« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
* Сообщение UCS-INFO.397, 7 апреля 1999 г. *
*******************************************************************
Экология биологической войны
СИБИРСКАЯ ЯЗВА В ВАШИНГТОНЕ И В МОСКВЕ
ВАШИНГТОН
«Россия сохранила свой тайный наступательный потенциал в области
биологического оружия и может возобновить производство этих средств
«всего за 2-3 месяца». Такое мнение высказал один из бывших
руководителей советской военной программы бактериологического оружия
К.Алибеков по случаю публикации его книги «Биологическая опасность»
(К.Алибеков — бывшее второе лицо в иерархии создателей советского
биологического оружия; автор самого эффективного вида биологического
оружия на основе сибирской язвы; работал на заводе биологического
оружия в Кировской области, в официальном офисе в Москве и на заводе
биологического оружия в Казахстане; в 1992 г. «покинул» Казахстан
в пользу жительства в США, оставив свои «достижения» России; в
настоящее время проживает в Вашингтоне — Л.Ф.).
Алибеков принимал активное участие в разработке советской
программы бактериологического оружия в период 1975-1991 гг. Официально
запасы биологического оружия были уничтожены в СССР по распоряжению
Михаила Горбачева. Но по словам Алибекова, в начале 90-х годов в
стране продолжалась работа над приспособлением крылатых ракет к
доставке этих средств массового поражения».
Газета «Сегодня», 7 апреля 1999 г.
МОСКВА
«Допускаю, не всем подряд известно, что антракс — это по-латыни
сибирская язва. Возбудитель передается человеку от больного животного.
Антракс относится к группе особо опасных инфекций, и если какая-либо
страна имела в планах бактериологическую войну, сибирка обязательно была
на первом месте (впереди чумы), либо, в крайнем случае, на втором
(после чумы). Бактериологические амбиции у Советского Союза присутствовали,
и потому сотрудники Института экспериментальной ветеринарии (ВИЭВ) до сих
пор замирают от ужаса, узнав, чем интересуется журналист. Единственное,
что известно доподлинно, так это эксперименты с сибиркой и то, что в
институтском стойле хрупал овес конь Буденного.
Заместитель директора ВИЭВ по научной работе Н.Овдиенко
подробностей сторонится: «Как только в 18-м году институт переехал
из Питера в Москву, так нас и начали теребить. Сибирка — не наша
инициатива, нас заставили.»
Николай Павлович не уточнил: 30 лошадей заразили в надежде, что
животные переболеют, но не умрут, и тогда станет возможным получить
вакцину. Кони с задачей не справились — откинули копыта без всякой
пользы. Последний покой лошадки обрели на территории института, то есть
в Кузьминском лесопарке.
По дошедшим с конца 20-х годов сведениям (не документам!),
могильник — это две траншеи, точное росположение которых — тайна,
покрытая мраком и травой (или снегом), хотя существует строжайшее
уложение: скот сжечь, место многократно продезинфицировать. Если
известно, что животных огню не предавали, захоронка бетонируется,
огораживается, отмечается табличкой, на которой написано «Сибирская
язва. Бессрочно.» Тревожить саркофаг категорически запрещено: сколько
способен прожить антракс в темнице, не потеряв убойной силы,
современной науке неизвестно. Во всяком случае, ведущий специалист
по сибирке, член-корреспондент РАМН Б.Черкасский на вопрос отвечает так:
неопределенно долго. При сем Беньямин Лазаревич уточнил, что неважно,
где находится скотомогильник («хоть возле Генштаба!»), требования
одинаковые.
Места, где хоть однажды гуляли больные животные, в народе
назывались проклятыми полями, так как скот, когда бы его туда ни
выгоняли, принимался дохнуть. Не удивительно, что люди всегда сторонились
этих нехороших мест.
Сторонились, правда, не все — на «проклятом поле» с довоенных
времен стоит лаборатория, принадлежавшая прежде ВИЭВу и переданная
несколько лет назад объединению «Радон». У гостя легко возникает иллюзия,
что забрел в загородное поместье: увязший в купеческих сугробах особнячок,
бревенчатая изба — бывший хлев, загоны для кур, обтянутые металлической
сеткой. В будке с эмалированной табличкой «секр. п/бюро» (райкома на
вас нет!) квартирует кобель Дик.
Эти полтора гектара Кузьминского парка отошли к
научно-производственному объединению после того, как в ВИЭВ зачастили
комиссии, крайне встревоженные не только присутствием в кузьминских
недрах сибирской язвы, но и объектом не менее опасным — законсервированным
хранилищем радиоактивных отходов. Попытки ревизоров получить документы
на жижесборник и содержание работ с радионуклидами потерпели неудачу:
отечественный Пентагон секретами не делится.
Жижесборник — братская могила овец, коров, хрюшек, что пали
(вечная им память!) с 1958-го по 1970-й год жертвой научных эспериментов
с радионуклидами, в том числе стронцием-90. Новый владелец обнес владения
надежным забором с «колючкой», в проходную посадил охрану и принял на
довольствие резвых собачек. Прежний хозяин мышей не ловил — любители
шашлыков без помех выдергивали штакетины из поваленной загородки.
И как только лихо не разбудили! Видно, бог милостив.
Мышей здесь теперь ловят: главный объект наблюдений лаборатории
биологической оценки экологических техногенных аномалий — мелкие
грызуны. По их самочувствию можно судить, как влияет поганая яма на
живые организмы. Люди, по словам завлаба В.Сыпина, — не показатель.
Вот мыши — дело другое: по городу не мотаются, пристрастия к сигарете
и стакану не испытывают. Здоровьем свободных от вредных привычек полевок
Вячеслав Дмитриевич доволен. О том, чем занимались тут прежде, завлаб
произносит всего одну фразу : «У меня ведь подписка…»
Кроме мышек, наблюдают состояние почвы, воздуха, растительности.
Говорят, на предмет содержания радионуклидов очень интересно было изучать
одно дерево возле саркофага — в каждой веточке была своя активность,
довольно приличная, между прочим. Дерево в конце концов пришлось спилить.
О жижесборнике известно больше, чем о траншеях с сибирской язвой,
однако главные вопросы (проектные материалы, результаты анализов на
отсутствие особо опасных инфекций, фильтрация радионуклидов в водоносные
горизонты) — в глухой тени. «Могильник городского типа,» — с исчерпывающей
точностью заметил зам генерального директора «Радона» Олег Польский и
добавил: «такого больше в мире не найти.» Когда стронций и антракс
сливаются в одном флаконе — это серьезно. По-хорошему надо бы жижесборник
вывезти, да сибирская язва вяжет по рукам и ногам — попробуй, тронь!
Все заинтересованные стороны сходятся на том, что подсказывает
здравый смысл — ничего не трогать, но пристрастно наблюдать — пробурить
несколько скважин, посмотреть, нет ли утечки радиации и действовать по
обстоятельствам. Непонятно, правда, что мешало «Радону» сделать это еще
пять лет назад, когда территориальное отделение Москомприроды готово было
оплатить работы из экофонда … ну да ладно — лучше поздно, чем никогда.
От забора с «колючкой» до ближайшего пруда — метров 150.
Купальщикам место нравится. Добро пожаловать в Кузьминки!»
Елена СУББОТИНА, «Московская правда», 25 февраля 1999 г.