« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
* Сообщение UCS-INFO.183, 10 ноября 1997 г. *
*******************************************************************
Будни химического разоружения
КОНВЕНЦИЯ О ХИМИЧЕСКОМ ОРУЖИИ РАТИФИЦИРОВАНА.
ЧТО ДАЛЬШЕ?
Итак, мыльная опера под названием «Ратификация Конвенции»
закончилась.
31 октября 1997 года Государственная Дума большинством
голосов (288 голосов «за» при 75 «против» при двух
воздержавшихся) приняла закон о ратификации Конвенции о
запрещении разработки, производства, накопления и применения
химического оружия и о его уничтожении.
Совет Федерации не заставил себя ждать и ратифицировал
Конвенцию 5 ноября, да и Президент Российской Федерации не
промедлил, поставив свою подпись 6 ноября.
Вопрос решен.
Наши «военно-химические» чиновники, собиравшиеся в Гаагу,
могут паковать чемоданы — в Организации по запрещению
химического оружия для них оставлены посты, приличествующие
большой России.
С ратификацией Конвенции о химическом оружии Россия
возвратилась в мировой процесс химического разоружения, из
которого она «выпала», не ратифицировав Конвенцию до 29 апреля
нынешнего года — дня вступления ее в силу. В свою очередь это
означает, что Россия обязуется уничтожить 40 тысяч тонн
официально объявленных запасов химического оружия, размещенных
на 7 арсеналах.
Полугодовая задержка с ратификацией произошла не
случайно. Противоречия в Государственной Думе высветили
противоречия в обществе в связи с тяжестью многочисленных
проблем, которые России предстоит решать при уничтожении своих
запасов отравляющих веществ — зарина, зомана, V-газа, люизита
и иприта.
Как оказалось, правительство не готово выделить на работы
по уничтожению химического оружия те 5-6 миллиардов долларов,
которые необходимы «заинтересованным» министерствам и
ведомствам, в первую очередь генералитету Минобороны. А
раскурочить ракетную боеголовку с разделяющимися головными
частями в химическом наполнении, а потом бежать к А.Чубайсу с
криками «дай мильен» — это последнее дело.
Не менее серьезным оказалось и то, что у России еще нет
технологий экологически безопасного уничтожения всех видов
имеющегося химического оружия. И чем это прискорбное
обстоятельство ясней, тем громче звучит голос
«заинтересованных», а также ангажированной журналистики, что
такие технологии будто бы есть.
Да, у нас есть В.Петрунин — директор секретного
института, лет этак 60 разрабатывавшего химическое оружие. Он
же лауреат секретной Ленинской премии (апрель 1991 года) за
создание бинарного химического оружия. Он же пропагандист
идеи, что институт-разработчик химического оружия — это лучший
создатель технических средств его уничтожения (решим на
вскидку: акушерка и палач — это одна профессия или все же
разные?). Вот он и предложил химический подход, это и ближе, и
ему, химику В.Петрунину, понятнее.
Да, у нас есть генерал С.Петров — глава армейского
химического ведомства. Он же лауреат секретной Ленинской
премии (апрель 1991 года) за создание другого, но тоже
новейшего химического оружия (Ленинская премия тоже была
другая!). Он же глава сонма людей, отбирающих технологии
уничтожения химического оружия. Он же автор идеи, что
физические методы при отборе способов уничтожения надобно
упразднить, чтобы не мешали. Тогда-то и «победил» химический
подход социально близкого химика В.Петрунина. К сожалению, был
у Б.Ельцина такой прокол — Указом поручить отбор химических
технологий армейскому генералу. Единственное, что его
извиняет, это то, что сделано это было с перепугу (помните в
конце марта 1995 года в токийском метро секта Аум Синрике
вылила зарин на своих сограждан; «наши» тогда откликнулись
мгновенно — Б.Ельцин — непродуманным Указом, а В.Черномырдин -
непроэкспертированной Программой). Но его никак не извиняет
нежелание отменить ошибочное решение.
Да, у нас есть Ю.Батурин — «координатор» проблем
химического разоружения. Он же специалист по космическим
полетам. Он же — человек, который за два года так и не понял,
что координирование заканчивается четкими, недвусмысленными
решениями, а не манной кашей.
Да, у нас есть П.Сюткин, с минуту на минуту ожидающий
Указа о том, что он становится главой ведомства «по
уничтожению». Чего? Всего, что под руку попадется, в том числе
химического оружия.
Но экологически безопасных технологий уничтожения
химического оружия у нас нет. И появятся они нескоро. И будут
они не обязательно химические.
Прискорбно, но Россия не располагает и приборами, которые
бы непрерывно оповещали жителей об отсутствии утечек
отравляющих веществ во время работ по уничтожению химического
оружия. Речь идет о приборах с той чувствительностью, которая
задается действующими в России гигиеническими стандартами.
Кстати, этих приборов у нас не было никогда. Утечки ОВ были, а
вот приборов — не было.
В отличие от ядерного, химическое оружие России хранится
не в закрытых городах, а рядом с жилыми поселками в российской
глубинке. И жителям, только недавно узнавшим об опасности,
которой государство тайно подвергало их в течение десятилетий
и предполагает подвергать в будущем, не безразлична проблема
защиты их прав. Между тем из серии законов, которые должны
обеспечивать права граждан, имеющих отношение к хранению и
будущему уничтожению химического оружия, Государственной Думой
принят только один и тот менее всего нацелен на защиту прав
именно рядовых граждан.
Однако, самая главная трудность скрыта в вопросе
взаимодействия властей и населения в связи с проблемой
уничтожения химического оружия,- извечная беда, которую
обнажили жители города Чапаевска еще в 1989 году. Как
оказалось, Монументальное Российское Государство сохраняет
стиль отношений прошлых лет — стиль закрытости, таинственности
и пренебрежения интересами населения и законами страны.
Президент России Б.Ельцин, пообещав, что в вопросе
уничтожения химического оружия будет обеспечена полная
открытость для рядовых жителей и их общественных организаций,
так и не сделал ничего для реализации обещания.
Председатель Правительства России В.Черномырдин,
утвердивший государственную Программу уничтожения химического
оружия без проведения требуемой по закону Государственной
экологической экспертизы, тем самым поставил свою подпись вне
закона. Кстати, Ю.Скуратов (помните его должность?) это
отлично знает, однако же помалкивает.
О генералитете Министерства обороны России и говорить не
приходится — он в принципе не может понять своих обязательств
перед жителями страны, которая его кормит. Так уж повелось.
Беда, однако, не в этом. Мы уже как-то свыклись с
необходимостью жить и работать в самых неподходящих условиях.
Беда в том, что вскорости появятся присяжные «погонялы» -
те, кто будут нам непрерывно напоминать, что сроки уходят и
что надо бы поскорее уничтожить химическое оружие. Разумеется,
в рамках выполнения международных обязательств.
Тогда-то и проявятся положительные стороны
ратифицированной Конвенции. К нам не только понаедут
международные наблюдатели для того, чтобы не допустить
нарушений, на которые так горазды наши хитрецы из военно-
химического комплекса. Главное — это наше право
воспользоваться приоритетом Конвенции — приоритетом
экологической безопасности процесса уничтожения химического
оружия. Этот приоритет в Конвенции — высший.
Общественные экологические организации много лет боролись
за ратификацию Конвенции о химическом оружии, даже когда
генералы от армии и промышленности этому активно мешали (не о
А.Макашове речь). Теперь общественные организации будут
бороться за соблюдения ее высшего приоритета — принципа
экологической безопасности.
И пусть нас не беспокоят разговорами о сроках уничтожения
химического оружия. Химическое оружие России будет уничтожено
исключительно в те сроки, которые потребуются условиями
безопасности.
И про 10 лет, которые буквоеды сыщут в Конвенции, пусть
не вспоминают. Если за последние полгода Российское
государство не сделало ничего, то мало что сделает за 10.
Повторяю, уничтожать химическое оружие мы будем ровно
столько лет, сколько понадобится из соображений безопасности.
И ни секундой меньше.