« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
* Сообщение UCS-INFO.239, 9 марта 1998 г. *
*******************************************************************
Будни химического разоружения
В РОССИИ НЕТ БЕЗОПАСНОЙ ТЕХНОЛОГИИ УНИЧТОЖЕНИЯ
ХИМИЧЕСКОГО ОРУЖИЯ
«Я с немалым интересом прочел в «Новой жизни» статью о
том, что в России будто бы имеется безопасная технология
уничтожения химического оружия. Статья эта принадлежит перу
людей, в деле подготовки в прошлом к химической войне
известных — А.Фармаковскому, В.Шелученко и В.Петрунину. Да и
донесена до стен редакции она силами небезызвестного
В.Демидюка.
В связи с содержанием этого текста хотел бы поделиться
своими соображениями по его существу. Опираться буду по
возможности не на слова (их время прошло), а на документы, тем
более что имеется их уже немало.
Есть ли у нас технология?
К сожалению, у нас все время путают слова — говорят одно,
а имеют в виду совсем другое. В частности, нещадной инфляции
подверглись такие слова, как «специалист» и «технология».
Например, двухстадийный метод (подход, способ)
уничтожения ОВ, созданный в институте ГСНИИОХТ под
руководством В.Петрунина, почему-то называют таким громким
словом как технология. Самого же В.Петрунина зовут известным
специалистом по уничтожению химического оружия.
Между тем все это не совсем так, даже совсем не так.
В.Петрунин действительно директорствует в институте,
который лет этак 60 секретно разрабатывал химическое оружие.
Он лауреат секретной Ленинской премии (апрель 1991 года), но
не за технологию уничтожения токсичных веществ или же
токсичных отходов, а за технологию подготовки к уничтожению
людей — за создание бинарного химического оружия. И как
директор, которому нужны ассигнования, он довольно часто
пропагандирует нехитрую мысль, что институт-разработчик
химического оружия — это лучший создатель средств его
уничтожения. Так это или нет, понять несложно, если решить
навскидку: акушерка и палач — это одна профессия или все же
разные? В.Петрунин все время предлагает химический
двухстадийный подход, который ему, химику, более понятен (тем
более, что физические методы уничтожения были отброшены личным
решением генерала С.Петрова задолго до «конкурса», который не
был ни честным, ни открытым). Однако же трудов по уничтожению
токсичных веществ и отходов за подписью В.Петрунина читать не
доводилось. Где же «специалист»?
С «технологией» та же незадача.
Первая стадия двухстадийного метода, вышедшего из стен
ГСНИИОХТ, действительно осуществлялась на передвижной
установке КУХО (КУАСИ). Однако там уничтожались отдельные
боеприпасы поштучно, а вовсе не поток этих боеприпасов. В
совместном российско-американском лабораторном эксперименте в
Эджвуде (США) и Саратове пределом уничтожения было 50 г
отравляющего вещества (ОВ) в стеклянной посуде (см. рисунок),
а не килограммы и не центнеры. В Чапаевске реальные ОВ не
уничтожались никогда. Даже о работе на нейтральных веществах
на объекте в Чапаевске публикаций нет.
Информации о проверке второй стадии также нет. При
использовании установки КУХО данных о том, куда авторы девали
реакционную массу после детоксикации ОВ, тоже нет. Ясно, что
они ее не битумировали. Hа объекте в Чапаевске вторая стадия
вообще не была построена, и образовавшиеся после детоксикации
ОВ реакционные массы предполагалось перебрасывать в цистернах
по железной дороге в Чувашию для сжигания в печах ПО
«Химпром». В рамках российско-американского лабораторного
опыта вторая стадия касалась лишь реакционных масс после
уничтожения 50 г ОВ. Вряд ли кто решится назвать этот опыт
технологической проверкой.
Тогда где же технология? Ее нет.
Прежде чем возводить макаронную фабрику, после опыта в
лаборатории сначала строят опытно-промышленную установку и на
ней все отрабатывают. И пивоваренный завод — тоже. Не говоря
уж о консервной фабрике. На нефтеперерабатывающем комбинате
никто цеха не построит, не отработав будущий процесс в опытно-
промышленном масштабе на установке, промежуточной между
лабораторной колбой и цехом-гигантом. Все это очевидные вещи.
Но не для ГСНИИОХТа и В.Петрунина.
Так вот, прежде чем на что-то решаться, мы все должны
знать, что в опытно-промышленном масштабе двухстадийный способ
(метод) уничтожения химического оружия не проверялся ни разу.
Ни первая, ни вторая стадии процесса уничтожения
артиллерийских и авиационных химических боеприпасов не были
опробованы никогда. Равно как не был опробован в целом весь
процесс.
Как видим, отработку в опытно-промышленном масштабе
дорогого сердцу способа уничтожения ОВ В.Петрунин решил
пропустить, а пригодность процесса проверить прямо на
полномасштабном объекте. Выходит, прямо на людях?
Как будет работать система?
Нам говорят, что технологические потоки, по которым
должны премещаться химические боеприпасы, будто бы будут
работать безотказно. Это не так. Вот пара примеров.
Вглядимся, например, в то, что скрывается за красивыми
словами об автоматической системе контроля за потоками
боеприпасов. Оказывается, это всего лишь проверка их
геометрических размеров. Спросим себя, а как автомат или же
человек в противогазе на третьем часу работы отличат 122 мм
снаряд с зарином от 122 мм снаряда с Ви-газом. Никак. А 130 мм
снаряд с зоманом от снаряда с Ви-газом того же калибра? Тоже
никак. Тогда зададимся вопросом, а 152 мм снаряд ствольной
артиллерии с зарином геометрически будет отличаться от 152 мм
снаряда с Ви-газом или нет? Не будет, потому что надо быть
последним недоумком, чтобы иметь отдельную пушку или гаубицу
на каждый вид снаряда — отдельно для зарина, отдельно для
зомана и отдельно для Ви-газа.
Таким образом, никто не гарантирует, что содержимое
артбоеприпасов с зарином или зоманом попадет в один реактор, а
боеприпасов с Ви-газом — в другой. Значит, будет путаница. И
путаница эта не безобидная. Потому что когда нас кормят
сказками на тему, что зарин под действием дегазирующего
вещества за несколько секунд превращается в безобидную массу,
то к Ви-газу это совсем не относится. Для обезвреживания Ви-
газа, к сожалению, приходится применять совсем другую
рецептуру и процесс обезвреживания происходит там далеко не за
секунды. А теперь представим себе, что в реактор с рецептурой
против зарина попадет Ви-газ. Представили? А нам говорят, что
все под контролем и все безопасно.
Кстати, все эти вопросы не беспредметны — на военно-
химических базах в Кизнере и в Плановом (Щучанский район
Курганской области) хранятся именно эти типы архимбоеприпасов.
Помимо множества других.
Другой пример. Нам говорят, что на объект уничтожения
химического оружия боеприпасы поступают без разрывных зарядов
и взрывателей, что будто бы полностью исключает возможность
взрыва во время их вскрытия с помощью сверления. В самом деле,
не позавидуешь тому, кто будет стоять рядом со станком для
сверления боеприпасов, если в эти самые боеприпасы впрессована
взрывчатка. Только вот незадача — куда подевались состоящие на
вооружении ракетных войск и артиллерии химические боеприпасы в
кассетном исполнении? Ведь из них разрывные заряды и
взрыватели изъять невозможно в принципе. Их туда впрессовали
еще на заводе в Чувашии.
Летом 1996 года на научной конференции в Ижевске,
посвященной вопросам уничтожения химического оружия, я задал
вопрос в зал сидящим там официальным лицам, как обстоят дела с
методами уничтожения ракетно-артиллерийских кассетных
боеприпасов, судьба которых небезразлична жителям и Удмуртии,
и других регионов. «Ответственные» лица отмолчались. Летом
1997 года на аналогичный вопрос в Курганской области, жителям
которой тоже небезразлична судьба их запасов ракетно-
артиллерийских боеприпасов, ответ дал начальник военно-
химической базы. Он перечислил типы ракетных боеголовок,
хранящихся на местной базе. Их оказалось не два, как нас
уверяли, а целых четыре — 8Ф44Г1, 9Н18Г, 9Н123Г и 9Н123г2-1.
И тут-то вскрылось вранье. Оказалось, что уже создан
первый технологический документ по проекту строительства
завода по уничтожению химбоеприпасов, хранящихся на базе в
Плановом. Институты ГИПРОСИНТЕЗ и ГСНИИОХТ, создавшие этот
проект, бессеребренниками не назовешь — они получили из казны
(американской казны!) на создание этого документа 1,187 млн
долларов. А вот ракетных боеголовок в кассетном исполнении эти
самые «специалисты» не заметили. Соответственно, в проекте они
предусмотрели уничтожение не четырех, а лишь двух типов
боеголовок.
А теперь представьте, что произойдет, когда в станок для
сверления отверстий в боеприпасах (для последующего отсоса ОВ)
попадает ракетная боеголовка в кассетном исполнении и со
взрывчаткой. Представили?
Как видим, безопасность технологических потоков
ГИПРОСИНТЕЗ и ГСНИИОХТ собрались проверять прямо на людях.
Ритмичность или ускорение?
Когда разработчики двухстадийного метода уничтожения
химических боеприпасов говорят об основополагающих принципах
своего детища — двухстадийности, дискретности, периодичности,
это звучит как техническая симфония.
Реальность в техническом документе, уже подготовленном
для военно-химического арсенала в Плановом, выглядит совсем
иначе.
Первая очередь объекта должна действовать 3 года (2 линии
уничтожения химбоеприпасов, мощность — уничтожение 500 тонн ОВ
в год). Весь объект после ввода второй очереди тоже должен
действовать 3 года (всего 4 линии, мощность — уничтожение 1200
тонн ОВ в год). Таким образом, в сумме должно быть уничтожено
5100 тонн ОВ за 6 лет.
Но ведь на базе в Плановом хранится (официально) 5440
тонн ОВ.
Как быть? Конечно, по старосоветски — ускоряться.
Авторы проекта, получившие зарплату за счет денег
правительства США, выдвинули встречный план — уничтожить на 2-
й год 725 тонн (мощность — 500), на 3-й год 950 тонн (мощность
- 500), на 4-й год — 1300 тонн (мощность — 1200), на 5-й год -
1500 (мощность — 1200). А чтобы их намерения не вызывали
сомнений, авторы не скрыли, что все запасы будут уничтожены не
за плановые 6 лет, а всего за 5 лет.
Остальное понятно. Всякое ускорение чревато — взрывами,
авариями, катастрофами и прочими малоприятными событиями.
Нам могут сказать, что это не имеет отношения к
реальности. В конце концов, в серьезной стране действуют
серьезные законы и активные президенты. Это так, только возле
законов пасутся безответственные лица.
Вот пример. Государственная Дума в законе о ратификации
Конвенции о химическом оружии записала условие, что Президент
России «устанавливает, исходя из положений Конвенции, сроки
уничтожения химического оружия с учетом экономической ситуации
в Российской Федерации и необходимости использования наиболее
безопасных технологий уничтожения химического оружия».
Казалось бы, все ясно — сроки уничтожения нашего химического
оружия будут определяться наличием денег и безопасных
технологий. Оказывается, ясно далеко не всем. Скажем генерал
В.Капашин, отрекомендовавшийся директором программы
«Уничтожение запасов химического оружия в РФ», заявил, что
наше химическое оружие будет полностью уничтожено к 2007 году.
И сделал он это не до, а ПОСЛЕ принятия Государственной Думой
закона о ратификации Конвенции о химическом оружии. Генералу,
как видим, закон не писан — ему не терпится поскорее отдать
рапорт. Кому?
И гадать о том, кто именно пострадает от этого зуда, не
приходится.
Опасность для людей
Очень важен вопрос, насколько опасны для людей новые
вещества и смеси, возникающие в процессе обезвреживания ОВ.
Вопрос не праздный, потому что нам нужен спокойный
психологический климат в российской глубинке, где хранится
химическое оружие и где оно будет уничтожаться .
Нам говорят, что после детоксикации зарина образуется
реакционная масса, по токсичности сравнимая с токсичностью
обыкновенной поваренной соли. И… забывают напомнить, что
после обезвреживания зомана и Ви-газа возникали реакционные
массы I (высшего) класса опасности — такова первая стадия в
хваленом двухстадийном процессе. Данные об опасности не мои,
они взяты из статьи П.Шкодича — директора Волгоградского в
прошлом очень секретного НИИ гигиены, токсикологии и
профпатологии, которому только и принадлежит у нас в
государстве право давать такие оценки («Токсикологический
вестник», 1994 г.). В результате разработчикам пришлось
заменить реагент в первой стадии уничтожения Ви-газа, после
чего опасность реакционных масс снизилась до III класса (по
острой токсичности).
Однако, в случае зомана произошло что-то непонятное.
После того, как реакция обезвреживания зомана попала в руки
токсиколога из ГСНИИОХТ В.Зоряна, которому наше государство
ничего такого не поручало, реакционная масса без изменения
реагента (как был моноэтаноламин, так и остался
моноэтаноламин) перестала быть опасной. Острая токсичность ее
«снизилась» с I (высшего) до III класса опасности. Во всяком
случае именно так написано в документе под названием
«Совместная оценка российского двухстадийного процесса
уничтожения отравляющих веществ» (1996 г.). Можно порадоваться
за людей, которые осуществили этот самый российско-
американский опыт и получили за это по труду — не каждый день
на изготовление такого документа выделяют 6,371 миллиона
долларов из казны США (в списке исполнителей нашлось место
всем — и В.Петрунину, и В.Зоряну, и В.Демидюку, и В.Шелученко
(даже его сыну — тоже В.Шелученко). Однако, если таким
способом скрывается неправда, расплачиваться придется совсем
другим людям — тем, кто получает гроши (к тому же не в
долларах) и… отравление.
А между тем нам говорят, что в конце концов после
обезвреживания всех отравляющих веществ — зарина, зомана и Ви-
газа — образуются битумно-солевые массы IV (низшего) класса
опасности по острой токсичности.
После всего этого поневоле зачешешь в затылке.
Потому что недоуменные вопросы лежат на поверхности. Ну,
например, почему нам ничего не говорят о хронической
токсичности и реакционных, и битумно-солевых масс (люди с ними
будут обращаться как с «не опасными», а ведь признаки
воздействия этих самых масс на иммунную систему живых
организмов уже обнаружены, а на канцерогенность, мутагенность,
тератогенность, эмбриотоксичность их никто не проверял).
Почему нам не говорят о токсичности газов, которые будут
выделяться в процессе хранения битумно-солевых масс? Ну и так
далее.
А причина в следующем. Наши разработчики все время
забывают сообщить, что для полигона, где будут захораниваться
«абсолютно безопасные» битумно-солевые массы, ими уставновлена
санитарно-защитная зона размером 3 (три!) километра.
Вот такой парадокс. В Кизнере и Леонидовке, Плановом и
Речице люди живут кто в 200, а кто в 400 метрах от складов
химического оружия и никто не собирается тратиться на их
отселение. А «безопасные» битумно-солевые массы предполагается
отодвинуть на в 3000 метров от жилья людей. С чего бы это?
Попадут ли ОВ за границы объекта?
Осталось разобрать, как авторы двухстадийного метода
уничтожения химического оружия представляют себе защиту людей
от отравления — при чрезвычайных событиях и в процессе
регулярной деятельности объектов, где будут оперировать с
химическими боеприпасами.
Начнем с аварий.
В случае возникновения аварийных ситуаций, по мнению
авторов технической документации, подготовленной для объекта в
Плановом, возможно кратковременное поступление зарина, зомана
или Ви-газа в атмосферу цеха будто бы в столь ничтожных
концентрациях, что опасности вне промышленной зоны не должно
быть.
Это заявление также некорректно.
В проекте для Планового приведен перечень возможных
аварий, который рассмешит любого нормального человека, не
говоря о специалистах по техническим авариям. Вот на какие
случаи хватило воображения у создателей документации -
разгерметизация боеприпаса, поступление контейнера с аварийным
боеприпасом, пролив ОВ под кожухом станка.
И все.
А что же не названные пожары? Неужели они столь редки,
что не заслуживают даже упоминания. Опыт показывает, что это
не так. Достаточно вспомнить, что только за 1996 год мы имели
два пожара в связи с хранением химического оружия. В ночь на 1
октября 1996 года пожар пришлось тушить на самой базе хранения
люизита в Камбарке. Да и пожар, который удалось остановить за
несколько сотен метров до базы хранения авиационных химических
боеприпасов в Мирном, был в высшей степени опасен не только
для жителей Кировская области. Кстати сказать, когда дело
дойдет до работ по уничтожению химического оружия, то на
каждом российском арсенале химического оружия будут ничего не
делать по 200 (двести) человек. Они будет ждать неприятностей.
Не дороговато-то ли, если речь идет только о разгерметизации
боеприпасов и проливах ОВ под кожухом станка?
Кроме пожаров, в документации не разобраны и последствия
взрывов. Между тем мы уже упоминали неизбежность взрывов,
когда со сверлами полезут в кассетные химбоеприпасы, в которых
взрывчатка не отделена от ОВ, как в остальных, а запрессована
в самом корпусе боеприпаса.
Не хочу отнимать хлеб у специалистов перечислением
остальных видов аварий и катастроф, на которые богата жизнь.
Ни один из них, кроме упомянутых, авторами двухстадийного
метода не проработан.
Перейдем от аварий к утечкам.
Авторы метода понимают, что с увеличением срока хранения
химических боеприпасов в них могут появиться сквозные каналы в
виде капилляров и микротрещин, через которые ОВ будут вытекать
наружу.
Нас уверяют, что двухстадийный процесс уничтожения
химического оружия безопасен — при наличии автоматизированных
систем контроля, управления, регулирования и чрезвычайного
реагирования. Которые, кстати, еще только разрабатываются — в
Чапаевске на «абсолютно безопасном» заводе всего этого
технического великолепия не было.
Помимо слов о всяких там автоматизированных системах нас
убеждают, что контроль за содержанием паров ОВ в воздухе будто
бы будет осуществляться непрерывно автоматическими
газосигнализаторами, показания которых будто бы будут
регистрироваться в реальном масштабе времени.
Звучит красиво, только в жизни ничего этого не будет. В
подтверждение приведу пример из проектной документации для
Планового.
Согласно проекту, предусматривается создание постов
наблюдения за экологической ситуацией на границах санитарно-
защитной зоны и в окружающих населенных пунктах. Их задача -
обеспечить сохранение качества воздуха, несмотря на работы на
объекте по уничтожению ОВ. Hа самом деле, в документации не
просто допускается, а планируется ухудшение экологической
ситуации в процессе работ с химическим оружием.
Делают это так. Посты предусмотрено обеспечить
сигнализаторами с чувствительностью по зарину, зоману и Ви-
газу не на уровне предельно допустимых концентраций (ПДК)
населенных мест, а на уровне ПДК рабочей зоны, то есть в 100
раз грубее. Если перевести это на житейский язык, допускается
расширение экологической ситуации из рабочей зоны, где люди
будут работать в противогазах и в защитной одежде, до самих
населенных пунктов, где люди не будут даже знать о той
опасности, которой они подвергнутся.
Авторы проекта для Планового все это прекрасно понимают,
поскольку они констатируют, что «в настоящее время ОТСУТСТВУЮТ
автоматические средства контроля с чувствительностью на уровне
ПДК населенных мест». А дальше они указывают на разработку в
будущем «методик определения основных загрязнителей в воде,
почве и растительности на уровне ПДК населенных мест».
Вот и еще один ответ на вопрос, на ком будет ставиться
опыт и отрабатываться вся система уничтожения химического
оружия.
Итак?
Кто дочитал этот текст до конца, уже понял, что у России
вообще нет технологии уничтожения химического оружия — в том
понимании, какое вкладывается в понятие «технология».
Тем более у России нет экологически безопасных
технологий.
Зато у нас есть «специалисты».
Если же найдутся умельцы, которые попытаются начать
процесс уничтожения нашего химического оружия без нормальной
подготовки, то расплачиваться за эту авантюру предстоит
жителям, живущим возле мест хранения химического оружия.
Расплачиваться здоровьем, а может быть и жизнями».
Федоров Л.А., газета «Новая жизнь»
(Кизнерский район Удмуртской Республики),
20 января 1998 г.