« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
* Сообщение UCS-INFO.445, 13 июля 1999 г. *
*******************************************************************
Экологическая правозащита
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ЖУРНАЛИСТА-ЭКОЛОГА ГРИГОРИЯ ПАСЬКО
(оглашено на пресс-конференции 7 июля 1999 года)
Настоящее уголовное дело — это не дело по статье о государственной
измене: в судебном разбирательстве о ней речь практически не велась.
Все, о чем говорили участники процесса, в том числе все свидетели,
касалось исключительно моей профессиональной деятельности журналиста.
В нашей стране свобода слова гарантирована законами. Однако, свобода
человека, который произнес или опубликовал это слово, не гарантирована
ничем и зависит от произвола негодяев. Я в этом убедился на личном опыте.
Говорят, история повторяется дважды: первый раз — как трагедия, второй -
как фарс. Но и фарс может стать трагичным. История шпиономании периода
тридцатых годов была трагедией нашего народа. Сегодня та же история
наследников НКВД, начавшаяся как фарс, может вылиться в трагедию -
трагедию безвинно осужденного человека. Только суд — независимый,
бескорыстный и справедливый — может пол ожить конец разыгравшейся
трагедии. Есть ли у нас такой суд?
Александр II сказал Председателю Петербургского окружного суда
А.Ф.Кони по делу об убийстве Верой Засулич градоначальника Трепова:
«…Правительство вправе ждать от суда и от вас особых услуг «. Анатолий
Федорович ответил царю: «Суд постановляет приговоры, а не оказывает
услуги». Я прошу уважаемый суд по настоящему делу постановить приговор.
ФСБ и прокуратура ТОФ уже и так достаточно погрязли в услугах.
В последнем слове я позволю себе еще раз обратить внимание суда на
те обстоятельства, которые по моему мнению, игнорированию не поддаются,
жажде при чьем-то большом желании.
В российской доктрине уголовного права обосновалось мнение, что
преступление должно считаться совершенным при наступлении последствий.
Из материалов уголовного дела, незаконно возбужденного в отношении меня,
отчетливо видно, что мои журналистские взаимоотношения с японскими
коллегами не нанесли ни малейшего ущерба России и не могли нанести,
потому что, во-первых, я ничего противозаконного не совершал, а, во-вторых,
экологическая тематика журналистских исследований законодательством РФ
засекречиванию не подлежит. Более того, если бы следствие велось объективно
и всесторонне, можно было бы собрать достаточно доказательств
причастности моих публикаций и фильмов к выделению Японией 25 млн.
долларов на строительство плавучего завода по очистке ЖРО на ТОФ.
В обвинительном заключении столь часто употребляются слова
«государственная тайна», что они уже, по крайней мере, со стороны
обвинения утратили свой изначальный смысл. Закон РФ «О государственной
тайне» трактует гостайну как защищенные государством сведения в области
военной, политической, экономической и иной деятельности, распространение
которой может нанести ущерб безопасности России.
Если применить данное определение к материалам, которые были
якобы изъяты у меня на квартире, то во-первых, сведения, содержащиеся
в них, защищены государством не были, так как не содержали грифов
секретности. Во-вторых, сведения. Содержащиеся в документах, не
относятся ни к одному виду деятельности, перечисленному в определении
понятия «государственная тайна». В-третьих, в деле нет ни одного
указания на какой-либо ущерб безопасности России, но даже на то, что
данные сведения были распространены, переданы или стали кому-либо известны.
На протяжении судебного разбирательства мы имели возможность
убедиться в том, что следствием и затем прокураторой ТОФ были грубо
нарушены основополагающие требования российского законодательства -
ряд статей Конституции Российской Федерации.
К ним относятся:
* неприкосновенность частной жизни (ст. 12),
* презумпция невиновности, состязательность и равноправие сторон (ст.12),
* презумпция невиновности, освобождение обвиняемого от обязанности
доказывания, толкование неустранимых сомнений в пользу обвиняемого
(ст. 49),
* недопустимость доказательств, полученных с нарушение м закона (ст. 50);
* привилегия против самообвинения, свидетельский иммунитет (ст. 51)
* и другие.
Свыше двухсот процессуальных документов настоящего уголовного
дела содержат свидетельства того, что они добыты незаконным путем.
В их числе документы, изъятые у меня на таможне, и протокол обыска
на квартире. Уже своевременное исключение из материалов дела только
двух этих документов должно было положить конец произволу в отношении
невиновного человека.
Но произвол продолжается прямо-таки с маниакальным психозом, что в
очередной раз свидетельствует: лица, незаконно возбудившие уголовное
дело и заключившие в тюрьму невиновного, фабриковавшие материалы дела
и еще практически вводившие в заблуждение органы правосудия, должны
нести уголовную ответственность за содеянное.
О многочисленных фактах фальсификации доказательств я привел суду
все необходимые письменные показания с конкретным указанием томов,
листов дела и статей УПК РСФСР и УК РФ. Суд не только вправе, но и
обязан принять меры по фактам нарушения законности. Однако даже
сфальсифицированные доказательства не содержат ни одного факта,
доказывающего мою виновность. Из ст. 49 Конституции РФ видно важное
положение, вытекающее из принципа статьи: «не доказанная виновность
обвиняемого по своим правовым последствиям приравнивается к
ДОКАЗАННОЙ НЕВИНОВНОСТИ».
Оказывая на меня всяческое психологическое и физическое давление на
этапе предварительного следствия, сотрудники ФСБ очень хотели услышать
от меня признание моей виновности. Произнося последнее слово я решил
доставить такое удовольствие стороне обвинения. Да, я виноват:
* в том, что честно выполнял долг журналиста;
* в том, что являюсь патриотом своей Родины-России, стремился
способствовать привлечению иностранных инвестиций в страну для
решения экологических проблем;
* в том, что не заметил, как в нашей стране закончилась гласность
и усохли ростки демократии;
* в том, что недооценил подлость и цинизм, мстительность и
беззаконие со стороны КГБ-ФСБ, сотрудничать с которыми я все время
отказался;
* в том, что забыл о существовании таких человеческих качеств
как трусость, злость, зависть, тупоумие, холуйство, присущих
некоторым представителям ФСБ и прокуратуры ТОФ, и не только ТОФ;
* в том, что выполняя свой долг журналиста, мешал своими публикациями
в СМИ творить беззаконие действительным врагам и изменникам Родины,
пустившим по ветру богатства страны либо не препятств овавших этому.
Я «виноват» в том, что не оговорил себя, не признал виновность,
не струсил перед угрозами физической расправы. Я виноват в том, что
я есть и что я еще жив.
Я еще и еще раз обращаю внимание суда на абсурдность и
бездоказательность обвинений в мой адрес. Вся эта категоричность
обвинительных утверждений, вся эта напыщенная и крикливая чушь нужны
стороне обвинения только для того, чтобы замаскировать их юридическую
ничтожность и преступную сущность.
За всеми многочисленными нарушениями законности со стороны ФСБ и
прокуратуры отчетливо видны циничные повадки людей, которым в этой
жизни все сходит с рук в силу одной лишь их принадлежности к так
называемым правоохранительным органам. Они были стопроцентно уверены
в том, что какой-то там журналистишко испугается их и оговорит себя:
ведь, по их мнению, не может не испугаться, поскольку в советском
человеке страх перед органами сидит в генах. Этот страх сильнее
всего, ибо он, как писал кто-то, «давит изнутри, как бы от имени
бессчетных жертв репрессий всех поколений».
Это уголовное дело войдет в историю российской юриспруденции как
проявление рецидива НКВД-КГБ сталинского режима, как попытка возродить
в России политический сыск, цензуру, страх, гестаповские методы и
беззаконие во всех их бесчеловечных проявлениях; как беспрецедентный
факт фальсификации всех без исключения доказательств при четком
осознании стороной обвинения своих противоправных действий.
Обвинительный приговор в любой его форме только подтверждает факты
существования беззакония в нашем государстве. Оправдательный приговор
единственно справедливый в этом деле — занес фамилии судей в учебники
юстиции, как создавших прецедент противостояния натиску беззакония
и произвола со стороны органов ФСБ и прокуратуры и проявивших не
только мудрость и мужество, но и оставшихся на позициях
профессиональных долга, чести и порядочности.
Я призываю суд не допустить торжества беззакония, обезопасить меня
и общество от такой госбезопасности, которая издевается над российскими
законами и международными законодательными актами, всячески попирая
права человека и дискредитируя как саму себя, так и наше государство
в его стремлении к демократии.