« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
* Сообщение UCS-INFO.405, 17 апреля 1999 г. *
*******************************************************************
Химия и война
ИПРИТ В МОСКВЕ: КОНЕЦ ИЛИ НАЧАЛО ИСТОРИИ?
«ИПРИТ В КУЗЬМИНКАХ ТОЛЬКО ДРЕМЛЕТ. В ожидании результатов
сложной экспертизы я рассуждала так: вряд ли подозрения о залежах
иприта в Кузьминках (не пугайся, читатель, парк с тем же именем
здесь ни при чем) подтвердятся, ведь столько лет прошло! В лучшем
случае найдут продукты распада, метаболиты.
Обнаружился боевой серный иприт.
Поводов для сомнений больше не было, ведь экспертизу проводила
одна из нескольких российских лабораторий, способных находить боевые
отравляющие вещества. Сколько же похоронили отравы на юго-восточной
окраине Москвы, если через десятки лет она извергается из недр в
неизмененном виде! «Ни за что не нашли бы, если бы иприт просто
вылили на землю, а так — ясно, что откуда-то поступает, наверняка
емкость где-то зарыта», — прокомментировал результат Ефим Бродский,
старший научный сотрудник лаборатории аналитической экотоксикологии
Института проблем экологии и эволюции им. Северцова.
Землицу для анализов набирали мы с полковником Вилятицким,
собственноручно уничтожавшим здесь с 1947 по 1956 год всякую
военно-химическую дрянь. Копнули в лесочке возле пруда, к которому не
зарастает народная тропа: тут купаются, жарят шашлыки, собирают грибы
и ягоды; какие-то отчаянные люди развели огороды.
О том, что молодой лесок нарос на месте, где 40 лет, с 1922 по
1962 год, располагался военно-химический полигон Красной Армии, а
в пруду топили химические отходы, некоторые отдыхающие кое-что слышали.
Как радостно сообщил один пенсионер, «вода здесь очень хорошая,
мягкая, вылезешь — и как будто в мыле!» Никаких указателей,
предупреждающих об опасности, нет, хотя всякого нормального человека
должна насторожить наплывающая ни с того, ни с сего тошнотворная
вонь. Наверное, люди грешат на Капотню, что дышит под боком.
О результатах расследования мы сообщили в материале «Газовая атака»
(«МП», 5 и 6 января). После этого мне звонило немало народу, и к уже
имевшимся свидетельствам очевидцев добавились новые.
Глухое молчание военных — знак яснее ясного: публикацией мы
попали в десятку.
* * *
Общая картинка вырисовывалась мрачной: солдаты и вольнонаемные
копали траншеи примерно двухметровой глубины, куда сваливали то, что
подвозили на машинах: тяжеленные, набитые чем-то ящики, лабораторную
посуду, прорезиненную одежду (все это ужасно воняло), в пруду топили
снаряды, на поле за «колючкой» испытывали огнеметы и распылители боевых
отравляющих веществ. Да, собственно, достаточно процитировать всего
один абзац доклада, направленного в 1937 году наркому Ворошилову,
чтобы сомнения больше не посещали: «Извлечено из ям, зараженных
стойкими отравляющими веществами, лабораторных отходов 20 тонн,
мышьяковистых отравляющих веществ 3 тонны, зараженного химпоглотителя
4,5 тонны. Все это перевезено в полевой отдел на полигон в Кузьминки
и уничтожено».
Теперь уже не загадка, откуда взялись два пятна земли, пропитанной
мышьяком в забойных — в 200 раз выше фона! — количествах. Эту аномалию
нашли в 1994 году сотрудники Института минералогии, геохимии и
кристаллохимии редкоземельных элементов (ИМГРЭ) РАН, работавшие по
заданию Москомприроды. «А я все думал: откуда это? Не знал, на что и
грешить», — заметил начальник территориального отделения Москомприроды
Андрей Кузьмин, в чьем кабинете я разглядывала рожденные трудами ИМГРЭ
карты техногенного загрязнения почв Юго-Восточного округа.
Вывод на поверхности, как иприт из худой бочки: пока не найдем,
где зарыта отрава, этот клок земли на краю Кузьминок так и останется
опасным военно-химическим полигоном. Ведь мы нашли только «хвосты»,
и никто не знает, где, сколько и какой дряни закопано и слито, на
какую глубину пропиталась почва и есть ли контакт отравляющих вещества
с водоносными горизонтами.
* * *
Кроме зараженной земли, испорченной воды, в Кузьминках тьма-тьмущая
брошенного военными железа. Матерь божья, чего тут только нет! Вокруг
нескольких хибарок, завещанных полигоном ВНИИхиммашу, целый автопарк:
заваливающиеся на бок автоцистерны (это авторазливочные станции,
подробно описанные в учебниках по химической войне), грузовики и
отдельные их части, насосы, распылители, цистерны, бочки, остовы вагонов
и много всего прочего, что описанию не поддается. В ржавой емкости с
двойными заглушками мой бывалый попутчик полковник Вилятицкий признал
ипритную бочку. Чтобы наткнуться на родных ее сестер, долго блуждать
по лесу не придется.
Кузьминская железная аномалия состоит из предметов, имевших самое
прямое касательство к химической войне: в этом хранили боевые
отравляющие вещества. Военные без затей избавились от хлама, просто
кинув его. Железо, нет сомнений, надо собрать, но годится ли это сырье
для переработки? Можно ли, например, отправить его на «Серп и молот»,
или справиться с задачей способно лишь специализированное производство в
Златоусте?
Прояснить ситуацию вызвался профессор Московского института стали
и сплавов Юлиан Юсфин, и пришлось мне в сочельник, под Рождество,
заниматься богомерзким делом: собирать материал для лабораторных
исследований, отковыривая от бочек куски железа.
Это только кажется, что отломать край, которым поживилась ржавчина,
очень просто! Без молотка, зубила и сверла выйдет попытка с негодными
средствами, но подчиненные профессора Юсфина, сотрудники кафедры
руднотермических процессов, были вооружены до зубов. Взмокли мы быстро:
работу легкой не назовешь, а с неба — то дождь, то снег.
Улов (несколько пробок и кусков металла) пронумеровали. Сделать
масс-спектрометрический анализ любезно согласился член-корреспондент
РАН Юрий Карпов. Результат слесарной работы в зимнем лесу и испытаний
в знаменитом Гиредмете материализовался в протоколе. Там написано, что
металл содержит значительные количества мышьяка и серы — на порядок
больше, чем полагается иметь этого добра в железе. Что, собственно,
и требовалось доказать: в бочках держали боевые отравляющие вещества,
в данном случае — «компот», то есть зимнюю смесь иприта и люизита,
которая не дубела на морозе. «Компот» мы готовили для финнов — декабрь
1939 года выпал уж больно холодным, и одним ипритом, который застывает
при минус 14, было никак не обойтись.
Так что же делать с Кузьминской железной аномалией? На «Серп» ее
или куда подальше? «Можно и на «Серп», — высказал компетентное суждение
профессор Ю.Юсфин. — Добавить сто килограммов этих железок к тонне
другого металла — никакой беды не случится».
* * *
Но кто будет заниматься исследованиями и реабилитацией территории,
пострадавшей от военно-химического комплекса? Проявили интерес
территориальное отделение Москомприроды, ГО и ЧС Юго-Восточного округа,
а вот военные, похоже, никаких обязательств за собой не чувствуют.
Зато жаждет деятельности организация по имени «Зеленый крест».
Там настолько близко к сердцу приняли расследование «Московской правды»,
что не заметили, как почти слово в слово передрали мою заметку. Нашу
проявившую инициативу редакцию «зеленокрестные», обращаясь к столичным
властям с предложением собственных услуг, стыдливо именуют некой
абстрактной общественностью. Довожу до сведения товарищей, креста на
которых нет, что сама я чужого не беру и очень не люблю, когда воруют
у меня.
Но что мои авторские амбиции против того, как обошлась эта
организация с активистами Союза «За химическую безопасность»!
Нахваливая себя, «Зеленый крест» информирует правительство Москвы,
что успешно проявил себя в Пензенской области, где «были выявлены
реальные масштабы загрязнения территорий и разработана методика по
их реабилитации». Вообще-то «реальные масштабы» удалось выяснить вовсе
не «Зеленому кресту», а самим жителям Пензенской области, членам
Союза «За химическую безопасность». «Зеленокрестные» же, присоединившись
на последнем этапе, все заслуги приписали себе (в этом деле, мы
убедились, их опыт неоспорим!), но чего не сделаешь, когда маячат
реальные деньги?»
Е.Субботина, «Московская правда», 17 апреля 1999 г.
* * *
Итак, проблема иприта и люизита в Москве в первом приближении
начала решаться. Как оказалось, эти ОВ найти при желании несложно.
Осталось генерал-полковнику химических войск С.В.Петрову, добровольно
и очень истово отсиживавшемуся в закулисе, добавить для жителей
столицы его Родины несколько конкретных деталей, ну например,
каковы перспективы нахождения иприта в Очакове и на шоссе Энтузиастов.
Да и властям Москвы этой головной боли хватит надолго — пора и о
реабилитации земель подумать.
Что до функционеров «Зеленого креста» — от М.Горбачева до
С.Барановского, — то для их сведения сообщаем несколько мест России,
где еще не ступала нога ипритно-люизитных следопытов.
Иприт и мышьяк без особых хлопот можно разыскать, например,
в закрытом городе Шиханы (Саратовская область; придется, правда,
«поработать» с Министерством обороны), а также в открытых и вполне
забытых Богом и начальством городах, которые когда-то были брошены
на химическую войну — Чапаевске, Дзержинске, Березниках… Несколько
десятков ветеранов отшумевших химических войн там еще живут. Живут
ветераны и возле Соснового Бора (Ленинградская область), где когда-то
затапливали иприт и люизит в соседних болотах. Да и С.-Петербург
не был обойден вниманием наших военных — там есть места, где в
прошлом активно испытывалось химическое оружие.
Если найдутся деньги на морские утехи, то продукты превращения
иприта и люизита не очень сложно найти и на дне Белого моря недалеко
от Соловков. Впрочем, искать техногенное месторождение мышьяка возле
Новой Земли вряд ли стоит — это место активных затоплений химического
оружия уже нанесено на американские карты.
Полагаем, что правительства США и Швейцарии, оплачивающие труды
«Зеленого креста», подхватят эту инициативу — глобальная безопасность
волнует всех.