« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
* Сообщение UCS-INFO.512, 14 ноября 1999 г. *
*******************************************************************
Обожженная химией Россия
(Компании КЭДР+Зеленый крест на заметку)
И ВНОВЬ ГРИНПИС В ДЗЕРЖИНСКЕ
«Распад на плаву
Если читатель держит в руках газету с моим репортажем, это значит,
что научная часть экспедиции российского отделения международной
организации Гринпис закончилась, и небольшой кораблик «Святой Александр»
движется по главной улице России в обратном направлении — из Самары в
Москву. Крупные остановки: Казань, Чебоксары, Нижний, и всюду — акции,
на какие способны ребята из Гринписа. Им больше незачем таиться: отбор
проб закончен, результаты экспресс-анализов готовы, и теперь есть о чем
рассказать жителям волжских городов. В обозримом будущем Гринпис
поделится данными с нашей газетой, и читатели об этом непременно узнают.
Нижегородский причал возле стрелки на слиянии Оки с Волгой качнулся
и стал удаляться. Плывем!
— Не плывем, а идем. Плавает только всякое … — наставительно
замечает мой собеседник Женя. Пару лет назад он прославился в городе
Дзержинске тем, что напялил на Железного Феликса противогаз: «Пусть
хотя бы час чистым воздухом подышит!»
На судне никаких опознавательных знаков, кроме российского
триколора; идем инкогнито, чтобы местные начальники не проявили
неуместной прыти — «зеленые» им что бельмо на глазу.
«Святой Александр» в прошлой жизни был минным тральщиком, работал
до середины 70-х на Балтике, потом перешел школе юных моряков, ржавел,
был ограблен, пока, наконец, 6 лет назад не достался горой металлолома
нынешнему владельцу, серьезному человеку лет пятидесяти по имени
Александр Николаевич. Новый хозяин за зиму корабль восстановил и уже
по весне пустил в большое плавание. Команда, которой чаще всего
приходится катать новых русских, к миссии Гринписа относится с полным
пониманием.
На борту развернута экспресс-лаборатория. Все трое занятых здесь
(Наташа, Лена и Настя) успели закончить университет, а некоторые -
еще и диссертацию защитить. Что занимает умы аналитиков? Главным
образом — сколько тяжелых металлов, нефтепродуктов, хлорорганических
загрязнителей содержится в окской и волжской воде, донных отложениях,
водорослях, рыбе, моллюсках. То, что нельзя исследовать на борту,
отправят в Москву, в пять стационарных лабораторий — МГУ, МСЧ, РАН.
Входим в Оку. Стремительно темнеет, а лампы из бакенов давно
украдены. Капитан предлагает отойти от Нижнего километров пять и
бросить якорь до утра. Эта хорошая мысль сопровождается толчком, после
которого мы уже никуда не идем. С мели нас стаскивает буксир, весьма
кстати загрузившийся в Астрахани арбузами. Вкус отличный.
С утра моросит. Проходим вверх по Оке километров 80, спускаем
резиновую шлюпку с мотором. Справа по борту — многоэтажные дома.
Дзержинск. Этот город достоин того, чтобы рассказать о нем подробно.
При царе-батюшке тут было курортное место для всей Нижегородской
губернии — сосновые боры, песок, воды. Эта благость продолжалась до
тех пор, пока некоему промышленнику на заре века не пришло в голову
поставить заводик по изготовлению синильной кислоты. Потом окрестность
приглянулась советскому военно-химическому комплексу, и началось…
Обратимся к изданной в 1995 году книге профессора Льва Федорова
«Необъявленная химическая война в России»:
«Производство стойких отравляющих веществ (иприта и люизита) было
налажено на заводе N96 (нынешнее ПО «Капролактам»)… Серьезной оценки
влияния производства отравляющих веществ на экологическое благополучие
Дзержинска не проводилось… По официальным оценкам, загрязнение
атмосферы ипритом в годы войны распространялось в радиусе 5-7 километров
от завода… В 50-х годах на заводе N96 была сооружена печь для
утилизации отходов иприта и люизита. Тем самым были обречены на риск
заболеть раком все работники и окрестные жители, которые попали в зону
влияния выбросов печи сжигания… Загрязнение воздушной среды жилых
поселков ПО «Оргстекло» (завод N148) в военные и послевоенные годы
связано с выбросами синильной кислоты. После войны к ним добавился
фтористый водород… Санитарно-защитные зоны вокруг химических заводов
не создавались и они отсутствовали даже к началу 60-х годов… Изучением
атмосферного воздуха городская СЭС начала заниматься лишь с 1957 года.
Измерялись простейшие ОВ — хлор, фосген и синильная кислота, а также
туман серной кислоты, ртуть, тетраэтилсвинец, фенол. Концентрации
вредных веществ в воздухе в начале 60-х годов значительно превышали
ПДК тех лет: по фенолу до 17 раз, по ртути — до 10 раз. Иприт, люизит,
хлористый мышьяк и даже сам мышьяк целенаправленно не определялись
никогда… Наибольшие загрязнения воздуха фосгеном и синильной кислотой
обнаруживались в 500-1000 метров от заводов, то есть в жилой зоне… По
данным начала 60-х годов, концентрация токсичных веществ в детском саду
N23 находилась на уровне концентраций источника — цехов завода
«Капролактам», а по некоторым — превышала… По справке 1952 года,
выпуск всех сточных вод осуществлялся в реку Волосяниху, откуда поступал
в Оку в 12 километрах выше водозабора города Горького… Информация о
захоронении твердых промышленых отходов на территории заводов
незначительна. Известно, что спецсвалка возле завода N96 не имела ни
ограждения, ни опознавательных знаков. Влияние свалки на реки
Волосяниху и Оку не исследовалось… В войну большое количество отходов
производства, загрязненных люизитом и ипритом, было закопано на
глубину 5-6 метров. То же самое проделали и в 1952 году. Мышьяка
зарыли примерно 400 килограммов. Глиняный замок в котловане сделан
не был.»
А вот мнение доктора медицинских наук Виктора Лупандина,
посетившего Дзержинск в 1993 году: «Думаю, что это самый грязный в
химическом отношении город мира. Здесь на протяжении 60 лет
разнообразные химические вещества попадают в организм человека через
воздух, воду, пищу и грудное молоко… Основная патология — нарушение
репродукции человека. Все 100 процентов новорожденных имеют отклонения
в состоянии здоровья. Поражены все органы и системы, но более всего
центральная нервная система. На примере дзержинской популяции людей
можно представить, что такое «химическая зима» — то есть химическое
перерождение жизни: появление жизнеспособного потомства с измененнными
функциями центральной нервной и других систем.»
Не последним резоном для размещения в районе Дзержинска «химии»
были геологические особенности района — карсты, то есть пустоты в
известняковых породах, куда весьма с руки было закачивать отходы
производства. Чтобы стало окончательно ясно, что это значит, рекомендую
представить рафинад, на который плеснули кипятком. «Город над бездной», -
так называется документальный фильм, снятый местной студией телевидения.
Десять лет назад сотрудники «Химмаша» пришли поутру на работу, а
цеха нет — провалился. Нет дна и у «черной дыры» — так называют поганое
озеро, что плещется на заднем дворе завода «Оргстекло». Здесь — прошу
вчитаться в цифру — 17.000.000 ПДК по фенолу. В озере растворяются без
остатка пластиковые бутылки. «Я как-то оступился и слегка зачерпнул
новыми кроссовка. Пришлось кинуть», — припомнил начальник экспедиции
Гринписа Алексей Киселев. На какой отметке «черная дыра» смыкается с
подземными водоносными горизонтами, неизвестно.
Что производят в Дзержинске сегодня? Это столица хлорной химии.
Кроме того, делают тут этиловые жидкости для бензина, красный фосфор.
По данным Гринписа, местные предприятия вышли на уровень 1988 года.
Вытаскиваем шлюпку на берег возле выпускного канала Дзержинской ТЭЦ.
Здесь надо наполнить бутылки, взять донный песок. «Женя, рули к рыбакам.
Может, продадут рыбки. Да не так резко, поплавок вон болтается, леску
оборвешь. А что это мужик так нервничает? Ах, сеть на винт намоталась?
Вот убыток-то ему какой! Ну ничего, пусть не браконьерничает. Рыбы нам,
правда, не видать…»
Еще несколько километров вверх по Оке. Река страшно обмелела в
последние годы. Высокий правый берег в свежих проплешинах — то гигантские
осыпи, по которым сползают в воду целые селения. Местные говорят, это
оттого, что здесь без ума черпали песок.
Люди с удочками мрачны — улов теперь никуда: «С раннего утра стоим,
у всех пустые ведра.» Только в одном ведре несколько несколько ершей и
чехонь. Хозяин, просвещенный относительно целей нашей экспедиции,
великодушно отдает добычу. Для человека, получающего зарплату от случая
к случаю, это почти подвиг. Судьба пойманных им рыбешек — подвергнуться
сложным анализам: печень, жабры, кости; сколько в них тяжелых металлов,
сколько хлорорганики.
Наталья Олефиренко, научный руководитель экспедиции, вспоминает,
как в конце 80-х годов работала в дельте Волги — когда начинали
разделывать осетров, видели, что у свежепойманной рыбы мясо отваливается
от костей: «Это особое состояние тканей, так сказать, развал на плаву.
Сейчас такого не должно быть — пестицидов меньше.»
Разворачиваем шлюпку и движемся в обратном направлении, к тому месту
на левом берегу Оки, где из двух огромных труб извергается в реку водопад.
Это ручей Волосяниха, который, протекая сквозь промзону, собирает все
ядовитые промышленные стоки Дзержинска. Свежую струю вливает и объединение
«Капролактам», чей шламонакопитель в местном фольклоре именуется «Белым
морем».
Вонь такая, что к горлу подкатывает тошнота, но нам надо набрать
несколько бутылок воды и пакет черно-зеленых водорослей, что густо
облепили прибрежные камни. Проделать это можно только в специальных
перчатках.
Алексей Киселев говорит, как, забрызгавшись однажды при подобных
манипуляциях, месяц маялся кожными нарывами. Гринпис проводил тогда
акцию устрашения — разлитое по пузырькам содержимое Волосянихи раздавал
в качестве сувениров на представительной пресс-конференции. Эта
запаянная сургучом бутылочка (избави бог, чтобы пролилось!) долго
красовалась на моем рабочем столе, пугая коллег и посетителей.
Содержимое представляло собой темную жидкость, которая, отстоявшись,
светлела, покрывая дно склянки толстым слоем черного осадка. Сброс
Волосянихи в Оку не очищается никак. Ловись, рыбка!
К вечеру готовы первые анализы. Наташа, Лена и Настя в недоумении:
очень грязной (меди больше нормы втрое) оказалась фоновая точка, то есть
вода, отобранная с середины реки выше Дзержинска. Но Волосяниха все равно
вне конкуренции — минерализация воды там в четыре раза выше нормы. Это
значит, что много в ней разных соединений, в том числе — хлора, сульфидов,
сероводорода. Окончательные результаты станут известны для через три,
после Чебоксар.
Солнце закатывается за разноцветные холмы на правом берегу. «Ой,
смотрите, смотрите, что-то слили!» — повариха Оля первой заметила хлопья
на воде. «Наверное, что-то помыли», — неуверенно предположил кто-то. Ну,
если помыли, то что-то очень большое — серая пена долго обтекает наше
судно, пока наползшая ночь не скрывает из виду все, что дальше двух шагов.
Ребята решают с рассветом выйти туда, где брали воду выше
Дзержинска — надо выяснить, кто что сливает, «удобряя» Оку медью. В семь
часов утра моторка отваливает от борта и исчезает за поворотом реки, а
«Святой Александр» держит курс к устью Оки.
Страшное это зрелище — набережные на подступах к Нижнему Новгороду:
заводы, заводы, заводы… «Красное Сормово», ГАЗ… Как писали раньше в
газетах, «флагманы социалистической индустрии». Черный дым валит в небо,
разноцветные потоки стекают в реку из бесчисленных труб. Похоже, «флагманы»
относятся к природе так же «нежно», как и в годы первых пятилеток. «Боюсь,
бутылок не хватит. Вон сколько всего сливают», — волнуется Наталья.
Кораблик подваливает к дальнему причалу нижегородского речного порта
лишь затем, чтобы выпустить корреспондента. Корреспондент покидает борт
с твердым убеждением: мы не можем ждать милостей от Оки после того, что
мы с ней сделали.
Впереди у «Святого Александра» — Волга, из которой пьет пол-России.
Что пьет — скоро узнаем».
Е.Субботина, «Московская правда», 8 октября 1999 г.