17.2. БЕЗЗАЩИТНЫЕ РАБОЧИЕ (ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ БЕЗ ВЗАИМНОСТИ)
Обращаясь к проблеме защищенности (незащищенности) рабочих, начнем с того, что обычно именуют технологиями производства химоружия. Их у нас, по существу, не было, если под технологиями понимать такие технические решения, которые были бы предварительно отработаны и проверены по всем правилам и которые были бы абсолютно безопасны для персонала551.
В частности, методы и подходы, применявшиеся в Советском Союзе в 20-50-е гг. при производстве иприта (XX) и люизита (XXI) и снаряжении этих СОВ в боеприпасы, были предельно упрощены, настолько упрощены, что называть их технологиями невозможно. Это была двойная демонстрация: и технического уровня страны, и отношения ее властей к своим согражданам.
С самого начала для заводов химоружия было характерно принципиальное противоречие между требованиями армии обеспечить скорейшее возведение мобилизационных мощностей по химоружию и профессиональным желанием производственников обеспечить безопасность работы производств. Практически не было ни одного случая, чтобы выделенные финансовые ресурсы позволяли бы удовлетворить оба эти требования. Поэтому конфликты интересов армии и представителей промышленности были неизбежны.
«…Теперь еще один вопрос, который нужно затронуть параллельно с вопросом о постановке производства удушающих газов. Надо согласиться с тем, что сделано за границей, а с другой стороны разработать вопрос охраны труда. Если мы изобретем наилучшие газы и разработаем аппаратуру, но наши рабочие будут не подготовлены, а условия труда будут такими, что они будут выходить из строя, то это допустимо в военное время в капиталистической стране, но это нельзя допустить даже в военное время в нашей стране. Эти вопросы требуют самой серьезной разработки…
П.А. Богданов, 28 ноября 1923 г.«
Романтические мысли П.А. Богданова (1882-1939) — руководителя ВСНХ РСФСР времен 1921-1925 гг., высказанные на ранних этапах подготовки к химической войне, так и остались лишь мыслями. Что до реальной жизни, то она развивалась по иным сценариям.
Одно из первых столкновений интересов произошло весной 1928 г., еще до того, как заместитель председателя СНК и СТО Я.Э. Рудзутак подписал постановление СТО от 12 апреля 1928 г. «Об обследовании капитального строительства в химической промышленности» (анилино-красочной, а также основной). В представленной в СТО записке ВОХИМУ РККА требовал решить три вопроса: «1. Форсировать сроки нормальной работы новых установок, особенно имеющих военно-химическое значение». 2. Привлечь представителей Военведа к участию в работах соответствующих органов по выполнению плана строительства химической промышленности, в частности, по разработке плана анилино-красочной промышленности. 3. Усилить работу мобилизационных органов промышленности, обязать их иметь строгое наблюдение над сроками развертывания производств, имеющих военно-химическое значение»375. Однако в документе, который фактически подписал Я.Э. Рудзутак, внимание акцентировалось на иных проблемах. ВСНХ было, в частности, предложено: …»и) обязать руководителей химтрестов принять меры к своевременному осуществлению устройств по охране труда и технике безопасности, обеспечить готовность их, в особенности вентиляционных устройств к моменту пуска производств; к) обязать Севхимтрест, одновременно с развертыванием цехов Чернореченского завода, подготовить жилищное строительство и принять меры к поднятию благоустройства имеющегося при этом заводе поселка и к улучшению обслуживания его медпомощью и т.д.»
Как видим, поначалу подходы руководства армии и промышленности отличались друг от друга кардинально. Однако в коридорных битвах победил стандартный подход армии — «давай-давай». В результате к началу Великой Отечественной войны ни один завод химоружия СССР не имел ни приемлемой технологии, ни очистных сооружений.
Во время Великой Отечественной войны, когда резко расширился выпуск ОВ и до минимума снизился интерес руководства страны к защите людей на этих производствах, масштабы отравлений людей приняли фантастический характер, сравнимый с фронтовыми потерями в период наступательных действий. Как следствие, не было недостатка и в обследованиях — химических, медицинских, профсоюзных. Лишь отдаленное представление об этом ужасе дают справки проверяющих, когда их (проверяющих) посылали этим заниматься, а также многочисленные приказы и постановления.
Серьезность положения была столь чудовищна, что в декабре 1942 г. пришлось готовить совместный приказ НКХП СССР и НКЗ РСФСР, посвященный «большому числу случаев профессиональных отравлений» на заводах № 96 и 102566. В феврале 1943 г. в НКХП была изобретена должность главного инспектора НКХП по контролю за соблюдением правил техники безопасности на заводах спецхимии1034. А после серии новых тяжелых событий дело докатилось до Кремля, и ГОКО был вынужден в июле 1944 г. изобразить фигуру заботы в специальном постановлении «об усилении профилактических мероприятий» на предприятиях химоружия, после чего не мог не появиться новый совместный приказ НКХП СССР и НКЗ СССР, на этот раз в ноябре 1944 г.778. Вряд ли стоит заблуждаться насчет целей этих бумаг — к заботе о людях они отношения не имели. Достаточно напомнить две директивные фразы: «запретить открытый способ исправления брака» и «немедленно прекратить ручное, открытое исправление брака на всех заводах». Первая была написана в декабре 1942 г.566, вторая — в ноябре 1944 г. (на этот раз даже по согласованию с ВЦСПС)778, когда война уже заканчивалась и встал вопрос о частичной консервации цехов химоружия424. Обе фразы имеют аналогию с подвигами солдат, бросавшихся на амбразуру вражеских пулеметных гнезд, с поправкой на специфику тыла: не исправивши брак, не сдашь продукцию и… не получишь усиленный паек.
Что касается идеи руководства страны стремиться к производству только лишь дешевого химоружия, то она обернулась многочисленными трагедиями. Речь идет об абсолютно неверном подходе к технологическому оформлению производств важнейших СОВ — иприта и люизита.
В принципе в стране действовали два типа промышленных процессов, которые разрабатывались по принципиально разным нормативам. Один тип — это процессы, которые проходят под высоким давлением, при высоких температурах, при больших скоростях. В этих производствах любое нарушение герметичности, любая ненадежность угрожали разрушением всего цеха и одномоментной гибелью людей. При проектировании этих производств были использованы чрезвычайно жесткие нормативы, а на возведение заводов затрачивались очень большие деньги. Другой тип — это обычные производства органического синтеза, которые предназначались для выпуска менее агрессивных и сравнительно менее опасных веществ (дихлорэтана, бензола и т.п.). В подобного рода процессах оборудование и коммуникации допускали упрощение, а соответствующие цеха — удешевление при их возведении.
В производствах СОВ нарушения герметичности в распределительных сетях, на взгляд руководителей армии и химической промышленности, не сопровождались выходом из строя всего цеха и его персонала. В этих цехах люди подвергались отравлению ипритом, однако не сразу, а постепенно, они могли работать продолжительное время при сохранении внешнего благополучия605.
И тем не менее с учетом особых токсических свойств иприта и люизита на них должны были быть распространены нормы проектирования первых — особо опасных и более дорогих — производств605.
«Считаю необходимым напомнить и никогда не забывать, кого мы направляли для работы в эти физически тяжелые и особо вредные цеха. В эти цеха была направлена самая лучшая, самая здоровая цветущая молодежь, наши стахановцы, передовые люди заводов, отборные, проверенные и морально устойчивые, лучшие коммунисты, комсомольцы и забывать этого нельзя«.
А.Г. Богданов, завод № 91, май 1949 г.605.
Следовало учесть, что в производствах химоружия ремонт и дегазация оборудования и уничтожение зараженных отходов — это операции, по своей значимости сопоставимые с основными технологическими операциями и потому требовавшие максимальной механизации и учета специфики продуктов. Следовало также принципиально изменить требования к зданиям, сооружениям, полу, канализации. Территории цехов должны были иметь специальные площадки и бассейны для дегазации целых агрегатов с применением механических подъемников, транспорта и т.п.605
Тем более необходимо было учесть тот факт, что пары нестойких ОВ способны образовывать с воздухом взрывоопасные смеси.
Советская власть и ее безответственные представители сэкономили при возведении цехов иприта, люизита и других ОВ немалые деньги. А страна потеряла в результате этой экономии десятки тысяч человеческих жизней. Не говоря уж о неэффективных затратах на лечение неизлечимых болезней.
«Предприятия по производству «Н« [так в документах шифровался иприт. - Л.Ф.] весь период войны были крайне неблагополучны по отравлениям. Чрезвычайно высокая токсичность продукта, низкий уровень применяемой техники, небрежность в работе привели к массовым отравлениям с высокой летальностью и инвалидностью.
Наиболее опасными были операции по разливу «Н« в объекты, технически указанная работа не была решена и разлив сопровождался частыми обливами поверхности объектов. Недолив жидкости и перелив ее не был устранен при наполнении объектов.
Кроме того, объекты при дальнейших с ними работах обнаруживали неплотности и заражали все.
Законсервированные цехи неоднократно дегазировались, но десорбция и испарение продолжают происходить.
Заместитель Главного государственного санитарного
инспектора РСФСР Марей, 24 июня 1947 г.«550
«Основной причиной профотравлений является несовершенство применяемых технологических процессов, работа на устаревшем и непригодном с гигиенической точки зрения оборудовании,.. с применением ручных операций при загрузке, выгрузке и перелопачивании продуктов…
Особо следует отметить крайне неудовлетворительное состояние коммуникаций, работающих под давлением, а также отсутствие устойчивого к воздействию агрессивных веществ прокладочного материала…
Необходимо обязать МХП принять безотлагательные меры к модернизации технологического оборудования, демонтажу устаревшего, неудовлетворительного с гигиенической точки зрения производственного оборудования и, в первую очередь, где применяются стойкие ОВ и другие весьма агрессивные яды…
Заместитель министра здравоохранения
СССР В. Жданов, 27 сентября 1956 г.«575.
«… в производстве иприта выделение продукта в атмосферу производственных помещений приводит к крайне тяжелым последствиям для обслуживающего персонала. Учитывая взрывоопасность процесса, существующие автоматические приборы… и другие технические средства автоматики оказались непригодными. Непригодность их также усиливалась высокой агрессивностью среды.
В.Н. Антонов, начальник ПГУ Госкомитета
СМ СССР по химии, 21 февраля 1959 г.«
В результате ошибочной технической политики все цеха по производству химоружия конструктивно были оформлены на том простейшем уровне, который в 20-30-х гг. применялся для выпуска обычных химических веществ. К тому же на крупнотоннажные производства высокотоксичных ОВ механически был перенесен опыт микроустановок, где работало по 3-5 человек в смену. В этих системах иприт и люизит передавливались под давлением по свинцовым трубам в железной броне с обычными свинцовыми разбортовками и прокладками, хотя это не всегда допустимо даже в обычных химических цехах. Ремонт оборудования по выпуску ОВ совершался только вручную и прямо на месте. Дегазация оборудования и сооружений от иприта и люизита совершалась только вручную без применения каких-либо технических средств605.
Проектировали все эти откровенно антигуманные производства, главным образом, два института — ГСПИ-3 и Гипрохим. Важно иметь в виду, что среди прочего в1945 г. была сделана попытка учесть печальные уроки прошедшей войны — возникновение гигантского количества инвалидов ипритного труда. В специальном совместном приказе МХП и НКЗ было решено, что организациями ПГУ МХП должны быть разработаны безопасные методы производства иприта, которые бы гарантировали предупреждение острых и хронических отравлений рабочих и устраняли опасность инвалидизации рабочих, характерной для старых методов производства. Когда же на рубеже 40-50 гг. встал вопрос о возобновлении выпуска иприта на ряде химзаводов, выяснилось, что научные и проектные организации ПГУ МХП этого решения не выполнили584.
Особо следует остановиться на одной из самых трудных и опасных для людей операций — разливке ОВ по боеприпасам.
Попытки «дешевой» и мало наукоемкой механизации предпринимались неоднократно. Однако еще в1937 г. в одном из документов ВОХИМУ можно было прочесть вынужденную констатацию в отношении разлива СОВ по боеприпасам на заводе № 102 в Чапаевске: «Существующие станки не годятся для снаряжения оболочек, практически в ходу не работают, а текущие заказы выполняют в заводской пристройке». В отношении НОВ — то же самое: «Снаряжение идет практически вручную из мерников и в жаркое время снаряжать нельзя» (снаряжательный станок не заработал с момента установки). Учитывая год констатации, неудивительна и названная причина («вредительство»).
Однако в последующие два десятка лет не изменилось ничего.
Лишь в 1958-1966 гг., то есть через много лет после окончания войны, на заводах №№ 91 (Волгоград) и 148 (Дзержинск) были установлены, наконец, устройства, которые позволяли производить химоружие с несколько меньшей опасностью для персонала. Именно тогда удалось автоматизировать важнейшие операции снаряжения боеприпасов: наполнение их жидкими и вязкими ОВ с нужной точностью дозирования, контроль уровня наполнения, герметизацию и дегазацию боеприпасов.
Только после этого отпала необходимость доливки иприта и люизита в боеприпасы на заводах ОВ с помощью чайников, кружек, мерников и тому подобных малоподходящих бытовых устройств. Однако воспользоваться «новой техникой» уже не удалось — выпуск этих СОВ практически прекратился.
Лишь при производстве зарина, зомана и V-газа на заводах Волгограда и Новочебоксарска эти запоздалые технические достижения, хотя и не сразу, но позволили несколько снизить количество острых и хронических отравлений.
С производствами иприта и люизита связан еще один неисполненный долг советской власти и, в частности, руководства промышленности перед людьми, которые были поставлены ими на опасную работу. Рабочие практически не имели защитной одежды, которая бы укрывала их от ОВ на месте работы551.
Упомянем в связи с этим, что при выполненной в 1937 г. проверке подготовленности ипритных цехов химзаводов в Березниках и Сталиногорске к будущей работе прибывший для этого контролер бесстрастно заметил, что работники завода «совершенно не обеспечены защитной одеждой»417. Спокойствие проверяющего было закономерным, потому что все работы по получению иприта и люизита, произведенного между 1924 и 1945 гг., а это более 100 тыс. т, наши рабочие выполняли в одежде, которая их совершенно не защищала. Поскольку речь шла о СОВ кожно-нарывного действия, не было возможности ограничиться только противогазами. Однако ни армия (она не смогла защитить даже своих людей), ни руководство промышленности не предприняли необходимых усилий по обеспечению рабочих средствами защиты кожи. И верхом бесстыдства и одновременно явным показателем банкротства всей советской системы было решение, принятое в 1949 г. на секретной конференции «об охране труда и технике безопасности работников спеццехов» (Дзержинск)605. Работники промышленной «спецхимии» и врачи, которые по должности были обязаны защитить людей, участвовавших в выпуске иприта и люизита, приняли решение: «Просить институт охраны труда ВЦСПС разработать защитную спецодежду, удобную в носке и в работе и обеспечивающую полную гарантию от поражения жидким продуктом СОВ и их парами, повышенного физического напряжения работающих»551.
Вряд ли можно представить еще больший уровень цинизма и презрения государственной бюрократии к рядовым гражданам. Армия узурпировала право на принятие любых решений по химоружию и на сокрытие всей информации на эту тему. Промышленность исполняла заказы армии на выпуск химоружия любой ценой, в том числе ценой жизни тысяч людей. Медицина позволила армии и промышленности произвести свыше 100 тыс. т иприта и люизита даже без минимальной защиты людей. И после этого триумвират ВХК счел, что не они, а именно общественная организация рабочих — профсоюзы — должна разрабатывать средства защиты рабочих от химоружия551.
Второй этап этой трагедии случился во второй половине XX века, когда армии захотелось обладать запасом химоружия второго поколения.
Из-за чрезвычайно высокой опасности работ с ФОВ, и особенно с V-газом, первоначально предполагалось, что в спеццехах рабочие на выпуске советского V-газа и его снаряжении в боеприпасы будут работать в абсолютно герметичных скафандрах. Идея эта не была новой — скафандры были обязательным элементом выпуска новейших ФОВ в Германии (он был подготовлен на заводе химоружия в Дихернфурте-на-Одере в годы Второй мировой войны)428. Однако создание этого достижения современной техники далось лишь немецким конструкторам времен войны и американским — в послевоенное время. В Советском Союзе надежды на работу в цехах химоружия в скафандрах существовали еще в 1955 г. в связи в проектом создания цеха № 60 для выпуска ФОВ на заводе № 91 в Сталинграде (фраза в протоколе, подписанном главным инженером ПГУ МХП В.Н. Антоновым, звучала директивно: «обязать ГСНИИ-403 форсировать испытание скафандров для защиты обслуживающего персонала, имея в виду, что применение скафандров позволит резко улучшить условия работы обслуживающего персонала»)1015. Однако до изготовления самих скафандров в соответствующем институте в Казани, который гордо именовал себя НИИ-404, дело так и не дошло. И они остались лишь в мозгу проектантов. При выпуске ФОВ в Советском Союзе их никто никогда не использовал — ни в 1952-1987 гг. в Сталинграде, ни даже в 1972-1987 гг. в Новочебоксарске51. И не потому, что не умели делать (умели — для выхода советских космонавтов в открытое космическое пространство), а потому, что не захотели доводить дело до ума. А большой начальник из советского ВХК В.Н. Антонов, пожертвовав людьми в цехах выпуска ФОВ, спокойно продолжил свои руководящие дела551.
Таким образом, все советские запасы ФОВ рабочие Сталинграда и Новочебоксарска произвели в оппаноловых костюмах Л-1, которые в принципе не обеспечивали защиту кожи от ФОВ. Не говоря уж о том, что превышения ПДК по ФОВ в рабочей зоне на этих заводах были, скорее, правилом, чем исключением. Соответственно, еще в 1953 г. для части рабочих заринового производства завода № 91 пришлось устанавливать 6-часовой рабочий день445. А в 1960 г. в зариновом цехе рабочий день был сокращен до 4-х часов1035. Потому что факты производственного травматизма, связанного с выпуском ОВ, стали для советской системы производства химоружия нормой578,579. Неудивительно, что статистика травматизма в 1972-1975 гг. на предприятиях В/О «Союзоргсинтез» (а их было более десятка) была такова, что наибольшее число событий, которые были квалифицированы как «производственный травматизм», приходилось на два химзавода — тех, что производили ФОВ (Волгоградский и Новочебоксарский)578.
Переходя от «защиты» к фактам реальной жизни, отметим сразу, что ознакомление с деталями не может не поразить даже людей с крепкими нервами.
Врачи, которые в начале Великой Отечественной войны начали на сотнях своих сограждан наблюдать патологию, связанную со стойкими ОВ (ипритом и люизитом), отмечали не совсем то, чем их политические и военные руководители хотели поразить вероятного противника. А иногда и совсем не то.
Напомним, что при больших (боевых) концентрациях и попадании на кожу иприт и люизит оказывают, главным образом, кожно-нарывное действие, смерть от боевых концентраций люизита наступает довольно быстро, а от иприта — в течение суток. У рабочих, производивших иприт и люизит в Чапаевске и Дзержинске, Сталинграде и Березниках не в боевой, а в производственной обстановке, наблюдались в первую очередь медленно развивающиеся изменения в легких. Рубцевая соединительная ткань в легких разрасталась, что приводило к прогрессирующей одышке, кашлю с обильной рвотой, кровохарканьям и вторичным изменениям со стороны сердца, а также нервной системы, психики и других органов. Наблюдалось также влияние на зрение605.
И.Б. Котляра:
«Говоря о человеческих жертвах на производстве иприта, нужно учесть особенности этого вещества, отличающие его от люизита и других боевых ОВ. Коварство иприта состоит в том, что он не обладает резким запахом, в отличие от люизита, запах которого непереносим уже при концентрациях, во много раз ниже концентраций, оказывающих поражающее воздействие. Можно было без противогаза находиться рядом с лужей пролитого иприта и довольно долго и спокойно обсуждать работу по устранению аварии. При этом ощущался не очень резкий приторный запах. Последствия сказывались через несколько часов или сутки: покраснение глаз, поражение голосовых связок, кашель. После нескольких дней отдыха и лечения все эти симптомы исчезали, а затем все повторялось снова и снова. Воздействие иприта кумулировалось, и в среднем через несколько месяцев уже появлялся хронический бронхит, далее эмфизема легких, бронхоэтазы, склонность к частым воспалениям легких, неизлечимое профзаболевание и инвалидность. Вот почему работавшие в цехе люизита после окончания войны были практически здоровыми людьми, и последствия этого боевого ОВ сказались только через десятки лет. Работавшие же в цехе иприта и цехе снаряжения все без исключения стали профессиональными больными или инвалидами«556.
М.А. Плотущихиной:
«Относительно отдаленных последствий при контакте с парами иприта следует отметить стойкую светобоязнь, помутнение роговицы и понижение зрения, чем страдают до настоящего времени все рабочие, имевшие в годы Великой Отечественной войны контакт с ипритом. Были и такие, кто в конце концов лишились зрения. Смолоду все страдали понижением и потерей слуха в связи с поражением носоглотки парами иприта.«880.
Изменения в организме людей были необратимыми. Они развивались во времени, в том числе в отсутствие контакта с ОВ. Провоцировали их даже неудовлетворительные условия жизни, даже простудные заболевания. Нередко наблюдался легочный туберкулез. Смерть наступала обычно от вторичной пневмонии на фоне нарастающей легочной недостаточности605.
Взгляд работников, пострадавших от стойких ОВ, вполне красноречив.
«В конце каждого месяца цех № 5 [Чапаевск, завод № 102. - Л.Ф.] лихорадило по выполнению плана по всем видам изделий. Рабочих рук не хватало, и из отделов заводоуправления формировались бригады, которые направляли в цех. В конце апреля 1942 г. меня назначили руководить бригадой, сформированной из работников бухгалтерии. В цехе получили задание по подготовке к окраске и маркировке авиационных бомб весом 25 кг, наполненных смесью иприта и люизита. Они были сложены штабелем в отделении чистки. Часть изделий подтекала, в воздухе был резкий запах «продукта«. Я доложила об этом начальнику цеха, но он предложил мне не заниматься пустыми разговорами, а приступать к работе. Я сообщила главному инженеру об обстановке, но он предложил надеть противогазы, резиновые фартуки и перчатки и подвергнуть изделия повторной дегазации с отбраковкой изделий с течью. Не выполнить приказ я не могла, хотя понимала, что все сотрудницы бухгалтерии были обречены. Переходя от одного станка к другому, я увещевала женщин не снимать противогазы, однако, не имея навыков, они то и дело сдергивали маски — «подышать свежим воздухом«. Мне тоже приходилось снимать маску, так как они не слышали меня. В середине смены, поняв бесполезность затеи, начальник цеха отпустил нас домой. Было поздно — все уже получили поражение глаз, голосовых связок и бронхов. Утром все получили больничные листы, я отказалась и с трудом ходила на работу. Акта о массовом поражении составлено не было. Неудивительно, что среди сотрудников завода, не работавших в спеццехах, появились профбольные«.
Ниже будут рассматриваться многочисленные отравления от ОВ людей при работах по промышленному производству химоружия, в особенности при выпуске иприта. Важно при этом помнить, что еще в 1926 г. армейский военно-химический начальник Я.М. Фишман хвалился тем, что в недрах его ведомства будто бы «открыт способ предупреждения токсического действия иприта путем прививок»106. Это было обыкновенным враньем. И в 1944 г. врачи Горьковского НИИ гигиены труда и профзаболеваний, декларировавшие, что ими будто бы «разработаны новые эффективные методы лечения ипритных поражений»564, тоже писали неправду.
Необходимо помнить, что во время Великой Отечественной войны все работники ипритных цехов — а это десятки тысяч людей — были отравлены. Все до одного, различия были лишь в степени отравления. И это при том, что ни до, ни после той страшной войны средств лечения отравлений ипритом в СССР не существовало. Соответственно, из тех, кто в процессе войны был отравлен, не был вылечен никто. Такова констатация времен 1994 г., выполненная очень знающим человеком8. Средств лечения ипритных поражений не появилось в России и в 2006-2008 гг., когда иприт в стране закончился551.
Такова была проза той жестокой жизни, о которой обществу и поныне не хотят рассказывать самодовольные чины из ВХК.
Отдельного разбора требует вопрос о спецпитании людей, брошенных на тяжелейшее и опаснейшее дело, — работу с ОВ. Необходимость этого дошла до советских властей не сразу. Лишь через год после начала Отечественной войны, после потери множества людей в опасном тылу, каковым были производства химоружия, СНК СССР постановлением от 18 мая 1942 г. установил нормы выдачи спецпитания для рабочих с особо вредными условиями труда. Однако благодеяние это распространялось только на дни работы во вредных условиях. В результате люди, заболевшие от общения с ипритом и люизитом, доползали до бараков и без нормального питания на ноги подняться уже не могли. Жизнь показала, однако, что следствием этого варварства была слишком большая смена персонала заводов химоружия. И властям скрепя сердце пришлось пойти на подкормку отравленных людей даже в дни их болезни, что и было закреплено еще через год — 13 мая 1943 г. — новым распоряжением СНК. Впрочем, к руководству заводов химоружия (от директоров до парторгов ЦК ВКП (б)) это отношения не имело — их кормили по отдельному распоряжению как работников ипритных цехов (на заводе № 102 — 10 человек, № 96 — 11, № 761 — 11 и т.д.)565.
Людям, живущим в XXI веке, полезно знать, что именно в годы Великой Отечественной войны входило в суточную норму спецпитания для рабочих «в тылу», имевших дело с ипритом-люизитом: 200 гбелого хлеба, 50 гсливочного масла, 180 гмяса и рыбы, 50 гкрупы, 400 говощей и картофеля, 50 гсахара, 50 гсухих фруктов, 50 гбелой муки. Этот уровень питания в целом был не хуже, чем у бойцов в действующей армии. Разумеется, выносить еду с заводов химоружия и подкармливать ею голодавших членов семьи не дозволялось, о чем в октябре 1942 г. был издан специальный приказ565. Не будет лишним упомянуть, что некоторые продукты питания рабочим вредных цехов зачастую не выдавались из-за их отсутствия560, что, однако, не освобождало от необходимости выполнять боевые задания — производственные планы по иприту.
Остается добавить, что и после окончания войны спецпитание людей, отравленных ипритом и люизитом, оставалось проблемой № 1. Профинвалиды должны были или умирать от голода, или же возвращаться на опасную работу, несмотря на инвалидный статус. И властям все-таки пришлось возвращаться к вопросу о сохранении для них бесплатного спецпитания не один раз — и в рамках постановления 1947 г.1023, и в рамках других документов, в том числе для учета людей, отравившихся уже в процессе послевоенного производства ОВ1036.
От прошлого осталось немало случаев, когда государство вело себя по отношению к людям в высшей степени подло. Особенно это проявлялось в отношении властей к женщине. Именно решения об использовании женского труда на работах с ОВ могут служить иллюстрацией истинного отношения со стороны государства и его официальной медицины к человеку.
В качестве иллюстрации сошлемся на приказ по ПГУ НКХП, изданный в горячке первых дней войны, 21 августа 1941 г., о мерах по расширению использования женского труда на заводах химоружия Дзержинска (Нижегородская обл.)779. И это понятно — найти в тылу нужное количество здоровых мужчин, пригодных для использования во вреднейших цехах, было невозможно. Меры были приняты, использование — расширено. И обреченных мужчин заменили на обреченных женщин.
«В советские годы поселок Иващенков стал городом Троцком, позднее его переименовали в Чапаевск. Все кругом было желто от газов — голая, без живого ростка земля, бараки, лица людей. Чахлая неприхотливая герань на окошках. В первой пятилетке производство расширили. Платили там хорошо, и голодные, раздетые крестьяне из окрестных деревень повалили валом. С энтузиастов брали подписку в том, что никаких претензий по поводу здоровья они администрации не предъявят. В особо вредных цехах выдавали маски и прорезиненные костюмы. Через три годы такой выгодной работы «энтузиаст« становился полным инвалидом и вскоре умирал. В этих же цехах работали женщины. Их уверяли, что при соблюдении техники безопасности здоровью ничто не угрожает. Но уже через год женщина переставала быть женщиной. А потом — конец«.
(А. Антонов-Овсеенко. Портрет тирана.
Москва: Грэгори Пэйдж,1994 г., 480 стр.).
Что до санитарных врачей, то их-то в годы войны вряд ли кто спрашивал, да и не было у них тогда мотива беречь женщин. Впрочем, и после войны они далеко не всегда включались в процесс защиты людей и окружающей среды от агрессии со стороны химических спецпроизводств. В качестве редкого противоположного примера приведем письмо Минздрава СССР 1956 г. с разбором ситуации в городе химии Дзержинске575. Причиной были два события — обращение 550 специнвалидов завода № 96 в ЦК КПСС о своей тяжелой судьбе и соответствующее и на редкость гуманистическое поручение ЦК (дело было вскоре после революционного XX съезда КПСС). После такого демарша со стороны высшего органа власти страны Минздрав нашел возможным «приостановить эксплуатацию 12 промышленных объектов как не отвечающих санитарным нормам» и позаботиться о людях. Среди «приостановленных» были в перечне и цеха всех трех заводов химоружия Дзержинска — № 96, № 148 и ЧХЗ.
Впрочем, продолжалось все это недолго. И вряд ли нынешнее поколение руководителей Минздрава России признает тот факт, что в августе 1966 г. его предшественники получили отчет Горьковского НИИ ГТП, который принадлежал санитарной службе Минздрава СССР, о состоянии здоровья работников, занятых опытным производством советского V-газа на заводе № 91. Рассмотрев все стороны опыта, фактически осуществленного над людьми в секретных цехах в Волгограде, авторы не рекомендовали в дальнейшем использование женского труда непосредственно в производстве этого ОВ и рекомендовали усовершенствование технологии производства «продукта»579.
Кончилась та инициатива печально. Санитарная служба Минздрава СССР принимать во внимание рекомендацию не стала. А через пару лет сам надзор за цехами производства ОВ вообще был передан еще более секретной медицинской службе при Минздраве СССР118. А эта обслуга ВХК рассуждала не так, как в Горьковском НИИ ГТП. Так что нельзя было надеяться, что ни одна женщина не будет участвовать в выпуске советского V-газа. И они участвовали — фактически половину работников ПО «Химпром» (Чувашия), участвовавших в его выпуске в 1972- 1987 гг., составили женщины. А надзор за состоянием здоровья рабочих, занятых на производстве токсичнейшего ОВ, — и мужчин, и женщин — будто бы осуществлял «гигиенический» институт, расположенный в С.-Петербурге.
Остается сделать констатацию. В настоящее время уже очевидно, что все советские рабочие, погибшие и получившие увечья от отравлений «в тылу» в процессе и в результате выпуска химоружия в 1941-1945 гг. (это десятки тысяч людей), были сражены по недомыслию руководства страны и собственной «армии-защитницы», а не вследствие агрессии немецко-фашистских захватчиков. И не только по недомыслию предвоенного военно-химического руководителя Я.М. Фишмана и его потомков по должности, но и всей советской системы.
Ниже будут рассмотрены факты массового отравления людей на отдельных заводах химоружияи в течение всего XX века.
| « Назад | Оглавление | Вперед » |