« Предыдущий выпуск | Архив | Следующий выпуск »
*******************************************************************
* П Р О Б Л Е М Ы Х И М И Ч Е С К О Й Б Е З О П А С Н О С Т И *
*******************************************************************
* Сообщение UCS-INFO.316, 8 октября 1998 г. *
*******************************************************************
Будни химического разоружения
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ ХИМИЧЕСКОГО РАЗОРУЖЕНИЯ
ВВЕДЕНИЕ.В апреле 1987 г. СССР декларировал прекращение
производства химического оружия и готовность вступить на путь
его уничтожения.
В последующие 10 лет в СССР/России не было сделано
практически ничего для реальной подготовки к уничтожению
запасов химоружия (в первую половину этого срока трудности с
финансированием отсутствовали): не были созданы экологически
безопасные технологии уничтожения химоружия, утвержденная
главой правительства России программа уничтожения химоружия не
была легитимизирована с помощью обязательной процедуры
Государственной экологической экспертизы, разработанный
медицинскими институтами ограниченный набор необходимых
гигиенических стандартов на отравляющие вещества (ОВ) не был
должным порядком утвержден и опубликован, не были созданы
аналитические приборы для измерения ОВ на уровне стандартов
для населенных пунктов гражданского населения, не были созданы
противоядия (антидоты) для гражданского населения, не была
подготовлена соответствующая правовая среда.
В апреле 1997 г. международная Конвенция о запрещении
разработки, производства, накопления и применения химического
оружия и о его уничтожении, подписанная еще в январе 1993 г.,
вступила в силу и стала обязательной для всего мира. В конце
1997 г. Государственная Дума России ее ратифицировала. За
полгода до этого она же приняла федеральный закон «Об
уничтожении химического оружия». Так начался отсчет времени на
пути России к миру без целого вида оружия — химического.
Однако укоренившееся у властной элиты страны «оборонное
сознание» наряду с неразвитостью у нее культуры взаимодействия
с населением привели к тому, что, наряду с множеством иных
проблем (технических, юридических, медицинских, финансовых,
организационных) чуть ли не основным препятствием на пути
эффективного химического разоружения России стали проблемы
социально-психологические.
ВОЕННО-ХИМИЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС. При решении вопросов
химического вооружения-разоружения в СССР/России от имени
власти всегда выступал и продолжает выступать
военно-химический комплекс (ВХК) — незримое объединение трех
мощных сил — армии (заказ на химоружие), спецпромышленностии
(исполнение) и спецмедицины (обеспечение интересов властей,
как правило, в ущерб интересам рядовых граждан). К сожалению,
ниоткуда не следует, что ВХК в действительности выступал и
выступает в качестве национальной силы, у которой на первом
плане стоят общегражданские, а не эгоистически-групповые
приоритеты.
Исходные посылки для подобного рода сомнений таковы.
Официально судьба прошлых запасов химоружия СССР, созданных
ценой каторжного труда людей в годы Второй мировой войны (120
тысяч тонн чистого веса ОВ), не известна — они были закопаны,
затоплены, сожжены, но где и когда, население страны не знает.
На смену им пришли нынешние запасы, пути избавления от которых
также не были разработаны во время производства. Ныне Россия
располагает самыми большими в мире запасами смертельного
химоружия, созданного в послевоенные годы (40 тысяч тонн
чистого веса; 9 тысяч тонн несмертельного химоружия сюда не
вошли. Смертельное химоружие первого (иприт, люизит) и
второго (зарин, зоман, российский V-газ) поколений
складировано на 7 военно-химических базах, создавая множество
проблем для населения. Производственные мощности по выпуску
химоружия первого поколения разрушены, однако вопросы
экологических и медицинских последствий так и не были
поставлены. Мощности по выпуску химоружия второго поколения
находились в мобилизационной готовности до самых последних лет.
Химическое разоружение, как это следует из вступившей в
силу Конвенции по химическому оружию, предусматривает решение
двух важнейших задач — уничтожение наличных запасов
(смертельного) химоружия и снос цехов по его производству.
Цена этих работ в России — примерно 5 миллиардов долларов.
Успешность химразоружения в первую очередь зависит от
взаимопонимания органов власти и населения, причем, в
значительно большей степени, чем в случае ядерного оружия.
Причина этого заключается в исторических различиях самой
подготовки к химической и ядерной войне.
Химоружие изготавливалось в открытых для всего населения
страны городах «большой химии». Как будет видно из
дальнейшего, все участники производства химоружия утратили
свое здоровье, а многие — жизнь. Однако никто из них не
получил от государства компенсации, соответствующей ущербу, и
вряд ли получит.
Химоружие хранилось и хранится только в «медвежьих углах»
страны. До наших дней в них отсутствует социальная
инфраструктура, достойная людей цивилизованной страны — газ,
водопровод, канализация и т.п. В них же сознательно, на уровне
госплановских решений, не допускалось развитие серьезной
промышленности. При этом само смертельное химоружие всегда
находилось и находится непосредственно возле людей — в
нескольких сотнях метров от жилищ и школ. И только режим
тотальной секретности спасал армию и государственный режим от
обвинений в неоправданном риске, которому подвергались жители
страны в течение полувека работ с большими запасами химоружия.
С другой стороны, ядерное оружие производилось в закрытых
спецгородах, в них же будут происходить работы по разборке
ядерых боеприпасов. Достаток жителей этих городов, по мнению
многих, был выше, чем в целом по стране. И это положение
сохранится на долгие годы, во всяком случае до конца процесса
ядерного разоружения.
Таким образом, исторические и промышленные различия в
статусе химического и ядерного оружия задают уровень
сопротивления, которое население может оказать процессу
химразоружения, в отличие от ядерного. В случае, если это
различие не будет понято и учитываться органами власти.
Вступая в 1987 г. в эру химического разоружения, ВХК
должен был перестроиться, приняв на себя не только и не
столько решение технических, юридических, медицинских и
организационных проблем, сколько решение накопившихся
социально-психологических задач.
К сожалению, даже в 1997 г., когда Россия должна была
вступить на путь практического химразоружения, ВХК так и не
осознал этой принципиально новой ситуации, когда на первый
план вышли вопросы культуры взаимоотношения властей и
населения.
ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ И ПРОБЛЕМЫ ИНФОРМАЦИИ. Известно, что
американские партнеры российских военных по переговорам о
химразоружении знают о российском химическом оружии много
больше граждан самой России, причем получают информацию они из
первых рук. После 1987-1989 гг., когда население СССР, в
особенности, жители мест производства и хранения химического
оружия, должно было превратиться из «объекта» разговоров
знающих людей в полнокровный субъект химразоружения, ситуация
должна была принципиально измениться. Способность нашего ВХК
предоставить жителям своей страны необходимый объем информации,
в особенности об экологических и медицинских последствиях
подготовки к химической войне, это показатель его зрелости,
показатель готовности к сотрудничеству с собственным
населением. Только наладив контакт с собственным населением,
в первую очередь информационный, можно было обеспечить
снижение накала неизбежного противостояния по линии
власти-население.
К сожалению, в США и России подходы к решению этих
вопросов не сопоставимы. Это особенно видно из рассмотрения
хода выполнения заданий, которые «заинтересованные» ведомства
двух стран получили в 1992 г.
В США армия получила от Конгресса задание на 1993 г.
подготовить доклад о ее прошлой деятельности с химоружием. К
ноябрю 1993 г. доклад был представлен и широко распространен
среди официальных инстанций и населения. Он содержал описание
215 мест на территории США, где в прошлые годы осуществлялись
операции по производству, испытанию, хранению и уничтожению
химоружия.
В России ВХК получил аналогичное поручение Президента РФ
26 сентября 1992 г. Задание выполнено не было.
Несмотря на изменившиеся условия, ВХК СССР/России
совершенно не изменил режим секретности, сложившийся в пору
подготовки к химической войне. Соответственно, гражданам не
был официально сообщен необходимый минимум информации — об
оправданности выпуска партии самого мощного в мире химоружия,
о судьбе созданного а годы войны химического арсенала, о
здоровье и жизни десятков тысяч создателей химоружия первого и
второго поколений, об экологической обстановке в городах
«химии», в особенности вблизи заводов.
Население страны официально не осведомлено даже о
катастрофах и авариях, связанных с созданием, испытанием,
хранением и использованием химоружия. Во всяком случае генерал
А.Д.Кунцевич официально заявил, что при производстве самого
токсичного химоружия в Чувашии не произошло ни одной аварии,
хотя именно на новочебоксарском ПО «Химпром» случился
знаменитый пожар 28 апреля 1974 г., в процессе которого
вскрылось множество авиахимбомб с самым токсичным ОВ (V-
газом), пострадали рабочие и было поставлено под угрозу
экологическое благополучие всего города.
Министерство обороны России — обладатель запасов
химоружия бывшего СССР и единственный держатель информации об
экологических последствиях работ по его хранению, испытанию и
уничтожению, — не публиковало ничего, кроме откровенной
пропаганды. Во всяком случае о том, что на рубеже 1950-1960-х
гг. в СССР было уничтожено содержимое многочисленных складов
химоружия первого поколения (с серьезными последствиями для
людей и природы), население страны узнало не от своего
«защитника». Жители Ленинградской области узнали о судьбе
склада в Копорье в пору расцвета химической гласности из
московской газеты, а жители Самарской и Саратовской областей
- из местных. Жители Удмуртии, Пензенской и Кировской
областей, где происходили аналогичные события (в Камбарке -
в Удмуртии, в Леонидовке — в Пензенской области и в
Марадыковском — в Кировской), на гласность не уповали — они
получили информацию от экологических активистов. И так было
везде.
Не представил населению необходимой информации и
исполнитель военно-химических заказов армии — Минхимпром и его
правопреемники. Документы о степени загрязненности
промплощадок заводов при производстве химоружия не
опубликованы. Нет и данных об экологическом загрязнении
территорий городов и здоровье его обитателей. Население
получает необходимую информацию не от властей, а лишь из
сообщений печати городов большой «химии» — Новочебоксарска,
Волгограда, Чапаевска, Дзержинска, Березников, Новомосковска.
Аналогичен и образ действий спецмедицины — Третьего
главного управления при Минздраве СССР/России, его
предшественников и преемников, которые осуществляли надзор за
здоровьем людей при производстве химоружия первого и второго
поколений.
По моим подсчетам, лишь около 200 человек дожило до наших
дней из тех примерно 100 тысяч, кто пережил варварство работ
по созданию химоружия первого поколения в Чапаевске и
Дзержинске, Березниках и Волгограде в годы Второй мировой
войны. Все они получили поражение от химического оружия,
однако данные об этом населению представлены не были. Между
тем, работы по созданию химического оружия не прошли бесследно
не только для его создателей: состояние здоровья нынешнего
поколения детей г.Чапаевска дает основания говорить о
катастрофических последствиях производства химоружия для
здоровья жителей города и их детей, которые не были замечены
официальной медициной. В частности, обнаружен новый
медицинский синдром — «чапаевский».
В отличие от СССР/России, США опубликовали медицинские
данные и о влиянии ОВ первого поколения на здоровье участников
его производства не только в самих США, но и в Великобритании
и Японии,
Послевоенный выпуск химоружия второго поколения на
заводах Волгограда и Новочебоксарска сопровождался не только
острым, но и отложенным хроническим воздействием «химии» на
людей, которое затронуло всех участников производства. Это,
соответственно, 5000 и 3000 тыс. работников секретных цехов
этих заводов, почти все они сегодня живы. Некоторую
информацию об ущербе здоровью этих людей население уже
получило, однако не от официальных отечественных институтов
«гигиены» (институт в Волгограде вообще не заметил явления
хронического отравления, а институт в Санкт-Петербурге -
заметил, но скрыл), а из сообщений местной печати.
Соответственно, из-за нерассекреченности необходимых
медицинских данных в СССР/России обе группы изготовителей
химоружия не получили от государства компенсации за утраченное
здоровье и у них нет возможности для обращений в суд. А ведь
именно от общественной позиции этих людей в значительной мере
будет зависеть эффективность работ по сносу цехов, где прежде
выпускалось химоружие. И обойти их очень трудно. Особенно,
если учесть, что в США само по себе отравление людей малыми
дозами ОВ второго поколения стало научным фактом.
Переходя от прошлой подготовки к химической войне к
будущему химразоружению, отметим, что и здесь информационное
обеспечение населения осуществляется столь же
неудовлетворительно. В отношении будущих работ по уничтожению
химоружия и сносу цехов по их производству люди узнают откуда
угодно, но не от своих руководителей.
Так, население Чапаевска узнало о том, что у них строился
секретный объект для будущего уничтожения химоружия, из
мимолетной фразы в речи Э.А.Шеварднадзе в далекой Женеве.
Жители Чувашии узнали о своем будущем участии в
уничтожении химоружия осенью 1992 г. из туманного сообщения
московской газеты. А они к тому моменту не оправились еще от
предыдущего известия (о том, что в прошлом в Чувашии была
произведена самая большая партия самого токсичного химоружия -
V-газа).
О предстоящем уничтожении химоружия на месте его хранения
близ г.Почеп Брянской области ее жители узнали из зарубежной
прессы. Ни местная администрация, ни центральная власть до
информирования сограждан не снизошли, хотя американская
военная делегация посетила эту авиахимбазу еще в 1990 г. Лишь
с 1994 г., незадолго до очередного визита военных из США,
областные власти были вынуждены привлечь к обсуждению проблем
будущего уничтожения химоружия экологическую общественность.
Впрочем, информационного бума эа этим не последовало.
Жители г.Щучье Курганской области, где на базе хранится
ракетно-артиллерийское химоружие, тоже вычитали о своей судьбе
не из газеты «Звезда», выходящей в Щучанском районе. О
посещении района крупными военными чинами России и США они
узнали спустя три месяца после события из столичного журнала.
Так происходило везде. И везде власти последовательно
ухудшали свои отношения с населением, растрачивали потенциал
его доверия, закладывая тем самым препятствия на пути
практический действий по химразоружению.
Что бы ни думали лидеры ВХК, но раскрытие информации о
прошлых работах по подготовке СССР к химической войне — это
единственный путь к корректной постановке задачи
действительного химразоружения как национальной задачи. Без
раскрытия этой информации можно лишь уничтожить само
химоружие, решив, таким образом, задачи бывших противников по
холодной войне.
Однако этот путь не позволяет решить национальных задач
России, то есть задач преодоления последствий подготовки к
химической войне. Имеются в виду последствия, связанные с
экологией и состоянием здоровья населения в собственной
стране. И мы, уничтожив само оружие, не решим задачу
обеспечения экологической безопасности страны. Наконец, без
определенного уровня рассекречивания невозможно удешевление и
самого процесса уничтожения химоружия. Только атмосфера
доверия и открытости позволит сократить расходы на технические
решения.
Можно лишь сожалеть, что не изменившийся образ действий
ВХК закладывает мины под процесс химразоружения.
НАСЕЛЕНИЕ. Поскольку на всех территориях, затронутых
работами с химоружием, власти и ВХК (особенно Минобороны) не
предоставили населению хотя бы минимальной информации, они
спровоцировали протесты и более серьезные действия населения.
Тому свидетельство — реакция населения на попытки ВХК
навязать планы уничтожения химического оружия без учета
интересов населения и даже в ущерб им.
Первым в цепи многочисленных событий было мощное
полугодовое противостояние властей и населения в 1989 г. в
волжском городе Чапаевске, расположенном в получасе езды от
Самары.
Его причина видна из хроники предшествовавших событий:
1985 г. — секретное решение ЦК КПСС и Совет Министров СССР о
начале строительства объектов по уничтожению химоружия; 1986
г. — выбор города Чапаевска местом строительства первого
завода; 1987 г. — начало строительство завода в Чапаевске;
1987 г. — упоминание о строительстве завода в Чапаевске в речи
Э.А.Шеварднадзе на Конференции по разоружению в Женеве; 1989
г. — формальное согласие Минздрава СССР с проектом завода;
1989 г. — утверждение государственной комиссией Совета
Министров СССР по военно-промышленным вопросам концепции
ликвидации химоружия в СССР, в том числе строительство 4-х
заводов по уничтожению химоружия (включая Чапаевск и
Новочебоксарск); 1989 г. — начало пуско-наладочных работ в
Чапаевске (план).
Из приведенного перечисления доступной жителям оказалась
лишь фраза из женевской речи Э.Шеварднадзе (1987). Последующие
многомесячные контакты населения Чапаевска с властями не
добавили ни крупицы новой информации, однако они привели к
четкому пониманию, что экологическая экспертиза опаснейшего
для благополучия города объекта не проводилась.
Жители Чапаевска в эмоциональной форме указали на этот
пробел прибывшей в феврале 1989 г. правительственной комиссии
во главе с С.А.Аржаковым, заместителем председателя
государственной комиссии СМ СССР по военно-промышленным
вопросам. Генерал А.Д.Кунцевич, входивший в состав комиссии,
пообещал предметно ответить на сомнения жителей. Ответа,
однако, не последовало. Так было спровоцировано последующее
противостояние.
1 апреля 1989 г. жители города обратились с открытым
письмом к «академику, Герою Социалистического Труда тов.
Кунцевичу А.Д.». Дав щедрый реверанс «человеку, ученому, много
сделавшему для предотвращения использования ОВ против людей»,
они указали «на остающуюся засекреченность нового объекта, его
технологии, безаварийности, продолжающиеся сомнения в
безопасности отдельных участков технологического процесса,
доставки ОВ». «Время еще есть», писали жители. К сожалению,
генерал, ставший член-корреспондентом и Героем
Социалистического Труда СССР за заслуги в создании новейшего
химического оружия по программе «Фолиант» и предполагавший
вскоре стать лауреатом Ленинской премии за создание бинарного
оружия, не понял сложившейся ситуации и вновь не дал
письменного ответа на обращение обеспокоенных людей.
9 апреля 1989 г. жители Чапаевска собрались на первый
митинг. Такого количества людей городская площадь не видела
даже в дни советских государственных праздников. За день под
письмом-протестом подписалось 15197 человек. Символично, что к
часу, когда жители Чапаевска только собирались на митинг
протеста против экологически опасного объекта по уничтожению
химического оружия, многие жители Тбилиси от химического
оружия уже погибли. Их трагедия случилась тоже 9 апреля 1989
г., однако до рассвета.
Только через 40 дней после митинга Государственный
комитет СССР по охране природы назначил экспертную комиссию
«для проведения государственной экологической экспертизы
проекта завода по уничтожению химического оружия в
г.Чапаевске». Ее возглавил И.Мартынов — бывший директор
секретного института по разработке ОВ (ГСНИИОХТ МХП СССР) и
лауреат Ленинской премии за внедрение в производство
технологии выпуска новейшего ОВ (зомана). Среди других членов
комиссии было немало представителей ВПК. Однако, даже эта
комиссия, чей состав не соответствовал идеалам «независимости»
от ВХК, не смогла избежать заключения, которое обесценивало
все предыдущие работы по проектированию и строительству
чапаевского объекта (орфография сохранена): «Предложенные
технология и проект цеха уничтожения ОВ при безаварийной
эксплуатации является экологически безопасным».
Жители Чапаевска, пережившие за XX век немало тяжких
аварий на химических заводах города (они часто посещали на
старом городском кладбище коллективные памятники, поставленные
их горожанам, погибшим при авариях на предприятиях спецхимии),
поняли из «экспертизы» все, что необходимо. Они были вынуждены
сформулировать собственные требования к проекту завода, исходя
из очевидных для них недостатков, а сам перечень недостатков
подлежащих устранению, направить в столицу.
В дальнейшем произошло немало других событий: XI сессия
городского Совета народных депутатов Чапаевска, запрос 13
народных депутатов СССР в адрес I Съезда народных депутатов
СССР, встреча представителей Чапаевска в Москве с
многочисленной делегацией во главе с И.С.Белоусовым -
заместителем председателя СМ СССР, председателем Комиссии СМ
СССР по военно-промышленным вопросам.
И хотя власти не сдавалась, что-либо изменить в ходе
событий уже было невозможно. В начале августа в городе прошла
серия массовых митингов и собраний, а с 5 августа в поле
вблизи объекта по уничтожению химоружия экологические
активисты развернули палаточный городок протеста. На 10
сентября была назначена забастовка предприятий всего региона -
Чапаевска, Куйбышева (Самары), Новокуйбышевска.
Только обстановка нарастания кризиса привела к появлению
решения ЦК КПСС от 28 июля и распоряжение СМ СССР от 11
августа за N 1413р о назначении очередной комиссии — на этот
раз правительственной комиссии по оценке экологической
безопасности объекта по уничтожению химического оружия в
Чапаевске. Хотя в нее вновь было включено немало
представителей ВХК и вообще ВПК, дальнейшее сокрытие опасности
завода для жителей города было невозможно.
Так возникла идея о «перепрофилировании» действующего
объекта по уничтожению химического оружия в учебно-
тренировочный центр. Она была утверждена Постановлением ЦК
КПСС от 5 сентября 1989 г. и стала правительственым
распоряжением. То же решение предусматривало и осуществление в
городе «мер, направленных на увеличение объемов
жилищно-гражданского строительства, осуществление
природоохранных мероприятий». Впоследствии об этих самых
«мерах» никто не вспоминал, что дало экологическим активистам
других территорий материал для оценки реалистичности подобного
рода обещаний властей.
В последующем звучало немало упреков в адрес
«несговорчивого населения». Назывались и плохая экологическая
обстановка в Чапаевске, и многое другое. И никто не извинился
перед жителями города за ад прошлых лет, связанный с
производством стойких ОВ. Во всяком случае комиссия, прибывшая
в Чапаевск в августе 1989 г., отправилась в клуб уговаривать
население отказаться от протестов и не нашла времени возложить
венки на могилы людей, погибших в войну и в послевоенные годы
из-за участия в производстве иприта и люизита. Кладбище это
еще в 1960-х гг. было практически разорено.
Причина же, приведшая к неприятию населением решений ВХК,
на поверхности — неумение работать с населением.
Остальные социально-политические провалы властей при
решении вопросов химразоружения были аналогичны, хотя и не
столь зрелищны.
Так, согласно проекту уничтожения химоружия в Чапаевске,
жидкие отходы детоксикации ОВ второго поколения предполагалось
по железной дороге переправлять для сжигания в печах ПО
«Химпром» в Новочебоксарске (Чувашия). Премьер-министр Чувашии
скрыл от населения республики эти планы и по существу выступил
на стороне центральной власти. Возникшее социальное
сопротивление, вовлекшее и экологических активистов, и людей,
пострадавших от прошлого производства химоружия,
сопровождалось ожесточенной дискуссией в печати. Закончилось
оно тем, что 26 декабря 1992 г. Верховный Совет Чувашии
запретил проведение любых работ с химоружием на территории
республики. В порядке контрмер центральные власти устроили
путешествие трех высших руководителей Чувашии в США за опытом,
после чего последовали благоприятные отзывы визитеров об
увиденном. Однако, эти пассы уже не могли что-либо изменить -
провал состоялся.
Рассмотрение вопросов уничтожения химоружия первого
поколения (люизита и иприта), хранящегося в Удмуртии
(Камбарка) и Саратовской области (Горный), развивались по
сходным сценариям и сопровождалось неизбежным сопротивлением
населения.
В Удмуртии, например, явное непонимание властями
необходимости широкого информирования населения, учета его
нужд и интересов вылилось в обращение, которое было направлено
из Камбарки в адрес властей и в котором говорилось, что «у
большинства населения района и депутатов Камбарского районного
и городского советов сложилось мнение, что за спиной
общественности района… готовится решение о строительстве в
городе Камбарка завода по уничтожению люизита». Поскольку и
после этого мало что изменилось, закономерен результат -
решение Камбарского городского совета народных депутатов
Удмуртской Республики «запретить на территории Камбарки
уничтожение химического оружия и размещение объектов по его
ликвидации».
В Саратовской области цепь событий была аналогична, что
вызвало «у жителей района большую настороженность: как бы в
сегодняшней неразберихе авральным методом «скорей-скорей» не
начали бы строить экологически вредное производство без
экспертизы и согласование с населением. Сходным было и решение
областного совета народных депутатов — «запретить уничтожение
отравляющих веществ на территории области без согласования с
местными органами власти». Знаковым выглядит тот факт, что
решения в обоих регионах были приняты в один и тот же день — 6
апреля 1993 г.
Следует подчеркнуть, что напряженное положение в этих
двух регионах не переломили, да и не могли переломить визиты
их руководителей в США. И должно было пройти немало событий,
прежде чем на рубеже 1994-1995 гг. на свет появились
постановления правительства, определявшие механизм организации
работ по уничтожению химоружия первого поколения и
предусматривавшие, наконец, создание отсутствующей в
Камбарском районе Удмуртии и Краснопартизанском районе
Саратовской области достойной человека социальной
инфраструктуры (газ, современный водопровод, канализация).
Небрежность властей проявилась и в ее отношениях с
населением Почепского района — одного из немногих «чистых»
участков Брянской области, куда были переселены люди из мест,
накрытых «чернобыльским следом». Несколько лет жители
Почепского района просили военных дать хоть какую-то
информацию о положении дел с хранением химоружия на базе в
поселке Речица и об уровне безопасности их жизни. Лишь не
дождавшись ничего, жители собрали 10 тысяч подписей под
петицией протеста и устроили 19 марта 1995 г. мощнейший митинг
на Октябрьской площади Почепа. На митинге представители самых
различных социальных и профессиональных групп выступили с
однонаправленными протестными словами. Эффект резолюции
митинга («Просим областную думу рассмотреть вопрос о
запрещении строительства завода по уничтожению химического
оружия на территории Брянщины») оказался столь серьезным, что
орган законодательной власти области был вынужден объявить 15-
летний мораторий на работы с химоружием на территории области.
Следует подчеркнуть, что и этот результат мало чему
научил ВХК, результатом чего стал очередной митинг жителей
Почепского района, состоявшийся 29 апреля 1997 г. На этот раз
население не ограничилось протестами, а, наученное горьким
опытом («принимая во внимание, что Минобороны России не
представило населению района никакой информации ни об
экологических и медицинских последствиях хранения химического
оружия, ни о масштабах и последствиях уничтожения аварийных
химических боеприпасов на действующем объекте хранения
химического оружия; находя недопустимым, что Минобороны не
проводило никакой работы по созданию социальной инфраструктуры
в поселке Речица и городе Почепе, достойных цивилизованного
государства; считая, что химическое оружие должно быть
уничтожено исключительно с использованием технологий,
полностью безопасных для людей и состояния окружающей среды, и
под эффективным контролем со стороны представителей
населения»), предложило Минобороны заключить с ним гражданское
соглашение, которое бы определяло взаимные обязательства сторон.
Предложения были достаточно логичны: жители, несмотря на
риск для их здоровья и жизни, разрешают армии «проведение
работ по подготовке к вывозу химических боеприпасов в место их
уничтожения» при условии, что со своей стороны Минобороны
будет предоставлять населению полную информацию о проводимых
работах и обязуется учесть нужды жителей при возведению
объектов социальной инфраструктуры (строительство очистных
сооружений и канализации в поселке Речица и городе Почепе,
строительство нового водозабора и водопровода, обеспечение
газоснабжения в Почепском районе, реконструкцию центральной
районной больницы и т.д.). К сожалению, Минобороны отказалось
заключать с жителями Почепского района гражданское соглашение
и, таким образом, само направило на себя заключительное
положение документа, принятого на митинге 29 апреля 1997 г.:
«В случае игнорирования Министерством обороны любого положения
настоящего соглашения жители района оставляют за собой право
на осуществление препятствования любым работам на объекте
хранения химического оружия, в том числе с привлечением
международных организаций».
Бывший председатель Комитета по конвенциальным проблемам
химического и биологического оружия при Президенте России
генерал А.Д.Кунцевич как-то заметил, что «авторитет России на
международной арене зависит от готовности населения
сотрудничать с нашим комитетом». Это заявление — чисто
советская социально-психологическая ошибка. Представитель
исполнительной власти забывает о двустороннем характере
взаимодействия. Именно учет интересов населения, готовность
исполнительной власти с ним сотрудничать и о нем заботиться -
важнейший залог успешности решения проблем химразоружения.
Подчеркнем еще раз, что все упомянутые в этом разделе
события развивались по сходным сценариям: неинформирование
исполнительной властью населения взаимное непонимание
властей и населения ответная отрицательная реакция жителей.
Реакция населения была исключительно следствием не
изменившегося образа действий системы, олицетворением которой
остается ВХК. Протесты населения и срывы планов химразоружения
не могут не продолжаться. До тех пор, пока исполнительная
власть страны, полагающей себя демократической, и особенно ее
ВХК не поймут, что разговаривать с населением необходимо
совершенно иначе, что работать с ним придется уважительно, с
учетом — в первую очередь — его интересов.
В заключение подчеркнем, что зарубежные партнеры нашего
ВХК по переговорам о химразоружении отлично понимают, с кем
имеют дело. Во всяком случае они неоднократно пытались как-то
исправить образ действий ВХК в отношении своего населения.
Так, военная (!) делегация Швеции, посетившая химсклад в
Камбарке в 1993 г., дала совет властям не столько обсуждать
технические вопросы химразоружения, сколько идти к населению и
работать с ним. Она даже дала советы, как конкретно изменить
стиль и методы работы с населением.
Американцы пошли еще дальше. В сентябре 1994 г. Центр
Генри Стимсона США выпустил, перевел на русский язык и
разослал всем высшим учреждениям России, имевшим отношение к
проблеме химического разоружения, специальный доклад. В этом
докладе американцы дали российским партнерам подробные
рекомендации, как именно следует работать с населением. Так,
на вопрос, почему население США должны верить, что армия
работает хорошо, безопасно и рентабельно, бывший руководитель
американской программы по химразоружению Ч.Барониан ответил:
«Не надо верить! Не надо превращать это в вопрос доверия к
армии. Настаивайте — и армия это поддержит — на том, чтобы
местные государственные контролирующие организации участвовали
в программе, в том числе выдавали разрешение на строительство,
только если они уверены, что армия может сделать то, что
обещает. Настаивайте на том, чтобы жители вашего населенного
пункта находились на территории объекта, осуществляя
необходимый надзор, чтобы была уверенность, что армия сдержит
свое слово». В докладе процитирован также генерал Басби,
директор агентства по уничтожению химоружия армии США. Он
заявил, что хочет создать механизм «постоянного участия
общественности в надзоре за эксплуатацией объектов». Говорил
он и об «информированных гражданах, которые могут участвовать
в эксплуатации объектов, имеют возможность анализировать
результаты, входить в диспетчерскую и сидеть в ней круглые
сутки, если это необходимо». Генерал отметил полезность
предоставления местным жителям и представителям регулирующих
органов возможности «задавать вопросы операторам установки» и
«находиться там, когда принимаются решения по вопросу о
соответствии данной установки нормам».
Следы того, что указанные зарубежные инициативы как-то
повлияли на отношение российского ВХК к собственным
согражданам, отсутствуют.
ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ. В США в рамках нормальной логики
деятельности демократического государства законодательная база
для химразоружения, обеспечивающая экологически комфортное
существование населения, была создана задолго до начала
практических работ. Внутренний закон об уничтожении химоружия
был принят Конгрессом еще в 1984 г., то есть задолго до
подписания международной Конвенции о химоружии (1993) и ее
ратификации (1997).
В СССР/России, напротив, долгое время отсутствовали
правовые акты, которые бы регламентировали уничтожение
химоружия без ущемления прав населения. Поэтому очень важно
прояснение позиции парламентариев и высшего органа
законодательной власти в целом.
К сожалению, обсуждение проблем химразоружения и
документов по химоружию в высшем законодательном органе
страны, в частности программ химразоружения и Закона «Об
уничтожении химического оружия», зачастую превращалось в
мыльную оперу.
Именно так можно интерпретировать дискуссии,
происходивших во время парламентских слушаний, организованных
в Верховном Совете РСФСР и Государственной Думе РФ первого и
второго созыва (19 января 1993 г., 24 марта 1994 г., 21 мая
1996 г.). Суть требований общественности, приглашенной на
слушания, сводилась в первую очередь к информации. Потому что
только после получения необходимого объема информации
население могло отрешиться от неизбежных в условиях
информационной блокады заблуждений и включаться в полноценное
обсуждение иных вопросов — технических и организационных,
медицинских и экологических, юридических и социальных. Однако
представители ВХК с удивительным постоянством сводили разговор
к самоотчетам отдельных ведомств, когда никто не отвечает за
всю систему и не берет обязательств перед жителями конкретных
территорий.
Позиции и поступки отдельных парламентариев иногда и
отдаленно не могли быть проведены по статье «забота об
интересах населения».
Так, в мае 1995 г. группа депутатов Государственной Думы
посетила Краснопартизанский район Саратовской области, где в
поселке Горный находится склад химоружия первого поколения. И
тщетно представители населения ждали народных избранников
возле здания администрации района для разговора, для изложения
своих взглядов на происходящие события. На этот разговор у
парламентариев времени «не хватило».
В связи с предстоящими работами по уничтожению химоружия
жители Щучанского района Курганской области также
сформулировали пожелания, выполнение которых должно было
способствовать эффективному решению проблемы. Обращение было
подписано множеством людей (под ним поставили свои подписи
1200 человек, что отражает по существу мнение всего населения
района, если учесть, что общая его численность — около 10
тысяч человек) и направлено в высшие органы власти страны, в
том числе в Государственную Думу. Вместо того, чтобы
прислушаться к содержанию письма и учесть его при обсуждении
проекта закона «Об уничтожении химического оружия», генерал
Н.М.Безбородов, избранный в Государственную Думу именно от
Курганской области, передал текст обращения прокуратуру с
задачей организовать экспертизу подписей своих избирателей.
Уровень неадекватности действий генерал-депутата станет
особенно очевидным, если учесть, что именно он возглавлял в
это время рабочую группу Думы по рассмотрению поправок к
закону «Об уничтожению химического оружия» перед 2-м чтением.
Само прохождение проекта закона «Об уничтожении
химического оружия» через Федеральное собрание России -
показатель силы ВХК и игнорирования им интересов населения.
Когда правительственная, социально не ориентированная, версия
проекта встретила инстинктивное сопротивление ряда депутатов
Государственной Думы при внесении его в первом чтении, ВХК
провел серьезную «работу» с депутатами, и в дальнейшем таких
неорганизованных сбоев в Государственной Думе уже не было. Вся
работа по совершенствованию текста проекта закона, что еще
было возможно между первым и вторым чтениями, была сведена
исключительно к аппаратным обсуждениям, которые подменили
заседания сформированной рабочей группы, включавшей, в том
числе, представителей общественных организаций.
На каком-то этапе ВХК показалось, что первый председатель
рабочей группы Государственной Думы по совершенствованию
проекта федерального закона генерал Н.М.Безбородов,
представлявший комитет по обороне, недостаточно эффективно
реализует его, ВХК, интересы. В результате произошла замена на
другого генерала — А.М.Макашова (КПРФ), который также состоит
в комитете по обороне и который провел дальнейшее прохождение
закона на уровне закулисного «продавливания».
Были даже проигнорированы принципиальные поправки
комитета по экологии Государственной Думы, оформленные
решением этого комитета и имевшие, в отличие от поправок
общественных организаций, легитимный характер. Более того,
председатель комитета по экологии Т.В.Злотникова была
отстранена от обсуждения на пленарном заседании
Государственной Думы принципиальных поправок, для чего в
комитете был проведен «переворот» и поручение доложить
поправки комитета на пленарном заседании Государственной Думы
было передано от Злотниковой Т.В. другому, более приемлемому
для ВХК, депутату — Г.И.Бердову (КПРФ).
Так проект закона прошел второе и третье (27 декабря 1996
г.) чтения.
Совет Федерации обнаружил антисоциальную направленность
закона «Об уничтожении химического оружия» немедленно (23
января 1997 г.), и он был отправлен на обсуждение в рамках
согласительной комиссии Совета Федерации и ГосДумы.
Чтобы не допустить этого, ВХК поручил генералу
А.М.Макашову преодолеть вето Совета Федерации с помощью
организации четвертого чтения в Государственной Думе.
Характерно, что в процессе «преодоления» эгоизм
парламентариев, их нежелание вдуматься в существо требований
населения были столь велики, что на вахту по преодолению вето
встали все «цвета» Государственной Думы — от КПРФ с
попутчиками до ЛДПР, НДР и ДВР. Сомнительную солидарность
проявили депутаты фракции «Яблоко», пожертвовав в угоду ВХК
мнением своего однопартийцей — депутата Т.В.Злотниковой,
которая была послана ими возглавлять комитет по экологии и
которая отнеслась в проблеме экологизации химразоружения в
высшей степени гуманистически. Встали на вахту А.М.Макашова
даже депутаты от территорий, интересы население которых прямо
пострадали от слабого закона.
Следует подчеркнуть, что социально ориентированные
поправки к закону, проигнорированные Государственной Думой, не
были избыточными, они были абсолютно необходимы, чтобы сделать
процесс уничтожения химоружия «проходимым» в тех регионах
страны, где без согласия с населением этот процесс просто
встанет. Укажем некоторые поправки, разработанные совместно
Комитетом по экологии Государственной Думы и общественными
экологическими организациями, а затем отвергнутые и не
нашедшие места в окончательном тексте федерального Закона «Об
уничтожении химического оружия»:
* об обязательном создании социальной инфраструктуры (газ,
водопровод, канализация и др.) в местах нынешнего хранения
химоружия (дело в том, что эти работы предусмотрены лишь для
мест будущего уничтожения химоружия, то есть не для населения,
а для армии, которая будет заниматься уничтожением и которой
нужны благоустроенные поселки — Л.Ф.);
* о праве граждан, проживающих в местах нынешнего хранения и
будущего уничтожения химоружия и не желающих больше
подвергаться неоправданному риску, на отселение за счет
средств федерального бюджета;
* о заключении между жителями районов складирования и будущего
уничтожения химоружия и Минобороны «гражданских соглашений»,
которые бы определяли взаимные обязательства сторон и
способствовали «мирному» проведению работ.
Можно понять генерала А.М.Макашова, стремившегося к
реваншу после проигранной в 1989 г. «битвы» с жителями
Чапаевска — он командовал тогда Приволжским военным округом со
столицей в Самаре, и Чапаевский протест прошел в зоне его
персональной ответственности. Однако, осуществив пожелание ВХК
отклонить социальные поправки к федеральному закону «Об
уничтожении химического оружия», А.М.Макашов добавил к старым
- информационным — «минным полям» на пути к миру без химоружия
новые — социальные. На этих «минных полях» и взорвется процесс
химразоружения, когда дойдет до конкретного дела.
Следует подчеркнуть, что неконструктивная позиция
исполнительной и законодательной властей — это не только
следствие нежелание считаться с законными нуждами населения.
Она скрывает за собой и вполне эгоистичные мотивы — попытки
скрыть экологически опасные действия, попытки экономить в
процессе химразоружении за счет природы и здоровья населения.
Известно, что в Брянской области под участком,
определенным для объекта по уничтожению химоружия, находится
стратегический запас артезианской воды всей области. То же
самое оказалось и в Курганской области. Нельзя забывать и
того, что вторая стадия в процессе уничтожения химоружия,
которая предполагалась к осуществлению в 1989 г. в
территориальном дуэте Чапаевск-Чувашия, была экологически
настолько опасна, что в дальнейшем была заменена на иную,
впрочем, тоже опасную.
Наконец, пределом эгоизма и равнодушия, граничащего с
потерей инстинкта самосохранения, можно считать позицию ВХК
при решении вопроса о законодательном оформлении социальных
прав людей, которые в прошлом имели несчастье быть
производителями химоружия и каждый из которых много лет провел
в зоне отравления. Хотя, по данным науки, все эти люди были
отравлены «малыми» дозами ОВ, ВХК не признает их право на
получение помощи государства. И это при том, что «цена»
вопроса — не больше, чем один танк, утраченный в чеченской
кампании, не говоря уж о том, что предполагаемые траты никак
не компенсируют утраченное здоровье пострадавших.
ИТОГИ. Таким образом, в деле химического разоружения
психологическая перестройка сознания ВХК, выступавшего от
имени органов государственной власти России, несмотря на
многочисленные заявления, не произошла. ВХК и обслуживающие
его государственные службы не смогли найти в себе силы
трансформироваться для эффективного решения новых задач,
немыслимого без установления взаимодействия с населением. За
решением технической задачи уничтожения запасов самого
химоружия власти упустили комплексную задачу преодоления
опасных экологических и медицинских последствий прошлого
химического вооружения, которая затрагивает коренные интересы
населения. Получилось так, что подобная задача не поставлена
ни перед одним государственным органом России. Соответственно,
можно ожидать отрицательных последствий сложившегося положения
не только для эффективности процесса химразоружения, но и для
экологической безопасности страны.
Таким образом, с социально-психологической точки зрения
время, прошедшее после объявления в 1987 г. о прекращении в
СССР производства химоружия, было потрачено малопродуктивно
(впрочем, как и с иных позиций). Сейчас ясно, что вряд ли
химоружие будет уничтожено в России в сроки, установленные
Конвенцией.
Психологически власти России еще не созрела для решения
проблем химического разоружения. И это препятствие — главное».
Л.А.Федоров, из сборника «Россия: риски и опасности
«переходного общества». Москва, изд-во Инстиитута
социологии РАН, 1998 г., с.131-160.