« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
**** Х И М И Я * И * Ж И З Н Ь ***************
*******************************************************************
** Сообщение UCS-INFO.623, 5 июля 2000 г. *
*******************************************************************
На путях прогресса
ВНОВЬ О ГЕННО-ИНЖЕНЕРНЫХ ПРОДУКТАХ
«ОНИ БЕЗОПАСНЫ ПОТОМУ, ЧТО НИКТО НЕ СТАРАЕТСЯ ДОКАЗАТЬ
ОБРАТНОЕ
АЛЕКСЕЙ ЯБЛОКОВ, президент Центра экологической политики
России, профессор:
— Генетически модифицированные продукты опасны прежде всего
потому, что гены в организме взаимодействуют, и им
небезразлично, какой из них именно окажется соседом.
Когда биотехнологи включают ген морозоустойчивости в
клубнику, неизвестно, как это скажется на остальных генах
клубники. Мы никогда не будем знать всех последствий вторжения в
геном. Ведь это эволюционно слаженный механизм, который
отшлифовывается миллионы лет. Последствия насильственного
вторжения обязательно будут неблагоприятными. Но через какое число
поколений и в каком виде они проявятся, неизвестно. А как это
отразится на человеке, его потомстве?
Генетически модифицированные продукты неизбежно
распространятся по всей биосфере. Биотехнологи говорят, что будут
выращивать их только на специальных полях. Но ограничить поле
нельзя. Что, биотехнологи запретят бабочкам летать, червякам -
ползать под землей? Уже есть примеры: несколько видов бабочек,
которые берут пыльцу с модифицированной сои, перестали
размножаться.
Людям было бы полезно знать, что трансгенные продукты
являются производными от биологического оружия. Так же, как
атомная энергетика возникла из ядерного оружия, а пестициды
обязаны своим происхождением химическому оружию.
Департамент Госсанэпиднадзора позволил продажу генетически
модифицированных продуктов в России на основании того, что сейчас
у науки нет данных об их опасности. Точно так же департамент
когда-то выдавал разрешение на производство пестицидов. Через 5-6
лет накопились отрицательные данные, и департамент был вынужден
ввести запрет.
Почему нет данных об опасности трансгенов? Да потому, что их
не ищут. Безопасность, о которой говорят биотехнологи, основана на
очень ограниченном числе проведенных тестов. Поясню на примере с
пестицидами. Когда пестицид проверяют на одну тест-систему, он
признается безопасным. На три — уже опасен. При исследовании на
тридцати тест-системах ни один пестицид не получает вердикта
безопасности. Я абсолютно уверен, что, если при тестировании
трансгенных продуктов добавить еще несколько тестов, в конце
концов обнаружат, где таится опастность.
СВЯТОСЛАВ ЗАБЕЛИН, сопредседатель совета
Социально-экологического союза, кандидат биологических наук:
— Эксперименты по созданию генно-инженерных растений и
животных, исследованию их безопасности оплачиваются
транснациональными корпорациями, которые и являются
производителями этой продукции. Корпорации дают работу ученым,
поэтому в мировом научном сообществе очень мало независимых
специалистов. У нас в стране также, к сожалению, нет независимых
от транснациональных корпораций лабораторий.
На фоне ликвидации контролирующих природоохранных органов
Социально-экологический союз оценивает решение о маркировке как
очень своевременное. С мораторием было бы хуже. Логика такая: есть
мораторий, значит, нет проблем, не надо ничего контролировать.
Благодаря маркировке будут возникать хоть какие-то системы
контроля за трансгенными продуктами.
Еще вчера в эйфории от научно-технического прогресса
человечество принимало все новинки на «ура» и оказывалось в роли
подопытного кролика. В случае с трансгенной едой люди впервые
так серьезно борются за то, что изобретение надо сначала хорошо
проверить. Надо быть очень аккуратными с модифицированной пищей
потому, что встроенный ген — все равно что организм, занесенный
из космоса.
ИВАН БЛОКОВ, директор по проектам «Гринпис Россия»:
— Наша позиция основывается на принципе предосторожности,
который зафиксирован в Конвенции о биоразнообразии и Протоколе о
биобезопасности. Этот принцип означает: если нет стопроцентной
уверенности, что внедрение генетически модифицированного растения
в окружающую среду не принесет вреда, мы не должны его
«выпускать». Существующие исследования не дают уверенности, они
недостаточно детальны. Но даже без них ясно: когда какой-либо
организм попадает в не свойственную ему среду, велика вероятность
опасности для этой среды. Не случайно почти во всех странах
установлен жесточайший карантин на ввоз чужеродных организмов.
Попробуйте, например, провезти в США огрызок яблока.
Самое лучшее, что могла бы сделать Россия, это ввести
мораторий и выставить жесточайшие требования к проведению
исследований. Но раз Россия разрешила ввоз ГМ-продукции, то мы
приветствуем обязательную маркировку. Человек должен иметь право
выбора, так как воздействие этих продуктов непредсказуемо.
«Гринпис» уже несколько лет проводит акции протеста против
генетически модифицированных растений и продуктов во многих
странах мира. В России мы развернем ее после введения маркировки.
Первого июля купим в магазинах несколько продуктов, вызывающих
у нас подозрения, и проверим их в независимых лабораториях в
Австрии или в Швейцарии. В первую очередь хотели бы исследовать
консервированную кукурузу и хлеб с добавлением кукурузной муки.
Интересно было бы знать, есть ли ГМ-компоненты в продукции
крупнейших фирм. К примеру, «Нестле» и «Данон» используют
генетически модифицированные компоненты в своей продукции, но
мы не имеем информации, в какие страны ее поставляют.
Очень большие опасения вызывает дискутируемое сейчас
предложение разрешить выращивание в России ГМ-растений. При нашем
вольном обращении с установленными государством правилами,
возможны самые непредсказуемые последствия. Вот пример. В России
на испытательных полях выращивается трансгенная картошка. По
существующим у нас нормам, эти поля должны быть изолированными от
внешнего мира специальными системами. На испытательном полигоне в
Голицыно есть колючая проволока, заборы, но с такими дырами…
«Время-MN», 1 июля 2000 г.