ПОПУТНО ТРАВИМ ВОЕННЫХ
За авантюры по счетам платили энтузиасты. По крайней мере в СССР.
Истовость, с которой руководство Красной Армии и страны стремилось к обладанию всеми возможными видами химического оружия, не могла не иметь печальных последствий для «широких слоев» самих военных. Многие годы лица в больших военных чинах попросту игнорировали отсутствие в армии механизма организации опаснейших работ в безопасном режиме.
Особенно досталось труженикам переднего края — работникам химических полигонов, где отравления армейского персонала происходили постоянно. По полной программе вкусили ОВ персонал и особенно красноармейцы, работавшие на «первом среди равных» — полигоне в Кузьминках. Отравления происходили и во время плановых испытаний разнообразного химического оружия, и во время показных занятий, и в период различных учений и сборов.
Так, во время испытаний первого носимого прибора НПЗ, выполненного летом 1927 года, на полигоне была заражена ипритом площадка площадью 80м². Пущенная сразу после заражения собака погибла через 20 часов от отека легких. Однако пострадала от иприта не только собака, но и вся команда, которая вовсе не стремилась к отравлению, — три испытателя и один красноармеец. Такова была безопасность работ.
Столь же будничные события случились во время второго военно-химического лагерного сбора (10 июня-10 августа 1927 года). Химические части в тот раз располагались не на берегу барского пруда, а непосредственно на химическом полигоне. Данные о поражениях участников тех сборов очень скупы, авторы отчета ограничились только лишь скромной констатацией, что «процент красноармейцев, пораженных ОВ при тактических занятиях, связанных с применением боевых ОВ, резко снизился к концу лагерного сбора». И все.
Нередкими бывали и массовые поражения. Так, 17 февраля 1928 года во время одного из испытаний ОВ одновременно было поражено 20 человек, что даже было предметом демарша во стороны Военно-санитарного управления (ВСУ) Красной Армии, которое вообще-то сердобольностью не отличалось.
В 1930 году на химическом полигоне при набивке хлорацетофенона в шашку ядовитого дыма от загоревшегося ОВ получил термический ожог всего тела и погиб красноармеец. Погиб он, однако, не на полигоне, а в военном госпитале в Лефортово, после того как был отмыт и подготовлен для операции. Оказалось, что «порошок хлорацетофенона в момент взрыва шашек внедрился в кожный покров пострадавшего, почему и проявилось слезоточивое действие»… на врачей в госпитале, вызвавшее«конъюнктивы у обслуживающего персонала».
Масштабы отравлений легко оценить, заглянув в полугодовой доклад, который ВСУ направило 8 декабря 1930 года руководству Красной Армии. В докладе о работе 13-го (химического) отделения Первого Коммунистического военного госпиталя (Москва-Лефортово), сухо излагаются результаты военно-химической активности во всем московском регионе.
Так вот, за полугодовой период с 1 апреля по 1 октября 1930 года в спецотделение поступило 107 военных и гражданских лиц, пораженных самыми различными ОВ: ипритом — 48, хлорацетофеноном — 8, удушающими ОВ (хлором и фосгеном) — 5, соединениями мышьяка — 3. Происхождение больных тоже было самым разным. Наибольшее число отравленных поступило из столичного завода, который тогда назывался заводом № 1 на шоссе Энтузиастов (ныне — институт ГОСНИИОХТ) — 37 человек. Несколько меньше пораженных людей дал военно-химический склад в Очакове, где шло переснаряжение потекших химических боеприпасов (17). Не отставали «научные» учреждения: из Центральной научно-опытной лаборатории Анилтреста с ул.Б.Садовой,5 (ныне — институт НИОПИК) поступило 8 больных, из военно-химического института на Богородском валу — тоже 8. Ну а с военно-химического полигона в Кузьминках поступило 7 человек.
Удивительные событий произошли на полигоне 27 ноября 1931 года, »во время демонстрации членам РВС СССР новых средств химического вооружения». В тот холодный день командир химической роты распорядился «разогреть на костре бочку иприта», однако бочка с завинченной пробкой не разогрелась, а просто взорвалась. Соответственно, три рядовых красноармейца, облитых ипритом, получили поражение. На этом беды не кончились — перед демонстрацией подрывов артхимснарядов «не проверили, очищено ли поле от работающих там людей», во время демонстрации у участников »были случаи замерзания выдыхательных клапанов в противогазе», а с химическими минами случились трудности в распознавании (они поступили со склада в Очакове «неразмеченными», так что мины с фосгеном перед стрельбой пришлось отбирать не по метке на корпусе, а по весу; ошибок избежать не удалось, и одна мина оказалась фосфорной, что обнаружилось лишь при показательной стрельбе).
Кстати, не повезло в тот день даже заместителю председателя РВС СССР М.Н.Тухачевскому, который решил лично опробовать запалы шашек ядовитого дыма, поступившие со снаряжательного завода № 12 (Электросталь, Московская область). Считалось, что 75% этих запалов давали отказ, однако в тот день в руках у будущего маршала, а пока начальника вооружений, ответственного за подготовку армии к наступательной химической войне, »все запалы дали отказ».
Упомянем несчастный случай, который произошел 7 июля 1934 года при проведении одного из испытаний. В результате взрыва мины калибра 107 мм в канале ствола миномета двое человек погибло, а один — госпитализирован.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ МОСКВИЧКИ Н.М.ГОДЖЕЛЛО«Мой папа, артиллерист по образованию, служил после революции начальником артсклада в Одессе, а в 1923 году был откомандирован в Москву, где получил назначение на службу на химический полигон в Кузьминки.
Вскоре папа получил ипритное поражение: при вскрытии снаряда капля попала на сапог, он не заметил, да и не знал, наверное, что это такое. Три месяца он просидел на веранде (было лето) с вытянутой ногой, на подъеме которой была страшная язва. Я слышала обрывки разговоров с сослуживцами, которые навещали его и обсуждали коварные свойства иприта. Позднее папа рассказал мне, что в задачу его и его коллег входило разобраться с трофейными снарядами — их конструкцией и чем они начинены.
Параллельно со службой на химполигоне папа учился на химическом факультете МВТУ (в те годы там был химфак). В 1927 году его из Кузьминок перевели в Москву в артучилище, где он стал преподавать химию ОВ. Потом его перевели в Военно-химическую академию, на кафедру БХВ иностранных армий».
Подобного рода события случались все время. Ограничимся поэтому лишь упоминанием нескольких случаев 1937 года, которые нашли отражение в приказе по военно-химическому институту НИХИ на Богородском валу, для которого полигон в Кузьминках в те годы значился полевым отделом.
25 июня 1937 года в приказе по НИХИ обсуждались причины поражения группы красноармейцев во время работ с химическим оружием на полигоне.
Приказ научно-исследовательскому химическому институту РККА
25 июня 1937 года, № 021
Практика работы с БХВ в полевом отделе НИХИ показывает, что приказы наркома, требующие от работающих и организующих работы с БХВ максимума внимания и точного выполнения существующих инструкций и наставлений, не выполняются. По-видимому, все приказы наркома для всего состава полевого отдела не являются обязательными к выполнению, так как только этим можно объяснить возмутительные случаи поражения ОВ красноармейцев тт.Кузнецова, Мартехина, Зинина и Малявкина. Произведенное расследование и объяснения начальника полевого отдела т.Иванова показали, что эти поражения произошли благодаря неорганизованности работ, отсутствию должной высокой воинской дисциплины, в том числе химической.
В данном случае организаторы и руководители работ, не выполняя требований существующих инструкций, по-видимому, не знают их, хотя по долгу своей службы они были обязаны, прежде чем руководить работами красноармейцев, изучить эти инструкции.
Эти позорные явления нужно рассматривать как отсутствие должной дисциплины, беспечность, разгильдяйство и все одинаково позорящие высокое звание воина Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Приказываю:
1. За несоблюдение мер предосторожности при работах с БХВ, за плохую организацию этой работы, повлекшую к поражению 4-х красноармейцев, руководителя опытов военинженера 3-го ранга т.Пескова Я.П. и старшего лабораторного воентехника I ранга т.Иванова А.Я. арестовать на 5 суток каждого с содержанием на гарнизонной гауптвахте…
Начальник НИХИ РККА полковник Брынков.
Более удивительный случай был зафиксирован в июльском приказе. Как оказалось, 28-29 июля 1937 года группа работников полигона пострадала только потому, что в опытных работах с ОВ использовались «чистые» средства защиты. При «разборе полетов» выяснилось, что «служба дегазации не организована». А был на дворе 1937 год, то есть девятнадцатый год после создания полигона и тринадцатый год после начала масштабных работ с ОВ в Москве.
Ну а в ноябре 1937 года дошло и до обсуждения случаев поражения ипритом работников, которые производили уничтожение зараженных отходов от работ с ОВ, выполнявшихся в самом НИХИ и отвезенных подальше — на химический полигон в Кузьминки.
| « Назад | Оглавление | Вперед » |