«Химическое вооружение — война с собственным народом (трагический российский опыт)»

23.5. КЛИМ ВОРОШИЛОВ НЕ СПРАВИЛСЯ

Можно сожалеть, но со случайным историческим шансом К.Е. Ворошилов не справился. Даже на полигоне в Кузьминках, не говоря уж о всей стране.

Выше мы подробно обсуждали, как на военно-химическом полигоне в Кузьминках в октябре-декабре 1937 г. происходило организованное раскапывание химоружия на расстрельном фоне по всей советской стране. А потом на полигоне настал период ожидания («враги народа» — закапыватели химоружия — были уже выявлены, а новых указаний не поступало), и продолжался он до осени 1938 г., когда расстрельный сезон товарища Сталина-Джугашвили был закончен.

Полный возврат к прошлому начался с осени 1938 г., когда полигон в Кузьминках принял от НИИ-42 (это была очередная форма существования Ольгинского химзавода, известного также и как завод № 1, и как завод № 51, а ныне как респектабельный ГСНИИОХТ) несколько зараженных цистерн, разумеется, по телефонному звонку из ХИМУ. В начале января 1939 г. Дорогомиловский химзавод обратился в ХИМУ с просьбой об уничтожении на полигоне 9 баллонов с фосгеном (XIII). На это новый начальник ХИМУ П.Г. Мельников «не возражал». В середине января Дербеневский химзавод пожелал уничтожить на полигоне «10-13 возов древесных отходов, зараженных мышьяком». П.Г. Мельников вновь согласился. А в феврале дошла очередь и до завода № 93, у которого возникла срочная нужда избавиться от 2000 баллонов с хлором и неизвестными ОВ (именно так было записано в договоре, который был заключен между полигоном и заводом), причем обязательно до праздника 1 мая 1939 г. И на это начальник ХИМУ отреагировал положительно. Только полигон из-за срочности вопроса слишком поторопился с выливанием ОВ прямо на снег, из-за чего один красноармеец отравился во время службы у тех баллонов с неизвестными ОВ⁶²⁸.

И ХИМУ РККА пришлось провести небольшое расследование, во время которого начальник полигона стал просить внести определенность. Пояснив при этом, что от своих организаций (НИХИ и ВХА им.Ворошилова) он уже давно принимает ОВ на уничтожение без консультаций с ХИМУ, потому что считал «это прямой задачей». Определенность пришлось вносить лично наркому К.Е. Ворошилову во время визита на полигон 29 марта 1939 г. для осмотра химического вооружения: на прямую просьбу дать официальное разрешение на продолжение уничтожения ОВ он отреагировал столь же прямо («разрешил уничтожать ОВ, только без всяких последствий»)⁶²⁸.

В общем, сговор состоялся, и состояние природной среды Кузьминок вновь перестало кого-либо интересовать — ни наркома К.Е. Ворошилова, ни премьер-министра В.М. Молотова, ни тем более И.В. Сталина. И в том же марте 1939 г., когда гроза над военными химиками уже несколько месяцев как пронеслась и поиски «врагов народа» и «вредителей» прекратились, начальник ХИМУ издал приказ о порядке поступления на «уничтожение» на полигон в Кузьминках новых партий «некондиционных» ОВ⁶²⁹. И в самом деле — на носу был великий пролетарский праздник 1 мая и где-то ведь надо было уничтожить сотни баллонов с Угрешского химзавода с неизвестными ОВ, которые неизвестно для чего были изготовлены и неизвестно почему забыты!

И в феврале 1940 г. начальник ХИМУ РККА уже докладывал о том, что в Кузьминках «на опытном поле промышленность г.Москвы уничтожает ненужные отравляющие вещества… и тем самым очищают Москву»⁶²⁹. Причем получателем доклада был все тот же нарком-эколог К.Е. Ворошилов, который совсем недавно — в 1937-1938 гг. — инициировал раскопки химоружия на полигоне и по стране и категорически запретил его закапывать в дальнейшем.

Итак, с использованием доступных документов мы прошлись лишь по части довоенных складов и военных лагерей со стрельбищами и полигонами и вчерне очертили круг нескольких сотен точек на территории Советского Союза, где осуществлялось закапывание химоружия. Можно ли удовлетвориться этим? К сожалению, мы вынуждены признать, что надежды К.Е. Ворошилова на установление режима безопасного расставания с ненужным химоружием, а также на очистку территорий, пострадавших от бездумного обращения с ним, не оправдались.

Иначе не появился бы приказ нового наркома обороны С.К. Тимошенко от 28 мая 1940 г. «Об очистке полигонов от неразорвавшихся снарядов»⁶³³. На этот раз военным советам округов (армий) было предписано «организовать просмотр и очистку от неразорвавшихся снарядов постоянных и временных артполигонов, танковых и авиационных полигонов и стрельбищ войсковых частей». Неразорвавшиеся химические боеприпасы, применявшиеся при стрельбах на многих из этих полигонов, приказ более равнодушного к химии наркома специально не выделял — с этим было все ясно. Тем не менее помощник начальника ХИМУ РККА полковник А.Е. Полянский немедленно приказал двум военно-химическим полигонам — в Кузьминках и Шиханах — доложить о «мероприятиях об осмотре и очистке от неразорвавшихся снарядов и авиабомб согласно приказа НКО № 104-40 г.». Вряд ли эта очередная попытка очищения военных полигонов имела какие-либо реальные последствия — задачи подготовки к химической войне были много важнее.

К тому же искренность приказов маршалов была более чем сомнительной. К 1939-1940 гг. запрет К.Е. Ворошилова на закапывание химических боеприпасов был в РККА успешно преодолен. Приведем примеры.

Как ни странно, но на полигон в Шиханах не были распространены меры, связанные с выполнением приказа наркома обороны от 24 января 1938 г.⁴⁹⁹ о поиске по стране закопанного и забытого химоружия и о реабилитации зараженных территорий. Более того, как уже упоминалось, апрелем 1938 г. датируется прибытие в Шиханы 80 вагонов артхимснарядов, которые подлежали уничтожению и были направлены сюда по приказу свыше, а также 20 вагонов отходов выпуска ОВ, «уничтожить» которые, кроме как закапыванием, вряд ли было возможно. А в июле начальник ХИМУ М.И. Степанов докладывал наркому К.Е. Ворошилову о переносе всех масштабных работ по уничтожению ОВ и больших партий химических боеприпасов с полигона в Кузьминках на полигон в Шиханах. Разумеется, за отдельную плату («Как уничтожение ОВ, так и артхимснарядов производится за плату по договорам. Эти средства идут на улучшение полигона.»). Для этих целей на полигоне была создана специальная команда, а от К.Е. Ворошилова требовалось немного — «подписать прилагаемый при сем приказ для немедленной организации этого ответственного дела на химическом полигоне». От подписания приказа К.Е. Ворошилов благоразумно уклонился, предоставив военно-химическому руководству самим крутиться между Сциллой и Харибдой — между необходимостью очищать всю страну от ненужного химоружия за счет загрязнения полигона Шиханы и очисткой самого полигона. Предпочтение отдали всей стране, полигоном решили пожертвовать⁴. Осенью 1938 г. по приказу командующего ПриВО комкора К.А. Мерецкова на полигоне все-таки состоялись косметические работы по его очистке от разбросанного и, в много меньшей степени, закопанного химоружия⁶³¹. Вскоре, однако, К.А. Мерецков отправился за маршальским жезлом в ЛВО, поближе к границам Финляндии, с которой у него могла вскоре состояться, помимо общей, также химическая война, но, к счастью, не состоялась^357,358. А новое руководство военно-химической службы Красной Армии интересовалось в 1939 г. иными проблемами. Ему нужно было обеспечить использование полигона в Шиханах для ликвидации ненужного военно-химического имущества⁶³¹.

Обратимся к примерам, касающимся положения в военных округах. Присмотримся, в частности, к тому, как поступали на артиллерийских складах, начиная с 1939 г., с отбракованными химическими снарядами. Прочтя гневный приказ командующего II ОКА И.С. Конева, изданный в мае 1939 г., мы увидим, что, оказывается, начальник склада № 68 (ст.Обор, Хабаровский край) будто бы нарушил правила уничтожения непригодных артхимснарядов, повелев отбракованные «76 мм химснаряды уничтожить «сжиганием на костре» без предварительной разрядки и выливания ОВ из снарядов» в 1000 мот склада⁶³⁵. В том приказе особенно любопытно то, что так называемые правила, на которые сослался недовольный командующий, не имеют никакого отношения к строжайшим приказам К.Е. Ворошилова 1938 г.^499,500, которыми вроде бы устанавливались эффективные пути уничтожения ОВ и химических боеприпасов и которыми запрещалось закапывание химоружия. Теперь И.С. Конев ссылается на «Правила разрядки и уничтожения негодных химснарядов», которые были объявлены не в приказах К.Е. Ворошилова1938 г., а в более раннем документе — директиве начальника АУ РККА от 21 октября 1937 г.

Сомнения возникают и при знакомстве с поступившими в войска в последний предвоенный год «Указаниями по переучету и категорированию химического имущества», утвержденными ХИМУ в 1940 г.⁵⁰³. Так вот, этим документом был определен образ действий, неожиданный даже для 30-х гг. Оказывается, теперь ОВ, «подлежащие уничтожению на месте после утверждения актов начальником ХИМУ КА, уничтожаются согласно Инструкции по уничтожению ОВ, указанной в приказе № 0157 от 1.9.1933 г.». Как видим, все вернулось на круги своя — вновь ОВ было предписано уничтожать так, как это было десятилетиями до вынужденных приказов К.Е. Ворошилова времен 1938 г.^499,500 — закапыванием и сжиганием.

Справедливости ради отметим, что в том же 1940 г. был издан и иной документ — «Руководство по хранению, осмотру и перевозкам имущества военно-химической защиты»⁵⁰⁶. И в этом тексте для уничтожения СОВ (то есть иприта, люизита и их смесей) был предписан тот способ «сжигания в корыте», который был узаконен К.Е. Ворошиловым в августе 1938 г. С этим «корытом» Красная Армия и вошла в Большую Войну. Однако «правильный» («корытный») подход к уничтожению СОВ все-таки не смог удержаться в реальной практике. В послевоенные годы массовые операции по ликвидации иприта Советская Армия проводила не в корытах, а в ямах. И ямы эти придется искать.

Впрочем, не будем заниматься оценками цинизма военно-химического руководства Красной/Советской Армии — вряд ли эта ветвь нашего генералитета поймет, о чем речь. Лучше ознакомимся с нижеследующим текстом.

Вдумавшись в содержание этого совершенно секретного и на редкость неэкологичного приказа, нам остается лишь понять, а что именно делали в те годы с химическими артиллерийскими снарядами, помещенными для хранения в шахту, если они потекли. И не будем забывать, что соответствующая директива поступила из Москвы, так что шахтами Дальнего Востока дело не ограничилось.

Таким образом, круг мест закапывания химических боеприпасов резко расширяется — с сотен до тысяч — и, строго говоря, вообще не может быть очерчен. То же самое относится к войсковым складам. В отличие от центральных и окружных, их было так много, а информации о них так мало, что речь о полной идентификации этих складов в принципе идти не может. Однако же именно в них, в низовых складах войсковых частей, в том числе в их складах НЗ, условия хранения химоружия были самыми варварскими.

Укажем для примера, как реально хранились ОВ в некоторых войсковых частях. В КВО, где перемещения войск происходили особенно активно, летом 1938 г. будущий маршал С.К. Тимошенко, заменивший на посту командующего округом расстрелянного И.Э. Якира, сетовал на «преступно безответственное отношение к учету и хранению боеприпасов». Оказывается, 9-я кавалерийская дивизия, уходя на новое место службы, оставила в наследство 99-й стрелковой дивизии «в погребе под жилым домом» довольно экзотические боеприпасы — 4 ящика ЯД-шашек (200 шт.) и 80 химических фугасов⁴⁸⁹. Называть город вряд необходимо — подобная практика была нормой. А вот случай из того периода, когда С.К. Тимошенко был уже в Москве в должности наркома обороны. В это время очередное руководство СКВО нашло неладное в Новороссийске у 157-й стрелковой дивизии: бочки с ипритом, оставшиеся от летней практики и не сданные на окружной склад, «оказывается», хранятся в погребке, наполненном подпочвенными водами на 20 см. В 1939 г. предметом тревог руководства УрВО было оставление двух бочек с ипритом в 112-й дивизии без охраны⁴⁸⁹.

В заключение этого раздела мы вынуждены еще раз констатировать, что К.Е. Ворошилов с выпавшим на его долю экологическим шансом не справился.

Пришлось поднимать брошенную судьбой перчатку нам, жителям рубежа XX-XXI веков^3-5.