*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
**** Х И М И Я * И * Ж И З Н Ь ***************
*******************************************************************
** Сообщение UCS-INFO.1142, 7 апреля 2004 г. *
*******************************************************************
Мирный атом
КРАСНОЯРСК: НАЧАЛАСЬ БИТВА ЗА ЧУЖИЕ ЯДЕРНЫЕ ОТХОДЫ
[ Радио Свобода, <Запретная зона>, 05.04.2004 ]
Автор и ведущая Марина Катыс
В Красноярске началось строительство сухого хранилища для
отработавшего ядерного топлива — 5 апреля 2004 года
Марина Катыс: Год назад стало известно, что в Нижне-Канском горном
массиве под Красноярском началась подготовка к строительству хранилища
радиоактивных отходов. Подготовка велась структурным подразделением
Минатома — Институтом имени Хлопина, и финансировалась Финляндией, США и
Японией.
Сегодня уже известно, что в мае этого года на Железногорском химическом
комбинате — это в 40 километрах от Красноярска — начнется строительство
первой очереди сухого хранилища для отработавшего ядерного топлива. Первая
очередь рассчитана на 5 тысяч тонн урановых сборок и по плану должна быть
сдана в эксплуатацию в 2005 году.
Рассказывает наш красноярский корреспондент Александр Макаров.
Александр Макаров: Для хранения атомных сборок, предварительно выдержанных
в дистиллированной воде в течение 15-20 лет, будет выстроен огромный
бетонный куб, разделенный на сотни секций. В каждой из них — стальная труба,
именно в нее помещают топливную сборку, а отверстие запечатывают бетонной
заглушкой. Специалисты утверждают, что в таком виде отработавшее ядерное
топливо может храниться как минимум 100 лет. Предполагается, что за это
время ученые разработают безопасную технологию его переработки, а у
российского правительства появится 2 миллиарда долларов для строительства
завода по переработке облученных урановых стержней.
Хранилище отработавшего ядерного топлива в Железногорске будет одним из
самых крупных в мире — оно рассчитано на 36 тысяч тонн. Строительство будет
идти так называемым блочным способом: к уже готовому бетонному кубику по
мере необходимости будут пристраивать еще один. При этом, как подчеркивают
специалисты, в каждый новый блок можно будет внести необходимые
технологические коррективы. К примеру, ядерные сборки российских атомных
станций — шестигранной формы, а зарубежных — четырехгранной. При таком
способе строительства это легко решаемая проблема.
Но пока в новое хранилище планируется перевезти только отработавшее
ядерное топливо с Ленинградской и Курской АЭС. Мокрые хранилища, построенные
специально для этих станций, будут загружены атомными сборками до
критического уровня уже в 2005 году. Если их не вывезти, реакторы там
придется останавливать. Возможно, поэтому средства на подготовку площадки
под строительство хранилища поступают в Красноярский край из федерального
бюджета регулярно. Эксперты Железногорского горно-химического комбината
утверждают, что сухое хранилище — это не только более безопасный способ
хранения ядерных сборок, но и экономически выгодный проект. Он на многие
годы обеспечит работой десятки высококвалифицированных специалистов.
Красноярские предприятия получат выгодные заказы — для строительства
хранилища понадобится огромное количество бетона, арматуры, стальных
конструкций и специального оборудования. Естественно, вырастут налоговые
поступления в местный и региональный бюджеты. Очевидно, эти аргументы
убедили краевые власти — они не возражают против строительства хранилища,
хотя и потребовали гарантий безопасности. Судя по словам Юрия Захаринского,
депутата Законодательного собрания края и председателя Комиссии по
природным ресурсам и экологии, власти эти гарантии получили.
Юрий Захаринский: Мы вообще поддерживаем идеологию сухого хранилища: потому
что это дороже, но эффективнее, потому что это более экологически безопасно.
Это, кстати, подтверждает и мировой опыт. Например, в США, в штате Невада,
где находится именно сухое хранилище, американские специалисты утверждают,
что сегодня они закладывают на хранение отработавшее ядерное топливо сроком
на 10 тысяч лет. Меня цифра в <тысячи лет> удивляет, но специалисты
утверждают, что это — вполне реальные сроки.
Естественно, работа с отработавшим ядерным топливом опасна, и в этой
части нужно обеспечивать условия и транспортировки, и хранения, и
переработки. Здесь, как и в любом деле, велика роль человеческого фактора
(кроме технологии как таковой). Естественно, очень важно соблюдать все
условия безопасности. Трагедия теоретически возможна, но мне кажется, что
Горно-химический комбинат — это высококлассные специалисты, которые в силах
обеспечить безопасное хранение и переработку ОЯТ.
Александр Макаров: Однако, местные экологи считают, что такое огромное
хранилище может стать источником постоянной угрозы для жителей Красноярского
края. Вот что сказал корреспонденту Радио Свобода по телефону руководитель
Лаборатории радиологической безопасности Института биофизики Сибирского
отделения Академии наук России Александр Болсуновский.
Александр Болсуновский: Действительно, сухое хранилище объективно
необходимо, потому что те сборки, которые находятся в мокром хранилище, не
могут находиться там вечно. Но здесь, насколько я знаю, сейчас идет
строительство сухого хранилища на очень большой объем ОЯТ. Для того, чтобы
освободить красноярское мокрое хранилище, такое масштабное сухое хранилище
нам не нужно. Но они собираются перевезти в это хранилище все отработавшее
топливо реакторов РБМК (чернобыльского типа). Сейчас все это отработавшее
топливо находится в хранилищах при АЭС.
Это топливо никто даже не собирается переработать, потому что это очень
сложно. Топливо других реакторов, типа ВВР-1000, в будущем мы сможем
перерабатывать. Это никто даже и не планирует перерабатывать ОЯТ с реакторов
РБМК.
Александр Макаров: То есть потенциально это опасно?
Александр Болсуновский: Во-первых, резко возрастут объемы перевозок. Дорога
идет почти через окраины города Красноярска. Хотя они говорят, что
<контейнеры у нас безопасны>, но все-таки по мерам безопасности не
рекомендуется транспортировать ОЯТ через всю страну, например: из
Санкт-Петербурга — до Красноярска, из Владивостока и Находки — до
Красноярска.
Еще один вопрос: кто будет платить? Что, Ленинградская АЭС будет платить
или Курская АЭС? Я не верю, что это будет экономически выгодно. За
отработавшее топливо российских АЭС больших денег никто платить не будет.
Но ведь в это сухое хранилище можно запихнуть любое топливо, даже -
зарубежное.
Александр Макаров: А они этого и не скрывают: технологически это возможно.
Александр Болсуновский: Вот и получается, что у нас будет заполняться
мокрое хранилище, а в сухое хранилище — свезем все ОЯТ с РБМК плюс то, что
у нас уже закачано. В результате — на промплощадке будут собраны миллиарды
кюри огромной активности. Потенциально это опасно.
Александр Макаров: Жители Красноярского края, как показывают многочисленные
социологические опросы, против того, чтобы в Железногорск везли отработавшее
топливо. Тем не менее, принимать участие в каких-либо акциях протеста
красноярцы не собираются.
Марина Катыс: Это был материал нашего красноярского корреспондента
Александра Макарова. Прокомментировать это сообщение я попросила члена
Антиядерной кампании Социально-Экологического союза, сопредседателя
организации <Эко-защита> Владимира Сливяка.
Владимир Сливяк: На самом деле все это похоже на огромную аферу, потому что
сегодня конъюнктура на рынке ядерных услуг абсолютно не благоприятствует
тому, что Россия в ближайшем будущем может получить какие-то новые
существенные контракты на ввоз ОЯТ. Практически это невозможно. И три года,
прошедших после принятия поправок к закону (допускающих ввоз ядерных отходов
в Россию), это наглядно показали.
Марина Катыс: В России сейчас накоплено 16 тысяч тонн отработавшего ядерного
топлива. И 36 тысяч тонн в планируемом хранилище как раз и подразумевают те
самые 20 тысяч тонн отработавшего ядерного топлива, из-за которого было
столько дебатов, столько споров и столько протестов.
Но даже если это топливо не будет ввезено, все равно: планировать построить
хранилище такого объема — это существенные денежные затраты. У бывшего
Министерства по атомной энергии (сейчас это Федеральное агентство) хватит
денег на такое строительство?
Владимир Сливяк: В том случае, если будут устанавливаться все необходимые
системы безопасности, если будут привлекаться иностранные специалисты,
которые будут следить за тем, чтобы у этого хранилища был высокий уровень
защиты (насколько это возможно на сегодня) — тогда денег абсолютно точно не
хватит, и это просто превратится в очередной долгострой. Как в том же
Красноярске с 1980 года формально строился завод по переработке ОЯТ под
названием ОРТ-2, и в 2003 году при готовности завода около 20 процентов
было принято решение его разобрать, потому что та технология, по которой он
был спроектирован в 1980 году, на сегодняшний момент уже абсолютно устарела.
Марина Катыс: Координатор ядерной программы Гринпис Россия Владимир Чупров
считает, что начало строительства сухого хранилища для отработавшего
ядерного топлива связано с улучшением ситуации с федеральным бюджетом.
Владимир Чупров: Сейчас, когда у Минатома появились деньги, у государства
появились деньги, предполагается строительство так называемого сухого
хранилища для отработавшего ядерного топлива, которое планируется свозить
в Красноярск-26 не только из России (с отечественных атомных станций), но
и из-за рубежа (это прежде всего Тайвань и Южная Корея). Там оно будет
храниться вплоть до его переработки. Хранение — это составная часть
переработки, технологическая стадия, длящаяся до 10 лет, после чего
отработавшее ядерное топливо начинают перерабатывать.
Марина Катыс: Вы говорите, что у государства появились деньги, но мы знаем,
какой процент населения находится за чертой бедности. Почему эти деньги надо
вкладывать именно в такие антиэкологические проекты?
Владимир Чупров: Не просто антиэкологические, но проекты, которые угрожают
национальной безопасности России в целом. Можно считать, что это следствие
политики очень узкой группы чиновников, прежде всего — в руководстве Минатома
(сейчас это Агентство по атомной энергии) и концерне <Росэнергоатом>.
Существует группа лиц, есть возможность освоить определенный капитал и за
это время что-то хотя бы начать строить. После чего (когда деньги кончатся),
можно шантажировать общество и государство тем, что <смотрите, мы уже
вложили средства на 30 процентов — теперь надо достраивать>. И как всегда,
все, затянув пояса, начинают входить в ситуацию, понимать <бедный Минатом>
и всем миром, включая международное сообщество, достраивать то, что было
начато.
Марина Катыс: Вопрос о том, кто финансирует строительство столь масштабного
объекта, не лишен интереса. Все годы существования Минатома это ведомство
оставалось государством в государстве, и его бюджет был абсолютно
непрозрачен, если не сказать — засекречен. А как обстоят дела сегодня,
когда Минатом в результате реорганизации правительства Российской Федерации
утратил министерские функции и получил статус Федерального агентства в
рамках Министерства промышленности и энергетики?
Слово — сопредседателю организации <Эко-защита> Владимиру Сливяку.
Владимир Сливяк: Есть данные о том, что весь бюджет Министерства
промышленности и энергетики (в состав которого теперь входит Федеральное
агентство, возникшее на месте Минатома) должен составлять порядка полутора
миллиардов долларов в год. Но нужно учесть, что, помимо экс-Минатома (то
есть Федерального Агентства по атомной энергии), в структуру этого
министерства теперь входят Госатомнадзор и еще четыре федеральных службы.
То есть нужно говорить о том, что бюджет Федерального агентства по атомной
энергии будет достаточно низким, и сейчас все ядерные предприятия России
попытаются выбить из бюджета отдельные средства в виде федеральных программ,
чтобы не зависеть от бюджета своего Агентства.
Марина Катыс: С 2000 года существует соглашение между Россией и США о
взаимном уничтожении по 34 тонны плутония с каждой стороны. И это соглашение
никак не может быть реализовано, потому что нет средств на эту достаточно
дорогостоящую операцию. Как в этом свете выглядит идея по производству нового
плутония для использования его в МОКС-топливе?
Владимир Сливяк: Это действительно достаточно парадоксальная ситуация. То
есть, с одной стороны, государства — Россия и США — затрачивают или затратят
в ближайшем будущем достаточно серьезные средства (напомню, что общая
стоимость этой программы с двух сторон на данный момент приближается к 7
миллиардам долларов). И с дугой стороны Россия действительно планирует
нарабатывать новый плутоний, в то время как даже небольшое его количество -
68 тонн — стоит так дорого утилизировать.
Марина Катыс: Но, может быть, существует объективная необходимость в
строительстве масштабного хранилища отработавшего ядерного топлива и — в
дальнейшем — завода по его переработке? Может быть, действующие российские
хранилища уже переполнены, а количество отработавшего ядерного топлива
настолько велико, что России его просто уже некуда девать и это — вынужденная
ситуация?
С этими вопросами я обратилась с координату ядерной программы Гринпис
Россия Владимиру Чупрову.
Владимир Чупров: Действительно, существует проблема накопления ОЯТ и
отсутствия хранилищ для хранения отработавшего ядерного топлива и вообще -
любых радиоактивных отходов, которые сопровождают атомную энергетику. Но
переработка отработавшего ядерного топлива технологически не решает проблемы
утилизации отработавшего ядерного топлива.
У нас есть два сценария — либо захоронить отработавшее ядерное топливо, либо
отправить его на переработку.
Возьмем первый сценарий — есть тонна отработавшего ядерного топливо, под
эту тонну нужно найти определенную геологическую структуру, вложить деньги в
строительство могильника и инженерных сооружений, организовать охрану,
вентиляцию, обучить солдат, как все это охранять, обучить инженеров, то есть
это — целая система.
Второй сценарий — это переработка. Многим кажется, что переработка — это
мы взяли что-то старое, использованное и сделали из него хорошее и новое. В
радиохимии это не так. С этой одной тонны ОЯТ мы получим 45 кубометров высоко
активных жидких отходов, 150 кубометров средне активных и 2000 кубометров
низко активных отходов.
Иными словами, если на входе мы имеем одну тонну отработавшего ядерного
топлива, то на выходе мы получим (если все это перевести из жидкого
состояния в твердое и <остекловать>) — несколько тонн высоко ктивных отходов,
под которые нужно строить тот же могильник, учить тех же солдат и инженеров
и те же сотни лет охранять, чтобы кто-нибудь, не дай Бог, туда не залез.
Это не решение проблемы, а — ее усугубление.
Марина Катыс: Тогда почему Минатом настаивает именно на таком пути? Казалось
бы, хранить одну тонну удобнее, чем несколько.
Владимир Чупров: В основе всего лежит так называемый замкнутый топливный
цикл. Что это такое? — На заре атомной энергетики, когда стало понятно, что
запасы урана, запасы делящихся веществ, которые можно использовать в
качестве топлива для атомной энергетики, исчерпаемы, так же как нефть и газ,
то есть ресурсный потенциал атомной энергетики на самом деле не так уж велик
(это — 80 лет при существующих мощностях, причем атомная энергетика дает
всего лишь 3 процента от общего энергобаланса России), было принято решение,
что вся атомная энергетика должна перейти на замкнутый топливный цикл. То
есть все отходы, которые были произведены, должны быть регенерированы и
снова использованы. Сегодня именно эта концепция навязана российскому
правительству. Технически это выглядит так, что вся атомная энергетика
переходит на плутониевое топливо.
Если сегодня в реакторах используется уран-235, то замкнутый топливный
цикл — это выделение плутония, который постоянно нарабатывается в реакторах.
На заводах по переработке отработавшего ядерного топлива мы эти атомы
плутония (их немного получается) достаем и запускаем их по новой, и они
снова размножаются. Это — так называемая атомная энергетика с расширенным
топливным циклом, когда на один сгоревший атом плутония или урана-235 мы
получаем 2-3 новых атома плутония. Как раз заводы по переработке
отработавшего ядерного топлива и являются ключевым звеном в этой системе,
потому что это не просто заводы по переработке отработавшего ядерного
топлива, если их называть правильно — это заводы по производству плутония,
заводы по выделению плутония.
И когда нас спрашивают: что стоит в планах Минатома, например, в
Красноярске -26? — Мы отвечаем: получение нового плутония.
Марина Катыс: По данным Министерства энергетики Франции стоимость выделения
одной тонны реакторного плутония равна одному миллиарду долларов.
В 2002 году правительство США провело детальные исследования экологических
последствий переработки отработавшего ядерного топлива. Вывод: при
переработке образуется больше отходов, чем при альтернативных методах
обращения с отработанным топливом. А стоимость переработки превышает
потенциальную стоимость выделенных материалов.
Отчет, подготовленный Департаментом энергетики США, свидетельствует о
том, что на очистку территории заводов по переработке топлива приходится
более половины всех затрат по рекультивации предприятий ядерного комплекса.
Продолжает Владимир Чупров.
Владимир Чупров: После 11 сентября возникает вопрос: а правильный ли
исторический период времени мы выбрали для того, чтобы заниматься этими
опасными технологиями? Ведь плутоний (который будет нарабатываться) будет
перевозиться за сотни километров и сжигаться на десятках объектов, а это в
десятки и сотни раз увеличивает риски его хищения.
Плутоний — элемент, которого практически нет на Земле в естественном
виде. На заре атомной энергетики существовали только килограммы плутония.
Сегодня запасы выделенного плутония составляют порядка 500 тонн, и этих 500
тонн достаточно, чтобы уничтожить планету более десяти раз. Если говорить о
токсичности, то грамма плутония достаточно, чтобы уничтожить тысячи людей,
потому что вдыхание одной только микрочастицы плутония неминуемо ведет к
раку легких. То есть плутоний — это опаснейшее соединение. И в этой ситуации
планы руководства концерна <Росэнергоатом> состоят в том, чтобы к этим 500
тоннам плутония наработать еще как минимум 200 тонн.
Марина Катыс: Но есть и другие сомнительные аспекты данной проблемы.
Например, многие эксперты считают, что перевозить отработавшее ядреное
топливо из временных хранилищ при атомных станциях в Красноярск-26 — дело
опасное и может закончиться экологической катастрофой.
Слово — сопредседателю организации <Эко-защита> Владимиру Сливяку.
Владимир Сливяк: Это — неправильное решение, которое влечет за собой
создание новых угроз для безопасности России в смысле загрязнения окружающей
среды и влияния на здоровье населения. Не нужно никуда перевозить топливо,
нужно разрабатывать способы надежного хранения этого топлива на самих
атомных станциях. Во время транспортировки ядерный материал наиболее уязвим
как для краж, так и для террористических атак — это официально признано
всеми ведущими ядерными странами мира. Во время транспортировки ядерных
материалов невозможно довести безопасность и защиту поездов, которые
перевозят ядерный материал, до такого уровня, когда можно гарантировать,
что ни от террористической атаки это топливо не пострадает, и никто его не
сможет украсть. А эти перевозки проходят через крупнейшие города России, они
идут по Транссибирской магистрали. 15 наиболее крупных городов России
вовлечены в эту деятельность, что абсолютно недопустимо в сегодняшней
ситуации, — я имею в виду прежде всего террористическую угрозу.
Марина Катыс: Кроме технологических проблем, кроме проблем финансовых, это
может повлечь за собой и конфликт гражданского населения с властями, потому
что люди уже относятся к этой проблеме достаточно серьезно. И если начнутся
такие масштабные перевозки отработавшего ядерного топлива с атомных станций
в тот же Красноярск, на Железногорский химический комбинат, не приведет ли
это к тому, что население выйдет с протестами на железнодорожные пути?
Владимир Сливяк: Я как раз хотел обратить на это внимание. В репортаже из
Красноярска говорилось о том, что красноярцы не пойдут никуда протестовать.
То есть им, конечно, это не нравится, но на улицу они не пойдут. Это не
совсем так. Я хочу напомнить, что в 2002 году в небольшом городе
Сосновоборске в Красноярском крае (который располагается очень близко к
Красноярску-26, где, собственно, и планируется строить сухое хранилище и где
уже есть одно хранилище для отработавшего ядерного топлива) около 600 человек
вышли на железную дорогу. Потому что через их город провозят отработавшее
ядерное топливо в Красноярск-26 и им это не нравится, они считают, что это
опасно. В течение нескольких часов они показательно стояли на рельсах и
демонстративно блокировали пути.
Поэтому я бы не сказал, что активность населения — на нулевом уровне.
Просто сегодня средства массовой информации Российской Федерации находятся
под контролем тех людей, которым невыгодно, чтобы такие новости
распространялись по всей России и, скажем так, другие люди видели такие
примеры. Вот и все.
Марина Катыс: Но если правительство России (не без определенных усилий со
стороны Минатома) приняло решение о строительстве глобального хранилища для
отработавшего ядерного топлива с атомных станций, значит, руководство страны
полагает, что в будущем отработавшее ядерное топливо будет храниться
централизовано в одном месте.
Владимир Сливяк: Как такового — оформленного стратегического или
политического решения на данный момент в Российской Федерации не существует.
Не существует закона, который это требует, не существует стратегии обращения
с тем или иным видом отходов, которая включала бы в себя, что именно и в
какое время мы делаем с теми или иными отходами, включая отработавшее
ядерное топливо. Таких документов просто нет, это во-первых.
Во-вторых, Минатом (до своего реформирования) действительно имел очень
сильное влияние в правительстве. Как сейчас все пойдет — абсолютно
неизвестно. Но очевидно, что влияние Минатома сильно уменьшится, потому что
в правительстве интересы Минатома теперь будет представлять не он сам, а
министр энергетики Христенко, у которого на плечах будут также интересы
<нефтянки>, интересы газовиков и интересы атомщиков — в том числе. То
есть — интересы всей энергетической сферы. Я думаю, что у Христенко просто
не хватит времени лоббировать столько атомных интересов, сколько
пролоббировал в свое время Минатом. Атомная индустрия совершенно однозначно
теряет влияние на правительство.
Поэтому я бы не сказал, что ситуация — плохая. Именно сейчас ситуация
может улучшиться. Просто надо подождать чуть-чуть и посмотреть — улучшится
ли она?