« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
* Сообщение UCS-INFO.415, 2 мая 1999 г. *
*******************************************************************
Экология нефтедобычи
«ЭКСОН ВАЛДИЗ»: ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ
(к 10-летию экологической катастрофы на Аляске)
Нас было семеро дальневосточников, кого PERC — довольно известная
и в США, и на российском Дальнем Востоке общественная экологическая
организация Pacific Environment and Resources Centеr, т.е. Тихоокеанский
Центр охраны окружающей среды и ресурсов, — пригласил участвовать в
так называемом нефтяном обмене на Аляске. То есть познакомиться с их
проблемами добычи и транспортировки нефти и рассказать о наших. Повод
для этого был самый что ни на есть подходящий: 10-летняя годовщина
одного из самых — если не самого — драматического событий в истории
штата Аляска (этот статус она обрела лишь 40 лет назад, в 1959 г.)
Ночью 24 марта 1989 года на подводных скалах рифа Блай потерпел
крушение супертанкер «Эксон Валдиз» («Exxon Valdez»). Из его танков
вылилось в море 11 миллионов галлонов сырой нефти — почти 50 тысяч тонн
по-нашему. (Впрочем, это лишь официальная оценка, основанная на данных
самой компании Exxon, существует мнение, что они занижены раза в четыре.)
Нефть, воспринимавшаяся до той роковой ночи лишь как богатство и гордость
Аляски, стала «черной смертью», покрывшей 2 400 километров пляжей и
погубившей целые поколения лососей, от 3,5 до 5,5 тысяч каланов,
полмиллиона морских птиц, десятки китов. По жизням и по душам людей,
населяющих эти берега, крушение «Эксона Валдеза» нанесло такой удар, от
которого до сих пор, по их собственным словам, «шрамы еще не зажили».
Нам важно было увидеть и услышать этих людей. Тем более, что сама
наша делегация представляла собой как бы спектр «нефтяного будущего»
российского Дальнего Востока. Самой большой и энергичной ее частью
были сахалинцы: Д.Лисицын и С.Алексеенко от общественной организации
«Экологическая вахта Сахалина» и океанолог Д.Шустин. Под конец
двухнедельного марафона, когда и блокноты, и головы, и сумки с разными
печатными материалами разбухли до последней степени, мы даже начали
ворчать на их неутомимость в общении и поисках информации. Хотя, конечно,
понимали: будь мы на их месте… Для Сахалина нефть на шельфе — уже
сегодняшняя реальная проблема: летом 1999 г. первый танкер должен
залиться у платформы «Моликпак». И то, как ведут осуществление проекта
«Сахалин-2″ те же нефтяные компании, которые работают на Аляске
(Exxon, Mobil др.), вызывало возмущение наших собеседников-американцев.
Магаданцы — Э.Грищенко (Магаданский центр окружающей среды) и
А.Ильичев, зам. начальника Спецморинспекции, — прямо во время поездки
получили сообщение о том, что участки «Магадан-1″ и «Магадан-2″
выставляются на тендер. Поэтому их больше всего интересовали вопросы
воздействия сейсморазведки и разведочного бурения на молодь рыб и на
крабов (тендерные участки — самые крабовые на примагаданском шельфе).
Но выяснилось, что получить подобную информацию сегодня не просто: из-за
протестов рыбацких ассоциаций и коренных жителей разведка новых
месторождений на Тихоокеанском побережье Аляски сегодня не ведется, и
даже несколько уже проданных по тендеру участков правительству штата
пришлось выкупить обратно.
Мы, камчатцы (начальник отдела рыбвода П. Гордейчук и автор этих
строк, корреспондент «В»), чувствовали себя несколько на особом положении,
когда в той или иной беседе наступала наша очередь рассказывать о
нефтяных делах в своем регионе. Ей-Богу, приятно было видеть реакцию,
которую вызывали слова о том, что наш шельф пока не колотят сейсмопушками
и не дырявят бурами, что на Камчатке обсуждается идея принятия моратория
на разведку и добычу нефти на шельфе и что экологов в этом вопросе
подерживают депутаты и губернатор. Но, хотя это вроде бы правда, каждый
раз почему-то кошки скребли на душе… Не уберечь Камчатке свои белые
одежды в этой нефтяной вакханалии, что разворачивается сейчас в
российских дальневосточных морях. И то, что произошло на Аляске 10 лет
назад — это наше будущее. Лет через десять, если не раньше…
СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА
Анкоридж — Кенай — Хомер — Анкоридж — Валдиз — Анкоридж. Таков был
наш маршрут. За полмесяца «микрик», арендованный PERCом, стал для нас
почти что домом. Хотя, если судить по карте, объехали всего-то маленький
кусочек этой большой и прекрасной страны, так похожей и не похожей на
Камчатку.
А главным городом, «столицей души» для нас стал Валдиз — маленький,
уютный городок на берегу залива Принца Вильяма. Постоянных жителей -
около 4 тысяч (за лето, правда, туристов бывает раз в десять больше, но
сейчас пока почти все гостиницы закрыты). Домов выше двух этажей здесь
не строят, с окрестных гор в городок запросто приходят лоси, а бывает -
и гризли, тогда по местному радио объявляют, чтобы жители соблюдали
осторожность. Что же касается символа Америки — белоголового орлана,
то за день их тут можно увидеть штук пять: каждый «забил» свое дерево
и восседает на нем так, как будто выполняет контракт с турфирмой.
Местные жители уверены, что «золотая лихорадка» на Аляске началсь с
Валдиза, точнее говоря, она его и породила. После того, как первые
крупинки золота были намыты в здешнем Metallic Creec (Металлическом
Ручье) сюда стали пробираться искатели счастья. Кто был посмелее и
посильнее, уходили по ледникам вглубь Аляски, другие оставались на берегу
залива, открывали свои лавочки, магазины, салуны, провожали и встречали
золотодобытчиков. В прошлом году Валдиз отметил 100-летний юбилей.
К своей «золотой» истории валдизцы относятся с умилением и каждый
год в начале августа устраивают себе праздник — Дни золотой лихорадки.
Развлекаются, как могут, целую неделю: ходят в джеклондоновских костюмах,
устраивают шутливые конкурсы (на самую ужасную машину, например) и
«дурацкие парады» (в прошлом году всем очень понравилась кровать с
моторчиком). Некоторые из местных жителей и сегодня имеют собственные
участки на золотоносных ручьях и в конце сезона приносят свой золотой
улов в здешний ювелирный магазинчик «Sandra`s Gold» (его хозяйка Сандра
Биттнер плавит золотой песок, делает из него неплохие украшения, но, на
мой вкус, самый лучший сувенир от «Золота Сандры» — маленький, но
неповторимый самородочек, к которому просто приделана петелька, чтобы
можно было носить на цепочке).
И все же драгоценный металл, золотая лихорадка — это уже из прошлого
Валдеза. Причем из прошлого БЫВШЕГО Валдиза, того, который находился в
нескольких километрах от нынешнего. В один из мартовских дней 1964 года,
как раз на католическую Страстную пятницу, тот Валдиз был разрушен
сильнейшим землетрясением. Многие тогда из него уехали, и десять лет
городок, «отцом» которого считают золото, то ли был, то ли не был…
«Матерью» нынешнего Валдиза стала нефть. В 1973 году началось
сооружение знаменитого Пайплайна — Трансаляскинского нефтепровода
(Trans Alaska Pipeline System). Тогда вместе с компанией «Alyeska» сюда
прибыли много новых людей, для их размещения завезли строительные
балки (некоторые валдизцы живут в них и сегодня — скромно, но с полным
комфортом, другие обстроили их верандой, гаражом, возвели второй этаж -
получился вполне дом «американской мечты»), жизнь в возрожденном Валдизе
закипела.
Для аляскинцев Пайплайн — это почти что культовое сооружение: на
любой карте, схеме, на любом, самом маленьком, значке с силуэтом штата
обязательно прочертят кривую линию, протянувшуюся с самого арктического
побережья до южного берега. Эта южная оконечность нефтепровода — и есть
Валдиз. Начавшись от месторождения Прудо-бэй, преодолев 1300 километров,
три горных хребта, более 800 рек, «Великая Труба» заканчивается здесь,
на берегу залива Принца Вильяма, не менее грандиозным морским терминалом,
где каждый день загружаются супертанкеры. Мы у себя, на Камчатке, таких
и не видели: 120-тысячетонники считаются среди них маленькими, а солидные
берут по 265 тысяч тонн. С 1977 года, когда Труба заработала, и по
нынешний год с четырех причалов этого терминала загрузились 15 800
танкеров, через узкий (в одном месте его ширина всего около 1 мили)
залив Принца Вильяма перевезено 12 миллиардов баррелей нефти, т.е.
около 900 миллионов тонн. Шанс на трагедию был слишком высок.
Он выпал на долю капитана «Эксон Валдиза» Джозефа Хэйзелвуда.
24 марта 1989 года — ровно через 25 лет после землетрясения — опять
была Страстная пятница.
СУДЬБА КАПИТАНА
Свои действия в ту роковую ночь капитан Хейзелвуд объяснял тем,
что пытался уклониться от столкновения с айсбергом: ледник Колумбия,
сползая в море, в большом количестве «подбрасывает» эти огромные глыбы
льда в воды залива. Его же обвиняли в том, что за шесть часов до выхода
в море он выпил в местном баре «три или четыре водки» (т.е. граммов 150
в общей сложности) и к тому же поручил управление танкером своему
третьему помощнику, не имевшему соответствующей сертификации.
Судебная тяжба капитана Хейзелвуда — бывшего капитана, своей
лицензии он лишен навсегда — длилась все эти десять лет. И вот в
спецвыпуске газеты «Ancorage Daily News», посвященном разливу «Эксон
Валдиза», обнародовано окончательное решение. Дж. Хейзелвуд приговорен
к 1000 часов общественных работ. Начиная с нынешнего года и в течение
последующих 5 лет, он должен проводить на Аляске один месяц, убирая
мусор в парках и вдоль дорог (первоначальное решение суда обязывало
его отработать эти 1 000 часов на очистке пляжей от нефти, но теперь
уже «поезд ушел»). Наказание, скорее, символическое, моральное -
продолжение той кары, которую несет капитан Хейзелвуд с той минуты
(00 часов 09 минут 24 марта 1989 года), как дно танкера заскрежетало
по скалам рифа Блай. Вопрос лишь в том, какова в этом грузе вины его
личная доля «халатности» (статья обвинения), а какую постарались
переложить на его плечи могучие и могущественные компании Exxon и
Alyeska, отправившие огромный танкер пробираться по узкому заливу с
подводными скалами и плавающими ледяными горами в одиночку — без
конвоя, без буксира и без лоцмана.
Одним из первых, кто увидел Хейзелвуда в ту ночь, был инспектор
аляскинского Департамента по охране окружающей среды Дэн Лон. В беседе
с нами он рассказал об этом так: «Когда я поднялся на танкер, то сразу
же пошел к капитану. Он сидел обеспокоенный, огорченный, задумчивый.
Я верю, что в эти минуты он думал о танкере, о безопасности экипажа,
безопасности окружающей среды. И я не думаю, что он беспокоился о себе».
СУДЬБА ИНСПЕКТОРА
Удар стального днища о подводные скалы, море нефти, которое
люди не в силах удержать, птицы, выпачканные густой черной массой,
умирающие каланы… Голливуд, конечно, не мог не использовать такой
драмматический сюжет, и крушение «Эксон Валдиза» так или иначе
послужило «либретто» уже для нескольких фильмов (какие-то из них
можно было увидеть и по камчатскому телевидению). Если помните, один
из главных персонажей в этих сюжетах — природоохранный инспектор, чье
мирное течение службы вдруг прерывается одним телефонным звонком. И
силой обстоятельств он оказывается вовлечен в события, которые
мучительно, но неизбежно превращают его из обычного чиновника в
гражданина. 24 марта 1989 года этот звонок прозвучал для Дэна Лона,
единственного в то время в Валдизе представителя Департамента по
охране окружающей среды штата Аляска.
— Я был дома, спал. Мне позвонили около часа ночи с терминала,
сказали, что произошел разлив, но в тот момент у них было очень мало
информации, они знали только, где это произошло, и что нефть утекает, -
вспоминает Дэн по нашей просьбе эти первые часы и минуты.
— Я сразу же позвонил в Береговую охрану, трубку взял их главный
командир (коммодор Том Фалкенстейн, по-нашему капитан 1-го ранга, — О.П.)
Мы скоро отправляем судно туда, сказал он, и если вы хотите идти…
Я сразу же сказал, что да, я должен ехать. Потом я позвонил моим
начальникам в Анкоридж, попросил сообщить всем нашим сотрудникам и
помочь с отправкой сюда всех людей, которые отвечают за ликвидацию
аварий. Мой начальник ответил, что вы же еще не знаете, сколько там
нефти, не думаете ли вы, что слишком рано вызывать людей на помощь?..
Дэн не очень-то похож на голливудского героя и даже на «типичного
американца» — лысыватый пожилой человек с печальными глазами. И совсем
не говорит «cheese» только для того, чтобы выглядеть O`K: может быть,
с той самой ночи, когда по его собственным словам, «сбылся мой самый
страшный кошмар». Семь последующих лет, когда он судился с родным
природоохранным Департаментом, упорно пытавшимся его уволить за то,
что «слишком много шумел», тоже, конечно, не прошли даром. Судьба
природоохранного инспектора сложилась почти так же драматично, как и
судьба капитана Дж. Хейзелвуда: на работе он был восстановлен только
после того, как пресса и общественность «сильно рассердились» на то,
что Департамент не выполняет решение Верховного суда штата. Но в ту
ночь ему, как и капитану танкера, некогда было думать о собственной
карьере.
— Если вы посмотрите в архивах, то найдете много писем, в которых
сотрудники нашего Департамента писали о том, что мы не готовы к аварии.
Это было еще задолго до разлива. Но чиновники ничего не видели, не
слышали и не хотели понуждать компании что-то улучшить. Когда я увидел
мертвое черное море нефти, я сердился на себя, — вспоминает Дэн Лон
десять лет спустя. — Когда мы приближались к танкеру, слой нефти на
поверхности воды был уже вот такой…
Дэн разводит руки примерно на полметра, потом на школьной доске,
оказавшейся в комнате, где происходит его беседа с российской делегацией,
рисует схему: танкер, слой нефти, по которой — уже не по воде! — к
нему швартуется катер Coast Guard`а…
Первое оборудование по ликвидации утечки прибыло только через
13 часов — не через 4, как предписывалось планами и инструкциями, и
это было, по его словам, «бесполезное оборудование». Когда Дэн
рассказывает о бестолковщине, творившейся в первые, самые решающие
часы, хочется потрясти головой и очнуться: мы в Америке или на родине,
в России?.. На терминале с трудом отыскали баржу, на которую можно
было погрузить оборудование. Но само оборудование оказалось на складе,
склад — под снегом. Когда разгреблись и погрузились, оказалось, что
это — слезы: несколько сот метров бонов и три маломощных скиммера
(плавучих насосов-нефтесборщиков). Основной объем нефти из танкера
вытек в первые три часа, и удержать его такими силами было невозможно.
Зато, когда сутки спустя, Дэн, наконец, смог покинуть борт танкера,
передав вахту своему помощнику, он обнаружил, что в Валдиз понаехали
«большие чиновники штата, их адвокаты, адвокаты Exxon`a, высшие
чиновники компании — в результате мы на месте не могли делать свою
работу». На четвертый день проволочек и дебатов разразился шторм и,
как пишет анкориджская газета, вообще «была потеряна надежда на то,
чтобы контролировать разлив».
— Нам не нужно больше бумаг, больше слов — нам нужно больше сердца
и оборудования. Я знаю одного рыбака из залива Прудо, который собрал
больше нефти своими 5-галлоновыми ведрами, чем Эксон своими скимерами:
это было из его сердца. И если вы можете убедить своих чиновников
послушать технических экспертов — это уже успех. Но это очень редко
бывает…, — сказал нам Дэн Лон на прощание.
«ВЫ РАЗРУШИЛИ НАШУ ЗЕМЛЮ»
Нефть выплеснулась на берега залива Принца Вильяма, бухты Кука,
полуострова Аляска, острова Кадьяк. Пострадали три национальных парка,
три природных заказника и один национальный лес. Большинство американцев
с трудом представляют себе аляскинские масштабы, поэтому во многих
брошюрах и буклетах, посвященных 10-летию разлива, нефтяное пятно
прикладывается для сравнения то к Калифорнии — тогда оно занимает
все побережье этого штата, то к Атлантическому побережью США, где
подобное бедствие обрушилось бы сразу на 7 штатов. Если же приложить
это пятно к карте Сахалина, где уже нынешним летом наинают качать
нефть с шельфа, то нашего российского острова для него будет мало,
придется добавить еще и японский остров Хоккайдо.
Летом 1989 года в Валдизе, вспоминают его жители, стало «как на
войне»: в течение нескольких недель население городка выросло с 4 до
12 тысяч: люди прибывали на очистку пляжей, воды, спасение животных.
Уютные семейные дома превратились в «общежития». Многие валдизцы,
кто лишившись работы (в тот год ни о туризме, ни о рыбалке не могло
быть и речи), а кто и просто бросив ее, тоже вышли на ликвидацию
последствий аварии, тем более, что Exxon (хозяин танкера и
разлившейся нефти) платил за работу неплохо — по $16,95 в час.
«Exxon же богаче России», — немного смущаясь, говорили наши
американские собеседники. Ежегодная прибыль этой нефтяной компании
оценивается в 8,5 миллиардов долларов. Ежедневно Exxon зарабатывает
$20 миллионов. Поэтому — и это уже, увы, совсем не похоже на
российскую действительность, на то, что будет происходить у нас,
если, не дай Бог… — виновник происшествия мог позволить себе
истратить на очистку 2,5 миллиарда долларов. Еще 300 миллионов
долларов были выплачены в качестве компенсации частным и юридическим
лицам, которые сразу могли представить расчет прямого ущерба,
понесенного ими. Кроме того, Exxon обязался заплатить штату 900
миллионов долларов (с рассрочкой на 10 лет) на различные
природоохранные мероприятия. Плюс «мелкие расходы»: для индейских
поселений, например, было закуплено в других штатах 50 тонн
морепродуктов — по 150 кг на каждого человека. И тем не менее, Exxon
называют на Аляске «наглой» и «злой» компанией: прошло уже 5 лет, как
Верховный суд штата обязал ее выплатить 5,2 миллиарда долларов по
искам 30 тысяч индейцев, рыбаков, бизнесменов, кому был приченен
ущерб, однако компания все еще продолжает оспаривать это решение.
Но не все можно измерить и исправить даже такими деньгами.
«Наши люди знают, что происходит на побережье. Проведи хоть
целый день, очищая один огромный утес, но прийдет прилив, и утес
снова весь покрыт нефтью. Проведи неделю, натирая и промывая
поверхность, но подними камень — и под ним четыре дюйма нефти», -
говорит В.Меганак, вождь поселения индейцев Грахам. По подсчетам
морской рыболовецкой службы в результате всех предпринятых усилий
удалось собрать не более 15 процентов нефти, пролитой «Эксон Валдизом».
И нам, российским гостям, в качестве «аляскинского сувенира» на память
вручили по стеклянной баночке с галькой, густо покрытой вонючей
нефтяной массой. На баночке надпись: «2 марта 1999 года», — собраны
эти камни на одном из пляжей залива Принца Вильяма, который уже
дважды (!) подвергался очистке — в 1989 и 1997 годах.
До сих пор индейцы в местных поселениях опасаются жить, как
прежде, то есть добывать и ежедневно питаться здешними рыбой,
крабами, моллюсками. На симпозиуме в Анкоридже ученые, врачи и
чиновники из департамента по безопасности продовольствия признавали,
что им нечем утешить эту тревогу. Правда, в первые годы после разлива
индейцам получили вот такую рекомендацию: ежедневное безопасное для
здоровья потребление лосося, выловленного в загрязненных водах,
составляет… 45 граммов, крабов — 2 грамма. Сейчас концентрация
токсичных веществ в морепродуктах, конечно, снизилась, но об
отдаленных последствиях их постоянного поступления в организм мало
что известно.
Через семь лет судебных тяжб Exxon выплатил штату 392 миллиона
долларов, чтобы тот выкупил у коренных жителей часть земель и превратил
их в особоохраняемые природные территории. Часть этих денег пошла на
общие нужды племен (в одном селе, например, на них построили
православную церковь), часть была роздана на руки. В индейских поселених
появилось много телевизионных «тарелок», машин, мотоциклов, что дало
основания чиновникам Exxon`a заявлять: аборигены, мол, живут теперь
лучше прежнего.
Но есть и другое мнение. Потерю ими традиционного уклада жизни,
необходимость кормиться «гуманитарной помощью» от Exxon или покупать
продукты в супермаркете (мечта многих россиян) выступавшие на
симпозиуме сравнивали с изнасилованием. За годы, когда индейцы
вынуждены были судиться вместо того, чтобы ловить рыбу, пошатнулся
авторитет вождей, в 2-3 раза возросло пьянство. «У нас нет больше
слов, чтобы передать нашу потерю — вы разрушили нашу землю и теперь
ломаете наш дух», — обвиняет Exxon Долли Си Ар Рефт, представитель
племени Кодиак.
«НЕФТЬ EXXON VALDEZ ОСТАНЕТСЯ НАВСЕГДА», -
считает Джефф Шорт, ученый из NOAA, Национальной океанической
и атмосферной администрации. И добавляет: «Нефть не разлагается,
мы не знаем, что делать». Другие исследователи придерживаются
более оптимистической точки зрения: по их предположениям самоочищение
экосистемы произойдет в 2005 году. Но, подчеркивают они, — это не
утверждение, а надежда. Потому как все человеческие усилия «отработать»
свой грех перед природой оказались не только бесполезны, но и нанесли
еще больший вред.
Теперь уже ясно, что промывание каменистых пляжей горячей водой
из брандспойтов только, во-первых, разжижило нефть и дало ей возможность
просочиться глубже, а во-вторых, нанесло окончательный удар по
прибрежной биоте, «стерилизовав» берег от всего живого. Распыление
дисперсантов тоже лишь растворило нефтяную пленку на поверхности,
загнав этот яд в толщу воды и добавив к нему дополнительную порцию
токсинов. Все эти безумные траты: в том числе, и вытирание камней
специальными салфетками, отмывание птиц и каланов, завоз самолетами
мальков рыбы в пострадавшие заливы из чистых мест, — нужны были самому
Exxon`у для спасения своего имиджа, лишь бы скрыть последствия аварии
с глаз долой.
Сегодня в заливе Принца Вильяма, на первый взгляд и правда, — все,
как в «старые добрые времена»: любоваться каланами можно прямо с
пристани, где швартуются туристические корабли; тюлени и нерпы плещутся
возле маленького, густо поросшего соснами островка в 15-20 метрах от
нефтяного терминала; в прошлом году местные рыбаки, наконец-то,
выловили горбуши не меньше, чем в путину-88, до разлива. Но ученые
утверждают: «Покалеченная экосистема не восстановилась».
До трагедии 24 марта 1989 года в заливе Принца Вильяма обитали
13 тысяч каланов — больше, чем на всей Камчатке, включая Командорские
острова. Около 1 000 трупов их было собрано после разлива, погружены
на несколько грузовиков и вывезены, якобы, для исследований (потом,
рассказали нам, их просто сожгли). Те, которых отмывали, и выпускали
на волю, тоже, как показали наблюдения, жили не долго: нефть,
оказавшаяся внутри, убивала их не сразу, но верно. Нынешняя популяция
каланов в заливе Принца Вильяма составляет лишь 46% от прежней. На 80%
уменьшилась и популяция тюленей. Восстановление численности гагары
ожидается только в 2065 году (из морских птиц она пострадала сильнее
всех: 74% от числа всех найденных погибших птиц, а число это -
полмиллиона).
Численность горбуши восстанавливается только за счет
«искусственников» — продукции рыборазводного завода. «И тем самым был
нанесен еще больший вред дикому поголовью», — считает Макс Краган,
рыбак из Кордовы. «Дикого» лосося предпочитает не только наука — даже
на рынке он ценится дороже. Но нынешние дикие лососята в пострадавших
районах и сегодня, 10 лет спустя, рождаются уродцами — с какими-то
вздутыми животами. Наука подсчитала: в 1993 году из 1 000 икринок в
чистых районах выклевывались 13 мальков, в «нефтяных» — 7; в 1995
году соответственно — 8 и 4.
Из 28 видов, за которыми следит наука, лишь два сегодня обозначены
как «восстановившиеся»: белоголовый орлан (погибло 250 особей) и
речная выдра (12 найдено мертвыми) — то есть, те, кого беда, учиненная
людьми, коснулась в меньшей степени. Большие бакланы и касатки в этих
научных трудах значатся как «не восстанавливающиеся». Остальные — в
континиусе, то есть «восстанавливающиеся».
И единственное, что люди теперь могут для них сделать — больше
так не поступать и так не гадить.
ТАНКЕРЫ ИДУТ ПОД КОНВОЕМ
Уже на следующий год после трагедии «Exxon Valdez» в США был
принят федеральный закон Oil Pollution Act of 1990 (Акт о Нефтяном
Закрязнении 1990 г.), или, как его здесь чаще называют ОРА-90. А
поскольку американцы не только богаче, но и законопослушнее нас,
россиян, та система безопасности, с которой мы знакомились в заливе
Принца Вильяма, откровенно говоря, вызывала вздох (или стон) «белой
зависти». У этой системы три основных звена, три уровня ответственности.
Первый из них — гражданский. «Десять лет назад контроль населения
над Морским терминалом Валдиза и нефтяными танкерами был мечтой местных
жителей, которой нефтяная индустрия не дала осуществиться. Сегодня же
это — общепринятая реалия жизни», — говорится в ежегодном отчете
местного Гражданского консультативного совета. Таких советов, созданных
в соответствии с ОРА-90, в США только два: они действуют в пострадавших
районах — заливе Кука и заливе Принца Вильяма. Формируется совет из
представителей всех населенных пунктов региона и представителей
ассоциаций — рыбацких, туристических, индейских. Он рассматривает
и согласовывает (или не согласовывает) планы нефтяных компаний по
предотваращению разливов и действий в случае аварии, ведет свои
собственные исследования и мониторинг. Но, хотя структура и функции
обоих Гражданских советов аналогичны, их деятельность «зеленые»
Аляски оценивают по-разному. И причина тому банальна — деньги. В
заливе Кука, где стоят полтора десятка нефтяных платформ, принадлежащих
разным компаниям, совет вынужден ежегодно с каждой из них договариваться
о сумме финансирования. Поэтому здесь мы слышали такое мнение:
«Подобные организации создаются, чтобы скрыть истину». Совет в
заливе Принца Вильяма имеет дело с одной «Альеской» и их финансовые
взаимоотношения определены раз и навсегда без всяких условий: хозяин
Трубы оплачивает гражданский контроль за собой в сумме 2 миллиона
долларов в год. Впрочем, в основе авторитета Гражданского совета
залива Принца Вильяма лежит не только финансовая независимость, но
и «человеческий фактор». Его исполнительным директором является Джон
Девенс, который был мэром Валдиза в том самом 1989 году. А президентом -
Стэн Стивен, очень уважаемый в Валдизе человек. По здешним меркам
он — довольно крупный бизнесмен, глава туристической фирмы,
располагающей шестью прогулочными судами, так что в экологическом
благополучии залива заинтересован кровно. (Хотя на мистера Твистера
этот человек со шкиперской бородкой совсем не похож. И он, и его
милая, скромно одетая жена, и две юных дочери не гнушаются на своих
«лодках» ни мытья клозетов, ни швартовых работ.)
Второе звено — Береговая охрана. В валдизском офисе Coast Guard
до сих пор в той же комнате, на том же месте стоит радиостанция, по
которой был принят SOS с «Эксон Валдиза» — на память. Для практической
работы здесь же установлены две независимые компьютерные системы: на
случай, если, не дай Бог, один дежурный офицер отвлечется или произойдет
какой-нибудь сбой. Информация о движении всех судов по заливу поступает
на два огромных монитора в реальном времени. Каждый танкер при этом
еще и конвоируется до выхода из залива Принца Вильяма кораблем
Береговой охраны.
Впрочем, не только им. Трагическое одиночество, в котором
оказались «Эксон Валдиз» и его капитан больше не угрожает супертанкерам
в заливе Принца Вильяма. В эскорт, провожающий танкеры за 70 миль
от морского терминала, обязательно входит, кроме катера Coast Guard,
и мощный, маневренный буксир, оснащенный на всякий случай и бонами,
и скиммерами. Это — часть третьего звена системы безопасности.
Точнее было бы назвать его первым. SERVS — Ship Escort Response
Vessel System (Служба эскорта и реагирования), созданная «Альеской»
и стоящая ей $60 миллионов в год, считается самой мощной и лучшей
в мире. 23 марта, накануне печального юбилея, в заливе Принца
Вильяма были устроены показательные учения SERVS. С борта одной из
«лодок» Стэна Стивена (вторая была предоставлена делегации мэров из
французской Бретани, где тоже 14 лет назад разлилась нефть из танкера)
мы обошли залив, убедившись собственными глазами, что здесь стоят
баржи, уже оснащенные всем необходимым — всего их 4, увидели в
действии боны разных типов (общая длина 35 миль), скиммерные системы -
самоходные (6 штук) и «простые» (их 55, способных собрать 45 тысяч
баррелей нефти в час). Над заливом кружились вертолеты и самолеты,
разбрасывая «дисперсанты». Маленькие рыбацкие суденышки тоже способны
в случае ЧС придти на помощь и умеют управляться с бонами: около
60 из них задействованы «Альеской» в системе реагирования и за ее
счет рыбаки участвуют в регулярных тренировках. «Nanug» — самый
мощный в мире, 10 000 лошадиных сил, красавец-буксир «вальсировал»,
демонстрируя свои возможности маневрировать на 360 градусов, не
сходя с места.
Глава Гражданского совета и наш гостеприимный хозяин С.Стивен,
хоть и показывал все это не без гордости, но не забывал упомянуть
о нынешних требованиях совета к «Альеске»: поставить на постоянное
дежурство ледокол и принимать к своему терминалу только танкеры с
двойным корпусом. А каждый из нас, дальневосточников, думал о
своем: что нужно сделать, сколько потратить времени и сил, чтобы
заставить те же компании-акционеры «Альески» (Exxon, Mobil и др.)
вести себя на российском Дальнем Востоке хотя бы так же, как на
Аляске? Ничего подобного на Сахалине, куда они пришли под видом
своих дочерних компаний,зарегестрированных на Багамских островах
и в Панаме, нет и близко. Завтра они готовятся придти на магаданский
шельф, послезавтра — на Камчатку.
МОЛИТВА ПРИ СВЕЧАХ
Впрочем, на самой Аляске есть немало людей, которые считают,
что и всего вышеизложенного не достаточно, чтобы нефть не угрожала
природе. Что повторение трагедии «Эксон Валдеза» слишком возможно.
После шести лет уговоров и согласований с общественностью
правительство штата вынуждено было выкупить обратно (с выплатой
неустойки) два уже проданных по тендеру участка в бухте Кука. Из-за
протестов рыбаков был отменен нефтяной тендер в Бристольском заливе.
…Случайно выйдя из зала, где Гражданский совет проводил банкет
для почетных гостей симпозиума (как иностранные гости мы оказались
в их числе) я увидела, что на улице стоят люди со свечами. Каждому,
кто входил в этот круг, тоже давали свечу. В тот момент какой-то
скромно, почти бедно, одетый молодой человек рассказывал, что после
разлива «Эксон Валдеза» он работал на отмывке каланов — но они все
равно умирали. «Я слишком беден для того, чтобы купить себе другую
машину, которая бы меньше потребляла бензина, — говорил он, — поэтому
я решил стать вегетерианцем». За ним, по кругу, говорили другие.
«Я сидел на пляже и смотрел в глаза птице, испачканной нефтью, -
рассказывал известный на Аляске ученый-биолог Рик Стейнер. — Я знал,
что она умирает. И она это знала. Я уже не мог помочь ей, но обещал
сделать все, чтобы этого больше не повторилось».
Как-то постепенно, само собой получилось, что в этом круге оказались
все наши, вместе с хозяевами-переводчиками. Стол российской делегации в
банкетном зале «явочным порядком» опустел. Наверное, это было не очень
хорошо (вежливые французы так не поступили), но тогда важнее казалось
быть там, а не сидеть за накрытыми столами и слушать аляскинских сенаторов.
Эти люди со свечами отмечали 10-летие «Эксон Валдеза» по-своему: слушали
каждого, кто хотел говорить, пели вместе какую-то индейскую песню. Потом,
обнявшись все вместе, мы издали «клич волка». (Сейчас вспоминать об этом
почти смешно, но в ту минуту, ей-Богу, чуть слеза не прошибла.)
А потом каждый, по кругу, произнес свою молитву-надежду. О чем была
молитва каждого из нас, семерых дальневосточников, думаю, пересказывать
не стоит».
Ольга ПАВЛОВА, газета «Вести», № 54,58 и 61, апрель 1999 г.,
г. Петропавловск-Камчатский