« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
* Сообщение UCS-INFO.173, 14 октября 1997 г. *
*******************************************************************
Вести с полей химической войны
ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ КОЧЕГАРА ПАНКОВА
(как затапливалось советское химическое оружие в северных
морях)
«Один из свидетелей решил расстаться с «кляпом
секретности». Он пришел в редакцию и рассказал свою историю.
Этот человек свыше 30 лет назад был участником затопления
химического оружия в наших северных морях.
Назовем очевидца Николаем Панковым (фамилия и имя
изменены по его просьбе). Ныне он пенсионер, подрабатывает,
потому что пенсия мизерная и льгот никаких. Инвалид, и свои
недуги напрямую связывает с двумя злополучными навигациями
начала шестидесятых годов, когда торговое судно «Могилев»
совершило несколько нехарактерных для него спецрейсов в район
Новой Земли.
На пароход «Могилев» Северного морского пароходства
(Архангельск) я поступил девятнадцатилетним юношей после
курсов кочегаров — вспоминает Панков. — Это грузовое судно
было чисто гражданского назначения. Летом 1960 г. без согласия
экипажа нас отправили в так называемый «спецрейс». В неведении
пришвартовались к пристани Линнахамари около города Печенга
Мурманской области. Здесь нас встретили военные, перед
командой выступил контр-адмирал ВМФ, который ввел в курс дела:
по заданию правительства надо ликвидировать химические бомбы,
которые сыграли определенную роль в войне и теперь приходят в
негодность.
Вскоре началась погрузка. В условиях строжайшей
секретности мы затаривали трюмы бомбами немецкого и советского
производства в упаковке. Затем шли в северную точку близ Новой
Земли, где большие глубины, и сбрасывали смертоносный груз за
борт. Нас сопровождала группа солдат: именно они должны были
заниматься работой по ликвидации бомб и устранять возможные
утечки химических веществ. Как выяснилось, немецкие бомбы
содержали табун, а советские — иприт. Когда они тонули, на
определенной глубине слышались глухие хлопки — это корпуса
лопались под давлением воды. Иные, наполненные «химией»
наполовину, плавали на поверхности, тогда военные
расстреливали их из автоматов, чтобы утопить.
После выполнения первых рейсов мы решили отказаться от
услуг солдат, которые делали свое дело медленно и неумело. Мы
также начали грузить бомбы без упаковок: чтобы затаривать их
побольше (и даже на палубу под символической маскировкой) и
ускорить таким образом темпы ликвидации. В результате бомбы
под собственным весом давили друг друга, и утечка химических
веществ ощущалась явно. Смертоносная жидкость, об опасности
которой мы мало знали, растекалась по трюму и палубе.
Спецкоманда после разгрузки спускала в трюм кроликов и, если
те дохли, в противогазах и химзащитных комбинезонах начинала
дезактивацию: смывала, откачивала жидкость за борт.
Как мы узнали позже, в акции уничтожения ОВ параллельно с
«Могилевым» участвовали еще как минимум два судна — «Донецк» и
«Иван Рябов». Девять человек на одном из них крепко
отравились.
Недомогание впервые почувствовал во время второй
навигации, когда пошли особенно покоробленные, рваные,
полупустые бомбы с ипритом. Да и вся команда исходила тошнотой
и рвотой.
После второй навигации, когда спецзадание правительства
было выполнено, меня неожиданно и срочным порядком призвали в
армию, где я не столько служил, сколько валялся по госпиталям,
потому как здоровье день ото дня ухудшалось. И врачи никак не
могли объяснить причины этого, поставить диагноз. В конце
концов списали по обширной болезни желудочно-кишечного тракта
и печени, признав «негодным к службе в мирное время и годным к
нестроевой в военное». Вскоре архангельская ВТЭК определила
мне первую группу инвалидности, но я по глупости и молодости
отказался, потому что стыдился молодой жены.
Мое состояние продолжало ухудшаться. Догадываясь об
истинной причине своих недугов, уже в 1990-х годах, когда
наступила эпоха гласности, я попытался получить хоть какие-
нибудь льготы или пособия.
Обращался в Северное морское пароходство, архив
Архангельской области… Никто документально не подтвердил
прямого участия «Могилева» и команды в ликвидации химического
оружия. В судовом журнале, добытом мною полулегальным
способом, все записи завуалированы: «разрядный груз»,
«спецрейс», «район свалки боезапаса» и т.д.
Прошу понять меня правильно. Очень становится обидно, что
я, как и многие другие, подобные мне, работал всю жизнь,
поднял на ноги детей и никаких льгот или пособий не имею.
Участие в погрузке-выгрузке ОВ сказалось на моем здоровье и
здоровье моих детей. Двое из них страдают слабым зрением. Один
имеет отклонение мышления. У третьего сына врожденный порок
сердца. Внук (7 лет) является инвалидом второй группы -
аллергия. В родне ничего подобного не наблюдалось. Я
переписываюсь с некоторыми оставшимися в живых товарищами с
«Могилева». У них картина не лучше. Мы хотим объединиться и
идти до последнего: через суд требовать возмещения нанесенного
ущерба здоровью».
Газета «Наш город» (г.Волжский
Волгоградской области, 14 февраля 1997 г.)