в). Столицы
ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ И САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Места работ с химоружием:
Ватный остров. Государственный институт прикладной химии. Работы с химоружием. Мощности по производству химоружия на опытном заводе.
Выборг. Склад № 982 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Гатчина. Отделение военно-химического склада № 302 в районе дер.Онтолово. Хранение химоружия. Опытное хранение химоружия.
Копорье. Склад авиационного химоружия. Уничтожение химоружия.
Кронштадт. Склад боеприпасов Главного военного порта Балтийского флота. Хранение ОВ и артиллерийских химических боеприпасов.
Левашово. Склад № 379 артиллерийского вооружения. Хранение ОВ и химических боеприпасов.
Медвежий стан. Склад № 70 артиллерийского вооружения. Хранение ОВ и химических боеприпасов.
С.-Петербург (ст.Кушелевка). Склад № 54 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
С.-Петербург. Склад № 75 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
С.-Петербург. Склад № 981 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Толмачево. Склад № 380 артиллерийского вооружения. Хранение химических боеприпасов.
Ленинградская область (остров Коневец). Работы с химоружием.
Витино. Авиационный военный лагерь.
Гатчина (Красногвардейск). Красногвардейский авиационный полигон. Красногвардейский авиационный лагерный сбор.
Горелово (С.-Петербург). Красногородский военный лагерь. Артполигон.
Детское село (Пушкин). Детскосельский авиационный лагерный сбор.
Кингисепп (Ямбург). Кингисеппский артиллерийский полигон.
Лебяжье. Лебяжский зенитный полигон. Лебяжский военный лагерь.
Левашово. Левашовский артиллерийский полигон. Химический полигон. Военный лагерь. Авиационный военный лагерь.
Луга. Лужский артиллерийский полигон. Военно-химический полигон. Лужский военный лагерь. Авиационный военный лагерь.
Морье. Артиллерийский полигон Морье (ПВО).
Ново-Токсово. Артиллерийский полигон. Военный лагерь.
Смычково (возле Луги). Смычковский военный лагерь школы ВВС.
Ораниенбаум. Работы с химическим оружием.
Парголово. Парголовский авиационный военный лагерь.
Сиверская. Сиверский авиационный военный лагерный сбор.
Токсово. Старо-Токсовский военный лагерь. Артиллерийский полигон.
Углово. Угловский авиационный военный лагерь.
В Ленинградской области и в Ленинграде, где находился штаб военного округа (ЛВО), работали с химоружием много и активно. И места этих работ вовсе не исчерпываются перечисленными 27-ю точками.
Особенно много событий связано с артиллерийским полигоном возле Луги. Первые стрельбы артхимснарядами на Лужском полигоне прошли в мае 1926 года. Их возглавил сам начальник ВОХИМУ Я.М.Фишман. Были испытаны 76 мм артхимснаряды в снаряжении ипритом (500 штук). Обстреляна площадь размером 14400 м2 с расстояния от 4 до 4,6 км. Во время тех стрельб иприт был испытан не только на кошках, но и на людях — по случайности ими оказались два крупных военно-химических руководителя — В.Н.Баташев и В.М.Рохинсон (“выбыли из строя” на 2 недели). По результатам стрельб был сделан вывод, что Лужский полигон вполне пригоден для проведения больших войсковых химических испытаний.
Впоследствии испытания на Лужском полигоне с применением СОВ осуществлялись неоднократно. В марте 1929 года были проведены войсковые авиационные испытания АХБ калибра 32 кг в снаряжении ипритом. 4 марта 1930 года там же были испытаны артхимснаряды в снаряжении ипритом. На две площадки было выпущено по 200 снарядов калибра 122 мм. Были и “промазы”. Упомянем выполненные в феврале- марте 1930 года испытания различных видов химоружия, в том числе ядовито-дымных шашек с адамситом. В опыте 2 марта облако адамсита распространилось на 11 км от места дымопуска и поразило 27 жителей Луги — работников завода “Свобода” (им было разъяснено, что причиной был выброс сернистых соединений с завода “Смычка”). Облако могло добраться и до Финляндии (80 км), если бы планы были выполнены в полном объеме и был реализован первоначальный замысел одновременного поджига по 500 шашек (фактически поджигалось лишь по 50 адамситовых шашек ).
С Лужским полигоном связаны и более серьезные беды, чем ядовитый дым. Известно, в частности, событие апреля 1932 года, случившееся в районе артполигона. Там был поражен ипритом 13-летний мальчик, который нашел и заглянул в стеклянную бутыль с ипритом. Бутыль валялась в полукилометре от границы полигона. Наказывать было некого — виновные обнаружены не были.
Проблема порядка-беспорядка при работах с химоружием, пожалуй, лучше всего иллюстрируется событиями лета 1934 года в Левашовском лагере, где произошел случай, вопиющий даже для Советского Союза. Во время обычного химического окуривания в камере, через которое должны были пройти все военнослужащие страны, пострадали 2 красноармейца 4-й Туркестанской стрелковой дивизии, один из которых погиб. Во время разбора события выяснилось, что по существу оно было запрограммировано: концентрация ОВ (им должен был быть “учебный” хлорпикрин — ОВ удушающего и раздражающего действия, которое после первой мировой войны в небольших концентрациях применялось для проверки противогазов и в учебных целях) устанавливалась только “на глазок”, в результате чего она оказывалась смертельной даже при использовании этого наименее ядовитого ОВ. И в этих условиях проводились даже соревнования по затаиванию дыхания в отравленной атмосфере.
Однако главное было совсем в ином — смерть наступила потому, что склад артвооружения ЛВО № 70 в Медвежьем стане отправил в лагерь вместо учебного хлорпикрина боевой фосген, и в течение всего лета этого никто не заметил. А еще более поразительно расхождение между документами двух руководящих инстанций: это в ЛВО полагали, что в баллоне вместо хлорпикрина был фосген, тогда как в ВОХИМУ думали, что по ошибке был завезен дифосген. Впрочем, эта подмена ОВ, применявшегося для окуривания, не была единственной.
Из старых документов
“При проведении занятий в камере окуривания 11 стрелкового полка 4-й Туркестанской дивизии (ЛВО) в течение летнего периода применялся дифосген вместо хлорпикрина и это было замечено только 19-го августа, когда на занятиях по задержке дыхания один красноармеец был отравлен смертельно (умер 22 августа), а другой получил поражение дыхательных путей и легких” (1938 г.)
На самом деле проблема была много более сложной. Военные химики, так же как и военные медики, по существу мало что знали о химии хлорпикрина, не говоря уж о том, что они практически не могли регулировать реальную практику его “сплошного” применения.
Из старого документа
“Начальнику ХИМУ РККА
Просмотр историй болезни случаев отравления бойцов хлорпикрином во время камерных окуриваний показывает, что развивающаяся картина отравления является весьма типичной для поражений фосгеном. Данное обстоятельство становится понятным, если учесть возможность образования фосгена при неправильной методике испарения хлорпикрина во время окуривания. Исходя из этих соображений считаю необходимым запретить применение хлорпикрина для целей окуривания. Заменив его хлорацетофеноном.
Начальник военно-санитарного управления РККА
28 мая 1937 года”
Среди других неординарных событий укажем на случившиеся летом 1933 года. В иногороднем отделе склада № 54 (основной склад располагался в Ленинграде, а его отдел был вынесен непосредственно в Левашовский лагерь, ближе к войскам) произошел взрыв бочки с ипритом. При разборе выяснилось, что партия из 34 бочек, полученных еще в 1932 году, хранилась небрежно. Кончилось тем, что одна из бочек с “некондиционным ипритом” взорвалась. Судьбу и бочки, и остатков иприта предугадать нетрудно — по действовавшим в те годы правилам они были просто закопаны на территории лагеря.
Прискорбное событие 1933 года, случившееся в ЛВО, высветило еще одну сторону проблемы. Во время подрыва почему-то неразорвавшихся химических фугасов, которые с случае нормального подрыва должны были создать участок зараженной местности, пострадало двое военнослужащих, один из них погиб. Разбор показал регулярность этого явления, которое было связано с ненадежностью подрывных устройств. Таким образом, последствия этой вроде бы локальной неприятности ясны: немало химических фугасов, до подрыва предварительно закопанных в 1930-х годах в земли многочисленных лагерей и полигонов, до наших дней лежат в тех землях. И беды еще впереди.
Как именно обращались в предвоенные годы с ипритом и другими ОВ, легко видеть из сердитого приказа командующего ЛВО от 22 декабря 1934 года. В нем была дана оценка действиям командования 20 стрелковой дивизии, которое, выведя из Ново-Токсовского лагеря войска на маневры, оставило в самом лагере бочки с ипритом без охраны. В том приказе упоминается и о бочке с ипритом, которая в силу испорченности была ликвидирована. Несложно догадаться, как именно. Вся система работы тех лет была нацелена на то, чтобы ничего за собой не оставлять. Отметим, что команда 20-й дивизии, бросившая в военном лагере излишние 11 емкостей с ипритом, 15 баллонов с хлорфосгеном и 13 артхимснарядов, поступила вопреки традиционной линии поведения — остальные команды в десятках других лагерей нашли время закопать излишки заказанного на летний сезон химического имущества.
К этому пессимистическому выводу побуждают многие факты. Так, например, переучет ОВ, выполненный по приказу командования ЛВО до начала летнего лагерного сезона, показал, “что отпускаемые для учебной практики войск боевые и учебные химические вещества в частях точно не учитываются, что может привести к чрезвычайным происшествиям”. По-видимому, писание подобных приказов было доведено в армии до автоматизма — ведь шел шестой год использования иприта в широкой войсковой практике. Поэтому и меры были намечены довольно бесстрастно — было приказано установить “строгий контроль хранения, учет расхода, оформляя расход актами комиссий, назначенных приказом по части, с указанием в актах для каких целей, когда и сколько израсходовано (вещество № 6.., ядовитые и нейтральные шашки, хлорпикрин…)”. Напомним, что вещество № 6 — это иприт.
Случались неприятности и во время транспортировки ОВ. В марте 1935 года военно-химический полигон в Шиханах отправил на склад № 70 (Медвежий Стан) вагон с ипритом. По получении была обнаружена “обильная течь” в области пробок у 8 бочек, причем у двух из них были вздуты днища. А у всех 48 бочек “оказалось давление газов, что говорит о том, что указание ХИМУПРа о необходимости спуска давления в бочках перед отправкой не было выполнено”. О судьбе всех этих бочек можно лишь гадать — документы о них не пишут.
Работы с ОВ в ЛВО сопровождались столь большим числом поражений людей, что командующий округом был вынужден издать 31 июля 1933 года специальный приказ, где “начальникам лагерных сборов округа и командирам частей” напоминалось о необходимости работы “с боевыми ОВ, тщательно соблюдая меры безопасности”.
Отделение в приказе командиров частей от начальников лагерных сборов было далеко не лишним — в то лето многие воинские части работали с ипритом вне перечисленных лагерей, то есть непосредственно в районе своих расположений. В частности, летчики 3-й авиабригады особого назначения оперировали с ипритом на летней площадке аэродрома Детское Село (это было еще до переименования его в г.Пушкин) столь активно, что забывали дегазировать зараженные ими поля. Бочки они “хранили” непосредственно на своем поле. Соответственно, среди работавших на соседних полях работниц совхоза “Красный авиатор”, который был создан специально для их кормления, появилось поражения ипритом (4 случая были зафиксированы официально). А летчики 253 авиапарка завезенные к ним бочки с ипритом и не израсходованные в 1933 году оставили на хранение на своем складе. Не будучи профессионалами-химиками и занятые другими делами, летчики просто забыли выполнять обязательные технологические операции по выпуску давления из этих бочек.
В Копорье близ С.-Петербурга на рубеже 1950-1960 годов происходила массовая ликвидация авиационных химических боеприпасов на находившемся в районе нынешнего Соснового Бора складе химоружия.
Из воспоминаний
“Летом 1960 г. в 40 км от Ленинграда близКопорья химические авиабомбы хранились под сгнившими брезентовыми тентами посреди леса и занимали 4 км2. Утечку смертоносных ядов предотвращали с большим трудом. У деревни Лопухинка в болотахвырыли траншеи, выделили взвод, чтобы разогнать местных и городских (собирали морошку и клюкву). В траншеи ставили бомбы и давали по ним ружейный залп: в 50 кг — две пули, в 100 кг — пять. “Готовые” бомбы ручным домкратом валили в траншеи, заполненные болотной жижей. Через два дня дырявые болванки увозили в металлолом. Когда оцепление сняли, военные оградили страшное место щитами с надписью “Стой! Опасная зона”. Продержались щиты всего один день, местные растащили их на растопку. И снова ходили на болота по клюкву. И травились, и помирали”.
| « Назад | Оглавление | Вперед » |