называемый ГУР — Гродековский укрепрайон в районе ст.Гродеково (Пограничный, Приморский край) практически на границе с Китаем. А еще были другие — Благовещенский, Барабашский, Уссурийский, Посьетский и Полтавский. Поэтому достаточно бессмысленным выглядит приказание командующего войсками, что участки, где были «проведены учения, ограждать и выставлять караулы по охране до момента самодегазации«.
Впрочем, некоторые воинские соединения в I КА отрабатывали в 1940 году навыки работы с СОВ и в нескольких традиционных военных лагерях: 43 стрелковый корпус — в Барановском лагере на Барановском артиллерийском полигоне, 92 стрелковая дивизия — в лагере Сидеми (ст.Бамбурово, Приморский край), 31 стрелковый корпус — в лагере Танга.
Ясно, что при такой организации растаскивание ОВ и вообще химического оружия было неизбежно. В пользу реалистичности этого суждения укажем на приказ наркома обороны маршала С.Т.Тимошенко от 28 мая 1940 года «Впредь все виды учебно-боевых стрельб проводить только на постоянных полигонах«. В его развитие был издан, например, приказ по СибВО: «Артиллерийские и все остальные учебно-боевые стрельбы на временных артиллерийских полигонах с сего числа прекратить. Впредь все учебно-боевые стрельбы проводить только на постоянных артиллерийских полигонах«. Было уточнено, какие именно участки Сибири впредь надлежало считать «постоянными» местами артучебы: Красноярский артполигон, Юргинский, Бийский, Барнаульский, Омский и Славгородский.
К сожалению, это решение слишком запоздало — следующим летом 1941 года Красная Армия училась военному делу совсем на иных полях. А о тех артиллерийских химических снарядах, которые были разбросаны и не подорваны на «временных», равно как и «постоянных», артиллерийских полигонах, было забыто.
Забыто было и об авиационных химических боеприпасах. Летом 1940 года в Западном Казахстане южнее Лбищенска (в районе которого погиб В.И.Чапаев) на гигантском авиационно-химическом полигоне ПриВО (размером 6400 квадратных километров) были проведены военно-химические учения и испытания химического оружия. Что до «излишков» авиабомб с ипритом и синильной кислотой, то вывозить их не стали (железной дороги там нет и поныне), а оставили на следующий сезон, прикопав (так написано в тексте документа) в земле 35 бомб ХАБ-200 с синильной кислотой, 48 бомб ХАБ-200 со смесью иприта и люизита, 120 бомб ХАБ-100 со смесью иприта и люизита, и далее по всей номенклатуре. Фашистская Германия подкорректировала планы на следующий сезон, остается понять, а где же те «прикопанные» авиабомбы с синильной кислотой и ипритом?
Большая военно-химическая активность 1940 года не могла не привести к последствиям. В частности, в I КА (до образования Дальневосточного фронта она именовалась I ОКА, Приморский край) в приказе по армии от 29 сентября 1940 года командующий М.Т.Попов был вынужден разбирать случаи поражений войск при работе с СОВ во время учебных работ (четыре эпизода в различных войсковых частях, общее число пострадавших — 10 военнослужащих).
В заключение этого раздела отметим, что ныне места «учебной» работы войск с реальными СОВ (ипритом, люизитом и их рецептурами)уже невозможно даже перечислить. Особенно когда нынешние наследники той экологически преступной военно-химической практики (они называют себя войсками РХБЗ России) делают вид, что они к той практике не имеют ни малейшего отношения.
| « Назад | Оглавление | Вперед » |