*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
**** Х И М И Я * И * Ж И З Н Ь ***************
*******************************************************************
** Сообщение UCS-INFO.1262, 2 декабря 2004 г. *
*******************************************************************
Опасная индустрия
ПАРЛАМЕНТСКАЯ ГАЗЕТА — О ДИОКСИНАХ
Тихий ад
— Ну и что это? — выудив из-под ванны вечно мешающую мне пластиковую
бутыль с желтоватой жижей, спрашиваю мужа.
— Трансформаторное масло, — как ни в чем не бывало буркнул он, — забор
на даче красить вместо олифы.
Теперь представьте, что ощутила я, держа в руках яд, по «убойной силе»
в 1000 раз превосходящий страшный яд кураре, в 67 тысяч раз — цианистый
калий и в 500 — стрихнин.
Два года назад все страны Европы подписали Стокгольмскую конвенцию,
категорически запрещавшую производить и использовать 12 стойких органических
загрязнителей — супертоксинов XXI века. Год назад ее подписали и мы. Но если
за рубежом, скажем, о диоксинах, фурантах и ПБХ слышали даже младенцы, то у
нас о том, что за страшный яд живёт с нами по соседству, не всегда знают
даже специалисты.
— А вы химикам задайте вопрос, — посоветовали мне в
санитарно-эпидемиологической службе СВАО, куда я позвонила, чтобы разузнать
про эту опасность. И только после моей подсказки эпидемиологи припомнили: -
Ах да, какой-то скандал, помнится, был с бельгийскими курами — в их мясе
диоксины нашли. Но мы на диоксины продукты не проверяем, — категорически
отрезали они.
Невидимый убийца — Диоксины — это микроскопическая пыль, мельчайшие
твердые частицы, которые образуются в ходе любого химического процесса, где
хлор вступает в контакт с органикой при нагреве, — объясняет мне на пальцах
диоксиновую теорию сотрудник Российского отделения Гринписа Алексей Киселев.
- Это универсальный клеточный яд.
Универсальный — потому что губит все вокруг: и людей, и животных, и
растения.
Клеточный — потому что действует наподобие вируса СПИДа, блокируя
развитие клеток. Избавиться от него невозможно, потому что сам по себе он
не разлагается, утилизировать его крайне сложно — в огне токсичность
тысячекратно усиливается — и живет на свете он несколько десятков лет. А
главное — спрятаться от него некуда: диоксиновые соединения пригрелись
везде — в воздухе, воде, почве, илистых отложениях, овощах, мясе, рыбе. Вот
такой получился монстр, когда начали развивать химическую промышленность.
— Ну как вам объяснить его токсичность? — разводит руками бывший
врач-онколог, а теперь эколог Николай Мезаринов. — Одна миллионная грамма
диоксина способна убить 30 миллионов морских свинок — так понятно?
Американцы подсчитали, что из 1400 ежедневных онкологических смертей у ста
причиной стали диоксины. Боевые отравляющие вещества по токсичности уступают
ему в тысячи раз.
О том, что хлорные соединения достаточно опасны, знали еще в 30-х годах.
Именно тогда хлор стали использовать для получения полимеров. А рабочих
стала косить странная болезнь — хлоракне, как назвали ее медики. И
проявлялась она в высыпании черных угрей. Потом у работяг поражались печень,
почки, поджелудочная железа, нервная система. Правда, практически никто
всерьез о нависшей опасности не думал. Ну, болеют люди, даже умирают
раньше срока. Что ж тут удивительного?
Судьба. И только спустя десятилетия ученые поняли: диоксины блокируют
рецептор — ключевую точку в иммунно-ферментной системе отравившихся,
действуя наподобие СПИДа.
От СПИДа ведь напрямую тоже никто не умирает. Вирус СПИДа всего лишь
блокирует иммунную систему, а умирают-то от ОРЗ, гриппа, вос паления легких.
По загрязненности диоксинами российские города превзошли все города мира. На
парламентских слушаниях, посвященных подписанию нами Стокгольмской конвенции, самым
грязным городом был назван Чапаевск в Самарской области.
— Не Чапаевск, а нижегородский Дзержинск, — поправили меня в Гринписе, -
просто до Дзержинска с замерами еще не добрались. В Чапаевске — один
Волжский завод химикатов, а в Дзержинске их 60 — больших и малых, образующих
химическую структуру города.
Шпротный кердык
Например, в Швеции и Финляндии сегодня нет ни одного целлюлозно-бумажного
комбината, который использовал бы хлор. В России их — на каждом шагу. Может
быть, отбеливать бумагу хлором дешевле? Ничуть. Сегодня бесхлорное
производство даже выгоднее — легче выйти на западный рынок, меньше будет
расход химикатов, можно создавать замкнутый водооборот на предприятии, а
значит, сократить экологические платежи и налог на пользование ресурсами.
А почему же мы держимся за хлор? Потому что перво-наперво ставится
задача выколотить из предприятия деньги, уже вложенные в завод. «Нет, и об
экологии мы обязательно подумаем, — говорят владельцы комбинатов, — но
только потом». А по большому счету, зачем думать-то? Не так давно Кольская
горно-металлургическая компания доказала в суде, что постановление, которое
определяло размеры ставок за загрязнение окружающей среды, противоречит
Налоговому кодексу,- и его отменили. Теперь за выброс стойких органических
соединений, яда No 1 в мире, официально платить вообще не нужно. За выброс
тяжелых металлов — нужно, за выброс пестицидов — нужно, а за диоксины и
фуранты — нет. А знаете, сколько пару лет назад Московский мусоросжигательный
завод платил в казну за выброс диоксинов? 54 копейки. Диоксины же не тоннами
вылетают из трубы, а в миллионных долях грамма — вот за десятки граммов и
платили. А когда вообще не контролируют, к чему модернизацию проводить?
К тому же у нас есть продукция, которую Европа возьмет все равно. Просто
потому, что ее запрещено производить там. Например, те виды целлюлозы,
которые надо белить чисто молекулярным хлором, потому что нужна высокая
белизна. Скажите, а кому нужна бумага белее белого?
А теперь квинтэссенция: вся наша химическая и бумажно-целлюлозная
промышленность, как свечи в пироге, натыкана вдоль водных артерий. Идея
проста как дважды два — дармовая вода должна быть под рукой. Что в итоге
имеем? В яйцах пингвинов в Антарктике, в жире белых медведей и моржей в
Арктике, в мясе северных оленей из мест, где отродясь на тысячи верст нет
ни одной производственной трубы, обнаружены диоксины! Бог с ними, с белыми
медведями, их-то мы хоть не едим. Но от рыбы-то нам никуда не деться.
Первый раз страшное слово «диоксины» резануло уши российской
общественности, когда Европу сотрясал скандал с бельгийскими курами.
Бройлерных цыплят, нашпигованных лошадиной дозой яда, в полторы тысячи раз
превышающей предельно допустимый уровень по диоксинам, изымали с прилавков
и у нас. Сегодня опять Европу штормит: оказалось, уровень диоксинов в
балтийской рыбе опасен для жизни!
Кто-нибудь у нас об этом слышал? А если слышал — отказался от балтийских
шпрот?
А между тем уже два года назад Евросоюз обязал четыре скандинавские
страны к 2006 году сократить выброс диоксинов в море. Раз Швеция и Финляндия
от балтийской сельди — основного источника дохода моряков — сразу отказаться
не готовы, пусть ею торгуют, но только до 2006 года и только на внутреннем
рынке, с условием, что будут информировать население о том, сколько
балтийской сельди можно употреблять без вреда для здоровья. А вот выдержка
подобной рекомендации: «Шведская продовольственная администрация
подчеркивает, что хотя рыба полезна, но девушкам и молодым женщинам лучше
не злоупотреблять балтийской сельдью и лососем и употреблять их не чаще
раза в месяц. Прочие потребители могут делать это раз в неделю».
В директории моря теперь постоянно дежурит судно, которое ведет
мониторинг рыбы на диоксины. А у нас за 4 года государство ни разу не
оплатило ни одной(!) пробы на этот яд. Ладно бы только рыбу не проверяли,
у нас вообще в стране нет даже стандарта по продуктам на эти отравляющие
вещества. У самих скандинавов в королевстве с диоксинами лет десять уже
как все в порядке — дрянь-то вся идет с наших берегов!
Думаете, после 2006 года скандинавы не будут вылавливать морскую сельдь
и кильку? Будут. Только продавать ее уже всю, целиком, станут в Россию и
Китай.
Эти две страны пока кушают все.
Смертельный коктейль
Рейтинг потребителей хлора у нас пока такой: химическая промышленность,
за ней целлюлозно-бумажная, коммунальное хозяйство и цветная металлургия.
Но на самом деле предприятий, использующих хлор, значительно больше. Взять
ту же воду в водопроводе — в речной водичке, особенно по весне, полно
органики и пестицидов, все это хлорируется, и как результат — диоксины в
воде. Именно поэтому на Западе давно уже перешли на очистку воды озоном.
А у нас по старинке. Почему? Да потому что хлорирование — самый дешевый
способ очистки.
Или пресловутые трансформаторы и конденсаторы. Мы гордимся — в России
их, как и во всей Европе, больше не производят. Зато старых-то у нас, пока
еще работающих, тысячи! Срок службы масла в них (а именно там, в ПБХ, сидит
страшный зверь — диоксины) как раз сейчас подошел к концу. Неужто ждать,
складируя все эти трансформаторы на химскладах, пока до региона дойдет
программа по их относительно безопасной утилизации? Вещь-то хорошая, почто
их выбрасывать? И местным жителям эту жижу продают для покраски забора -
очень популярно это народное средство для борьбы с гниением!
Еще у нас умельцы додумались добавлять отработанное трансформаторное
масло в обычное моторное. Эффект фантастический! Даже самый привередливый
водила ничего не заподозрит. Наоборот, еще раз за таким маслом вернется -
машина как ласточка летит. Дальше кто-то это масло за забор сольет, кто-то
в речку — травка в себя диоксины впитает, травку коровка съест.
Финны, например, изобрели небольшие стационарные печки, в которых прямо
в автомастерских машинное масло можно утилизировать. Но им в голову не могло
прийти, что в России, где в городах такие печки теперь стоят в каждой второй
автомастерской, утилизировать будут опасный смазочный коктейль. Ведь тогда
это уже не печка, а настоящий реактор диоксинов! Питерских токсикологов в
свое время очень поразил факт, что больше всего диоксинов в крови тех
жителей, чьи дома вдоль дорог. Откуда же диоксины, гадали они, если ни
свалок, ни химзаводов поблизости нет. Теперь разгадали загадку — паленое
машинное масло.
Только в Петербурге и Ленинградской области оборудования, заправленного
ядовитым ПХБ-маслом, больше тысячи тонн. А это 61 килограмм(!) диоксинов -
такого количества супертоксина вполне хватит для уничтожения всего населения
Земли, причем не один раз. А установка по уничтожению ПХБ тут всего одна.
Слезы, да и только! Слава богу, в России запретили этилированный бензин,
а то и автомобиль был бы передвижным рассадником диоксинов.
Но настоящая колыбель «химического СПИДа» — это мусоросжигающие заводы
и горящие свалки. Европа, между прочим, не только мусор сортирует, но и
отказывается от мусорных топок: химические отходы у них давно утилизируются
без дыма и огня — химическим путем, а на мусорных заводах каждые пять лет
по закону проходит модернизация. А что такое современный экологически чистый
мусоросжигательный завод у нас? Как правило — дряхлый старичок! Нас
успокаивают — на их трубах стоят фильтры. Только фильтры эти больше
напоминают гигантский рукав-шлаконакопитель. Ну половил он гадость, а дальше
куда ее девать? Как правило, вытряхивают на обычную свалку в виде отходной
золы. Бывает, в речку. А бывает, мусоросжигательный завод и вообще бизнес
наладит — продает этот шлак прямо «КамАЗами» дачникам как дешевое средство
для латания дорог! В прошлом году, например, 80 «КамАЗов» с этой дрянью
пригнали для подсыпки дороги садоводческому товариществу в Раменском районе
Подмосковья. Между прочим, с сертификатом экологической безопасности
отходов! Хорошо хоть диоксиновый концентрат не догадались на детские
площадки высыпать. По расчетам, сжигание на свалке одной только тонны,
скажем, отходов ПВХ выбрасывает в воздух диоксиновое облако, способное
убить 10 человек. Теперь представьте, сколь экологичны и чисты наши дороги
вдоль дачных коттеджей.
Да плюс западные фирмы не упускают возможности подарить нам свои отходы.
Немецкая фирма, например, передавала российскому партнеру партию бывших
в употреблении силовых трансформаторов даром, чтобы тот сменил в них масло
и продал тем, кому они нужны. Благородно? Как бы не так: раз в Европе нет
пока экономически выгодных способов утилизации трансформаторного масла, их
хранение дорого и немцы платят за это большие налоги — значит надо сбыть с
рук, и проблема долой!
Или другой пример: международная фирма взялась строить нам экологически
безвредный завод по сжиганию мусора в городе Пущино. А знаете, какие условия
выставила? Для отработки технологий запускать завод будет на европейском
мусоре, содержащем промотходы. Для этого на площадке должно было быть
сконцентрировано 200 тысяч тонн брикетированного мусора, привезенного из
Турции.
Продуктовый джихад
Собственно говоря, как только гриф секретности с диоксиновой
тайны был снят, Запад очень серьезно отнесся к этой проблеме.
Лет пять назад, например, приехавшая из Финляндии подруга заявила, что
вся Европа уже отказалась от грудного вскармливания младенцев, перейдя на
смеси.
— С ума сошла! — не поверив, шикнула на нее.
Но Европа-то действительно отказалась от грудного вскармливания. Потому
что в женском грудном молоке была выявлена столь высокая концентрация
диоксинов, что грудничков можно было записать сразу в группы риска наряду
с работниками химической промышленности! Грудное молоко как жирная среда
оказалось прекрасным индикатором на экологическое благополучие.
В России тоже потихонечку решили измерить уровень этой отравы в грудном
молоке женщин. Только эти данные тихонечко положили в стол. По ним выходило,
что, скажем, новорожденный питерец получает с материнским молоком диоксинов
в 8,5 раза больше установленной Минздравом предельно допустимой нормы.
Дальше посчитали — оказалось, что в день малышу можно давать не больше 100
граммов материнского молока! А если учесть, что наши отечественные нормы на
питьевую воду по диоксинам (других-то норм у нас вообще нет) в две тысячи(!)
раз больше, чем, скажем, в США, — скорее всего, и о безвредности 100 граммов
грудного молока надо забыть. Вот ведь парадокс: если бы такое молоко
реализовывалось в промышленной упаковке, его бы просто запретили к продаже.
А теперь уже доказано: допустимой дозы в отношении диоксинов вообще нет и
быть не может — опасна даже молекула диоксина!
Сегодня диоксины можно обнаружить в любой жирной пище. По загрязнению
ими сливочного масла мы уступаем разве что Тунису. Ведущая лаборатория в
Уфе отрапортовала, что диоксины обнаружены в заводском молоке. Скорее всего
выделяются из пакетов тетрапак, которые готовят из беленной хлором целлюлозы
с полиэтиленовым покрытием. В ФРГ, например, как только было озвучено такое
предположение, профсоюз производителей картонных упаковок для жидких
продуктов питания тут же пересмотрел свою работу, и на прилавках появились
безопасные пакеты из неотбеленного картона.
— Мы выходили в Госстандарт России с предложением разработать хотя бы
метод, который позволил бы определять эти токсиканты в продуктах. И не за
тысячу долларов, как сегодня стоит один такой анализ, а всего за десять
долларов, — рассказывает руководитель Испытательного лабораторного центра
сертификации пищевых продуктов Глеб Кирьянов, — но нам сказали однозначно:
эта тема закрыта.
Видите, у нас закрыта, а за рубежом наоборот. Как только появились
данные о загрязненности грудного молока диоксинами и ПВХ, Австралия тут
же запретила все хлорсодержащие компоненты, применяемые в производстве
товаров народного потребления — клеев, красок, средств для консервации
древесины. В Швейцарии наложили вето на использование медицинского
оборудования из ПВХ, а также окон в жилищном строительстве — тех самых,
которые считаются сегодня в России высшим шиком. С 90-х годов ХХ века
Скандинавия не использует хлор для отбеливания бумаги, с успехом внедрив в
этот процесс перекись водорода. Швеция наложила мораторий на строительство
мусоросжигающих заводов. Такое же решение приняли Канада и США. Это лишь
капля того, как эти страны изгоняли диоксины со своих территорий.
Сейчас в Европе практически проблемы диоксинов нет. Вернее, она есть,
но ровно настолько, насколько угрожает им такая реакторная печка диоксинов,
как Россия.
Швеция за целый год выбрасывает 10 граммов диоксина, а у нас один
мусоросжигательный завод в Москве — 30 граммов. А по всей России кто
считал?
Хлорсодержащие материалы есть у нас на каждом шагу: линолеум, мебель,
жалюзи, оргтехника, даже кукла Барби, с которой возится чадо, и та может
быть сделана из опасных соединений. Но если иностранная продукция, сделанная
из ПВХ, как правило, хотя бы маркирована спецзначком, наши производители
себя такой мелочью не утруждают. О том, продаются ли у нас до сих пор
напитки и масло в опасных бутылках из винилхлорида, не смог ответить даже
президент Союза производителей и потребителей тарной и упаковочной
продукции. Впрочем, я сама знаю — продаются.
Во-первых, такие поставляет Турция. А во-вторых, потому что два щелчка
кнопкой мыши по монитору компьютера — и в Интернете тут же вылезает
адресочек их производителя.
А может быть, мы просто очень мужественные люди — не боимся ни за себя,
ни за здоровье своих детей? А может, проблема нас не трогает потому, что
опасность невидима? Государство в бюджете на будущий год опять беззастенчиво
откусило кусок от тех средств, что выделяются стране на экологию.
Представьте себе, что бюджет министра Финляндии на представительские расходы
десять лет назад был равен всему отпускаемому бюджету на охрану природы
Российской Федерации. Плакать или смеяться? С тех пор цифру эту увеличили
всего в два раза!
А в общем, ситуация для России типичная. Как говорится, пока гром не
грянет — мужик не перекрестится. Так и живем на авось.
Т.Лейе, «Парламентская газета» (Москва), 18.11.2004